Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 5 - Артём Март
Я нахмурил брови и ничего не ответил.
— Есть одно дело, которое я хочу поставить на поток. Тут, на комбинате. Дело весьма прибыльное.
— Я уже сказал, что не стану с тобой работать, Нойзман.
— Ну-ну, Виктор, не гони коней.
Нойзман достал серебристый портсигар, извлек сигарету, подкурил от зажигалки Зиппо.
— Ты ведь знаешь силу денег. Деньги творят чудеса. Говорят, что они портят людей, но это не так. Они раскрывают их истинную суть. Их настоящих характер. Дают им власть. Я знаю тебя, Летов. Я уже давно слежу за твоей работой. Слышу новости о тебе, в том числе и из кругов тех, кого вы называете… хм… братками. Есть у меня там кое-какие уши. Ты человек, стремящийся к лучшей жизни. К лучшим условиям. Для себя и для своих близких.
Я нахмурил брови. Мне казалось, что я целиком и полностью держу себя в руках. Казалось, что я совершенно спокоен и не подвержен эмоциям. Но речь Нойзмана поколебала во мне это спокойствие. Он буквально говорил мне мои же слова. Слова, которые я не раз говорил тем людям, которых считал близкими. Это не может быть совпадением… Таких совпадений не бывает. Неужели, кто-то из наших сотрудничает с ним? Холодная злоба стала медленно леденеть в душе. Мне стоило немалых усилий, чтобы справиться с ней и прояснить свой ум.
— А я могу дать тебе эту силу. — Нойзман улыбнулся, видимо, заметив изменения в выражении моего лица. — Поделиться. Представь, что ты можешь сделать, если тебе станет доступен такой ресурс? Ты сможешь развить свою Оборону до предприятия сначала районного, а потом и межгородского масштаба. Представляешь? Филиалы твоего детища в Москве, Санкт-Петербурге. В самых крупных городах страны. Деньги, которые превратятся для тебя из цели, за которой ты вечно гонишься, в инструмент, что всегда под рукой. Что ты сможешь сделать тогда? Подумай только, какая жизнь ждет тебя и близких тебе людей в таком случае. А для этого тебе нужно сделать совсем немногое: согласиться на мое предложение.
— Речь идет о какой-то мутной схеме на масложиркомбинате, Нойзман, — я ухмыльнулся. — Не на нефтеперерабатывающем заводе.
— Этот захудалый комбинатишка только первый шаг. Только средство для первоначального накопления капитала. Дальше больше, — Нойзман показал в улыбке неестественно белые, словно бы искусственные зубы.
Я заглянул в глаза американцу. Медленно зашагал к его столу и, к своему удовольствию, увидел, что Нойзман напрягся, когда я приблизился. А когда потянулся к его деньгам, Американец заулыбался.
Я взял стопку зеленых хрустящих купюр со стола, взвесил в руке.
— Это правильное решение, — проговорил Нойзман. — Это лишь малая часть того, что мы с тобой сможем заработать.
— Деньги — это действительно инструмент, — проговорил я, рассматривая лицо американского отца-основателя, смотревшего на меня с купюры. — И с ним нужно обращаться с умом.
— Я уверен, ты это умеешь, — поддакнул Нойзман.
— В том числе, внимательно смотреть, от кого ты эти деньги берешь. Я бросил стопку себе под ноги. — Вот что я думаю о твоих зеленых бумажках, Нойзман. Бывай. Меня ждут дома.
Удивленный Американец расширил глаза, посмотрел на меня с каким-то ужасом и непониманием. «Как ты смеешь так обходиться с моим идолом? — Читалось в его взгляде. — Как смеешь отвергать его?»
Я обернулся и отправился на выход. Прошел мимо изумленной Кристины, смотрящей на меня со смесью неподдельного удивления и даже восхищения во взгляде.
— А ведь обстоятельства могут измениться, Летов, — услышал я голос Нойзмана за спиной. — И тогда ты сам приползешь ко мне с просьбой взять тебя в дело! Но мое предложение уже не будет таким щедрым! Слышишь, Летов! Не будет!
Я не обратил никакого внимания на крик американца и просто закрыл за собой дверь.
* * *
— Какой упрямый русский, — Нойзман устало откинулся на спинку кресла.
— Угу… — Промычала Кристина, не сводя взгляда с двери, за которой только что исчез Летов.
Если сказать, что девушка была под впечатлением, это не сказать ничего. Когда Виктор говорил свои последние слова в лицо Нойзману, когда бросал на пол деньги, Кристина почувствовала странное тепло внизу живота. Это ее изумило. Такой мужественности она давно не видела, и теперь ее будоражило при одной только мысли о Викторе Летове. Это напугало девушку.
— Ну ничего, — голос Нойзмана вырвал ее из собственных мыслей. — Сделаю Летову предложение еще один раз. И тогда он точно не откажется.
* * *
— Марина, ты дома? — Спросил я, когда вошел в квартиру.
Тут было темно. Свет не включили, но уже подходило девять вечера, и девушка должна была вернуться.
— Марина?
Казалось, тут нет ни души. Абсолютная тишина царила во всех комнатах. На фоне нее сначала затерялся даже звук хода часов, стоявших в прихожей. Прислушавшись, я смог его различить.
Что-то было не так. Марина, наученная горьким опытом жизни в семье бандита, никогда не возвращалась домой поздно. Никогда не ходила одна после захода солнца.
Первой моей мыслью было пройти в зал и позвонить Кулыму с домашнего телефона. Однако природная осторожность взяла верх, и я медленно опустился, чтобы тихо снять ботинки.
Щелкнул светом так, будто просто вернулся домой и веду себя совершенно обыденно. Достав из кармана мое единственное оружие — нож выкидуху, я, тихо прижав пружинный клинок, раскрыл его. Спрятав вооруженный кулак за спиной, медленно пошел к залу.
Тень я увидел почти сразу.
— Ты можешь включить свет, — проговорил низковатый, угрожающий голос.
В зале кто-то был. На фоне окон, пропускавших слабый уличный свет вечернего города, я различил силуэт. Мужской силуэт. Но еще был и другой. Женский.
Когда свет люстры разогнал загустевшую в комнате темноту, я увидел Марину. Заплаканная девушка сидела на кресле, которое стояло сейчас прямо посреди комнаты. К ее виску был приставлен глушитель пистолета ПМ. Минаев, застывший за спинкой кресла, держал девушку на мушке.
— Прости, Витя, — заплакала раскрасневшаяся Марина. — Он подкараулил меня в подъезде и…
— Он причинил тебе вред? — Спросил я.
Девушка хотела было ответить, но Минаев ее опередил:
— Нет. Пока что нет.
Я поднял на него тяжелый взгляд.
— Те, кто забираются в мой дом без приглашения, обычно плохо кончают.
— Ты щас не в том положении, чтобы храбриться, — проговорил Минаев. — Рыпаешься, и
