Хамелеон – 2 - Константин Николаевич Буланов
Следовало отметить, что примерно три четверти площади города приходилась на старую застройку, если можно было так выразиться. Такую, где на улицах и двум всадникам разойтись друг с другом было не всегда возможно — столь узкими были сделаны проходы. И, естественно, танкам там ловить было нечего от слова «совсем». Учитывая же любовь местных именно к каменным строениям с весьма толстыми стенами, говорить о возможности разрушения подобных домов стрельбой 76-мм танковых пушек тоже не приходилось. Да и местное население уж точно никто не собирался эвакуировать куда бы то ни было перед началом боя, отчего каждый пущенный в то или иное окно снаряд грозил забрать жизнь не только солдат противника, но и гражданских. Этот фактор тоже приходилось учитывать советским танкистам, когда от шедшей в авангарде пехотной роты прибежал посыльный с запросом снести все крайние дома, откуда по ним велся ружейный огонь. В противном случае командир роты анархистов угрожал вовсе отвести своих людей обратно к Баргасу, чей гарнизон они изначально и составляли. Вот так тут большей частью и воевали — до первого вражеского выстрела.
Не имея четких карт города, а лишь набросанные от руки кроки, Геркан с Семянищевым приняли решение разделить свои силы, чтобы не создавать затор на тех немногих шоссе и дорогах, где могли проползти их Т-24. О! О том, как создавались эти самые кроки, можно было вовсе снимать полнометражный художественный фильм. Правда, было непонятно в каком жанре: комедия, трагедия или может быть драма. А может вовсе драматическая трагикомедия? В общем, продолжавшийся свыше часа мозговой штурм пары десятков хорошо знавших город горячих испанских парней, со стороны более всего походил не на совместную работу соратников, а на выяснение отношений всех со всеми — столь громко и эмоционально проходило это действо. А уж сколько в процессе установления истины было потрясаний кулаками и оружием — не поддавалось подсчету вовсе. В общем, географию Толедо знали они все, но к общему итогу смогли прийти лишь спустя час времени, при этом напрочь разругавшись друг с другом. И вот так тоже тут воевали — не зная в должной мере даже географии собственной земли.
— Disparahacia arriba[4]! — надрывал связки Геркан, стараясь перекричать звуки разразившейся перестрелки и привлечь внимание скрывающейся за корпусом его танка пехоты к нависающему чуть ли не над самой дорогой балкону, откуда время от времени огрызался огнем противник. Он бы не стал подвергать свою жизнь еще большей угрозе и высовываться из танка, рискуя в любой момент словить пулю, если бы именно с этого балкона на шедшую впереди боевую машину не сбросили три бутылки с какой-то горючей гадостью. Головному танку их куцей колонны это пока никак не повредило — он лишь начинал разгораться. Но все двигавшиеся вслед за ним испанцы тут же порскнули в разные стороны, словно пойманные на «горячем» тараканы, мигом рассосавшись по каким-то узеньким закоулкам, будто их тут никогда и не было. — Да чтоб вас всех! — не добившись от боящихся высунуться из-за укрытия испанцев какого-либо действия, он сам принялся поливать вражескую позицию из своего ППД.
Правда, все 25 патронов из коробчатого магазина улетели всего за полторы секунды непрерывной стрельбы, отчего эффект оказался недолговечным и околонулевым — балкон был укреплен мешками с песком или чем-то вроде того. Да и само находящееся в его руках оружие никак не могло долго выносить такой интенсивной стрельбы. Согласно прочитанной когда-то инструкции к ППД образца 1934 года, в автоматическом режиме допускалось отстрелять подряд не более четырех магазинов или же всего 100 патронов, после чего начинался перегрев ствола, и оружие принималось «плеваться» пулями.
— Второй, второй, приём. Коля, слышишь меня? Это первый! Это Геркан! — Наконец, поняв всю бесперспективность своих действий, он вновь нырнул внутрь башни, не забыв задраить люк над своей головой, и вызвал на связь атакованную машину. Выслушав же в ответ с трудом различимое через помехи заверения, что его слышат, Александр продолжил, — Ты горишь! Горишь! Сдай назад! Уйди за меня и туши танк! — Вот что значило иметь в каждом танке по радиостанции! Связь не только на удалении в пару километров, но и вот так, всего на пару десятков метров, но во время боя, когда решения требуется принимать молниеносно — в соответствии со складывающейся ситуацией, была бесценна. А ведь не свяжись он с пораженным танком, тот вполне себе мог быть потерян — больно уж пожароопасными являлись применяемые в них авиационные двигатели. Только во время его службы еще в Союзе он был свидетелем трех самовозгораний моторов Т-24 из-за утечки топлива из магистрали или некорректной работы карбюраторов. Здесь же, при дополнительном внешнем негативном воздействии, риск подобного неприятного исхода лишь многократно увеличивался.
В том числе по этой причине он советовал Сталину посылать в Испанию данные танки — чтобы полностью избавить от них РККА и заработать при этом для страны немало денег на их реализации. Всё равно его приятель — Семён Гинзбург, уже начал работы над своим будущим Т-111, который, как помнил сам военинженер, был на голову лучше их прежнего совместного детища, если бы не проблема с вооружением — тогда под рукой у конструкторов имелась лишь 45-мм танковая пушка, кою и пихали во все танки еще на стадии разработки их проектов. Но да сейчас теплилась надежда получить-таки неплохую 76-мм танковую пушку, поскольку разом несколько КБ оказались озабочены данной темой, а не один только «Кировский завод».
Впрочем, всё это никакого отношения к ныне складывающейся ситуации не имело. А вот что имело — так это невозможность применения бронетехники в городских условиях без должного уровня взаимодействия с пехотой. Которого здесь и сейчас не наблюдалось совершенно — республиканские бойцы, либо уже разбежались по окрестностям, либо жались за танками, опасаясь казать свой нос из-за их брони. И со всем этим именно ему предстояло что-то делать. Одно только радовало в складывающейся ситуации — привыкшие к войне в совершенно иных условиях и успевшие
