Княжич Соколов - Роман Саваровский
Каких-то тринадцать лет назад.
Ровно за год до того, как Михаил Елецкий сел на престол, власть силой попытался отнять род Оболенских. На тот момент самый многочисленный и могущественный род в клане Рюриковичей. Тогда Елецких только-только назвали будущими преемниками и Оболенские были с этим выбором в корне несогласны, силой захватив императорскую резиденцию.
Наказание было суровым.
Все до единого члены рода Оболенских и всех их побочных ветвей в одну ночь потеряли свой дар.
Не смотря на то, что в заговоре были замешаны лишь старшие члены рода, проступок был столь дерзок, что проклятие Рюрика накрыло всех Оболенских и в одночасье превратило некогда могучий род клана Рюриковичей в обычных простолюдинов.
Сохранив лишь свой искалеченный отсутствием дара источник эфира, Оболенские утратили все свое влияние, земли и статус.
Всех совершеннолетних Оболенских казнили на самом резонансном судебном заседании в истории, оставив в живых только детей, которых расселили по приютам без фамилии, рода и племени.
Говорят, имперские службы до сих пор пристально следят за их судьбой, готовые покарать за любые намеки на безосновательные попытки отомстить.
И пусть проклятие Рюрика распространяется только на его потомков, для остальных существовал схожий феномен, носивший название «Проклятие предков».
Основы взращивания и освоения родового дара везде были едины. Как были едины и проступки, за которые можно было получить наказание в виде ослабления родового дара аристократа или вовсе его лишения.
К таковым проступкам после кропотливого изучения общемировой практики вынесли четыре, из которых вытекло четыре же строгих правила, которых в той или иной мере старался придерживаться каждый аристократ на планете.
Первое правило. Заботиться о благополучии рода и никогда не действовать ему во вред.
Второе правил. Уважать предков, так как они присматривают за тобой и являются источником силы дара.
Третье правило. Сохранять личную честь. Бесчестный человек = неодаренный человек.
Четвертое правило. Чтить родовые традиции.
Доподлинно неизвестно все ли из четырех табуированных в магическом мире правил влияют на дар с одинаковой силой, но то, что определенное влияние имеет каждое из них, доказанный местной наукой факт.
— Ты чудовище!!! — наконец подобрала слова обескураженная Анна Зверева, сумев в полной мере осмыслить масштаб заявленной силы моего дара.
Моя телохранительница как никто другой знала как я жил последние пять лет. Поэтому мое заявление о том, что каждое из событий, сводивших ее с ума своей безрассудностью, не имело никакого реального риска для моей жизни, звучало для Зверевой просто диким. Выходящим за рамки ее понимания.
— Или безумец, поставивший на кон свой дар, — недоверчиво добавила она, — ты ведь понимаешь, что потеря дара равняется потере статуса аристократа? Тебя выгонят из семьи, а потом убьют чтобы не пятнал честь рода. И плевать как сильно тебя любят, это политика и вопрос сохранения всего рода.
— Я не особо разбираюсь, но за ложь, прикрытую клятвой дворянина полностью дар потерять невозможно, — со знающим видом подметил я, — прецедентов не было.
— Твоя ложь не просто прикрыта клятвой дворянина, она о твоем собственном даре! — обвинительно выкрикнула Зверева и начала загибать пальцы, — Намеренный вред роду своим ослаблением, оскорбление предков дар взращивавших, бесчестье нарушением слова дворянина и традиций лгать в лицо гвардейцам императора я в роду Соколовых не припомню!!! Все вместе это тянет на нарушение всех табу разом!!!
— Возможно, хоть и притянуто за уши, — не стал спорить я с заявленным списком, — если бы я действительно соврал.
— Конечно соврал! Твой... твое... «Око»... не может видеть будущее, а без этого о каких вероятностях ты можешь говорить?!
— Может моделировать, — поправил я, — при достаточном количестве имеющейся информации с точностью до мельчайшего события.
— Тогда бы ты был неуязвим! — возразила Зверева.
— Об этом и речь, — начав уставать от разговора вздохнул я, — представляешь, насколько бесполезны были твои потуги последних пяти лет.
— Ты чудовище!!! — вновь начала распаляться Зверева готовая разорвать меня голыми руками.
— Повторяешься, — осуждающе покачал я головой, — но что более важно, — добавил я и резко подошел к часто дышащей от ярости Зверевой вплотную, — сейчас ты мне нужна.
— З-зачем? — сохраняя достоинство во взгляде оскалилась Зверева, отчаянно борясь с желанием вонзиться огненными руками мне в шею, — ты ведь неуязвим.
— Не всегда и не полностью, — честно сказал я, — в Праге, например, всего на восемьдесят восемь процентов.
— Этого мало? — издевательски наклонила голову Зверева и качнулась вперед, уперевшись в меня грудью.
— С тобой за спиной будут все сто, — невозмутимо добавил я.
— Врешь, — фыркнула Зверева не отводя взгляда.
— Честно, — искренним голосом сказал я, — так ты прикроешь мне спину?
От неожиданного предложения девушка отстранилась на шаг и хмыкнув отвела взгляд, но я успел заметить, как ее выражение лица сменилось из гневного в задумчивое.
— Заманчиво, Соколов, но Сергей Леонтьевич не давал тебе разрешения на поездку.
— И прямого запрета я от него не услышал, — резонно заметил я и вспомнил концовку их разговора, — Что отец попросил тебя передать?
— Правду, — вновь цепко поймав мой взгляд сухо ответила Зверева.
— Какую?
— Что император Михаил Елецкий не изгонял род Соколовых из столицы восемь лет назад, — серьезным тоном проговорила Зверева, — он вас спас.