Маневры - Азк
— Третьяк! Миша, ты меня слышишь? — Негромко позвал капитана.
— Тут я. — Он начал поднимать голову из-за укрытия.
— Замри! Он сейчас сюда смотрит!
— Кто? — Протупил красный командир.
— Да немец, епта! Разглядывает нас и своих комрадов через бинокль.
— А ты откуда знаешь?
— Забыл? У меня свой бинокль имеется.
— Что предлагаешь?
— Идем лесом в обход. Ты по своей стороне дороги, я по своей. Но! Берем только тех бойцов, кто может скрытно, я повторяю, СКРЫТНО покинуть свои укрытия. Иначе спугнем. Понятно?
— Да.
— Тогда действуем. И не копайся, а то откатят на руках свои мотоциклы метров на двести и ищи их потом, как ветра в поле.
Мне удалось набрать полтора десятка человек, думаю у Третьяка приблизительно столько же.
— Значит так бойцы, идем тихо, что бы даже белки ничего не поняли. Все что стучит, гремит и дзинькает оставить тут. Даю на это тридцать секунд. Время пошло!
— Попрыгали!!! За мной...
Немцев увидели неожиданно. Они вовсю толкали свои байки, особо не смотря по сторонам. «Успели, это плюс. Они при пулеметах это минус!»
Из леса, где сидели наши пулеметчики, вдруг вывернула толпа красноармейцев, впереди которых весело покрикивая, легко бежал капитан Третьяк, за ним виднелся командир стрелкового взвода с наганом в руке и вперемежку противотанкисты с короткими карабинами и стрелки с ихними длинными винтовками. Теперь можно было драться.
— Внимание всем! Бить в первую очередь пулеметчиков, всем ясно? — В ответ бойцы только энергично закивали.
Моя группа успела сделать только пару нестройных залпов, прежде чем группа Третьяка смешалась с немцами и началась рукопашка.
— Урааа, — кто-то из моих реванул дурным голосом.
Я выскочил из укрытия, махнул карабином и, не дожидаясь остальных рванул навстречу немцам.
Бежавший впереди меня красноармеец отвел приклад своей винтовки назад и тут же сделал длинный укол штыком, вложив в него всю свою выучку и сноровку, но немец ловко отбил его укол и теперь сам заносил автомат для удара, что меня совершенно не обескураживало. Сделав быстрый шаг правой ногой и, одновременно вынося правую руку по кругу, я нанес по дуге страшный удар прикладом по голове противника. Если бы на голове у него не было каски, его башка бы лопнула от удара, а так голова лишь дернулась и он рухнул на дорогу. Дальше все слилось в сплошную пелену ударов, прыжков увертываний. Кругом царил хаос рукопашной схватки, крики, вопли, жуткие звуки раздробляемых костей, хрипы сломанных гортаней, одиночные выстрелы. Боковым зрением уловил момент, когда трое бойцов кучей набросились на одного немца. Он упал, с навалившимися на него красноармейцами, а через несколько секунд эта куча солдат вспучилась взрывом гранаты. Слышались одиночные выстрелы и предсмертные крики умирающих людей.…
Рукопашная закончилась сразу вся и буквально одним мгновением. Это я заметил еще «за речкой», поучаствовав в паре схваток. Вокруг, еще метались с дикими глазами красноармейцы и сержанты с командирами ища себе противников, но также как и я начали понимать, что все! ПОБЕДА!!! Живых немцев больше нет!
В отличии от меня, они были все до единого растеряны, застыв на том месте, где их настигло понимание, что все… Рядом со мной стоял кто-то из командиров, хрипя как запаленная лошадь и держа наготове свой ТТ.
— Эй братишка! Все уже, все. Война закончилась...
На мой голос он повернулся как волк, всем телом с оружием заодно. Мое счастье, что пистолет стоял на затворной задержке и мне ничего не грозило. Почувствовал как сильно засаднило в боку, где, когда и от кого я получил этот сильный удар — хоть бейся головой об стенку, не вспомню. Также и с карабином — где и когда его пролюбил?
И тут меня накрыло дикой, животной радостью, что остался жив, что на это раз косая прошла мимо. Но посмотрев вокруг себя — стало грустно. Хоть немцев было на вскидку раза в два больше, даже эти потери были для наших скромных сил существенными.
Заработал слух, как будто кто-то включил радиоточку. Начали доноситься стоны и крики раненных. Но меня привлек комбат противотанкистов, с лицом белее мела он сидел на заднице прямо в пыли и с лицом, на котором отображалась боль и страдание, он держался обеими руками за грудь. Кто-то из его подчиненных, озабоченно суетился рядом с ним.
— Как?
— Живой… — Произнеся это он сморщился и еще сильнее прижал ладони к своей груди и только глазами указал на валяющегося неподвижно, рядом с ним мощного немца. — Под самый конец уже, зазевался, и получил автоматом в грудь… А кто его завалил — не знаю…
— Да я не об этом. Как ты здесь оказался? Какой приказ был? Кто у пушек станет? Быстро доклад о потерях в твоем подразделении!!!
— Да. — И его подчиненный кабанчиком метнулся считать своих сослуживцев, которые уже не могли стать в строй.
Откуда-то сбоку вынырнул капитан Миша с немецкой фляжкой в руке. Увидев его, меня окончательно отпустило, и я громко рассмеялся и было отчего. Правое ухо, видимо от сильного удара, у него так опухло, что стало как переваренный вареник, смешно и нелепо выделяясь на голове, а под противоположным глазом наливался хорошей желтизной приличный фингал.
— Мишаня, ну и видок у тебя, уссышся со смеху… — Капитан беззлобно и жизнерадостно рассмеялся и протянул мне фляжку: — Глотни, товарищ капитан, бойцы там, в мотоциклах пошарились чуток…
Взяв, трясущейся от избытка адреналина в организме, рукой предложенную фляжку, попытался сделать глоток, но не смог… Только помощь Третьяка позволила сделать пару больших и жадных глотков.
— У-ф-ф… — утерев рукавом капли и продыхнувшись от очень неплохого коньяка, попросил: — Иди, вон комбату дай, ему сейчас не помешает…
Так и продолжавший сидеть в пыли, комбат слушал доклад красноармейца, которого послал справится о потерях. Приняв не слабо на грудь из трофейной фляжки, огорчил меня до невозможности: — Убит один, наводчик третьего орудия. Ранено пять человек, в том числе командир расчета, всех раненых надо в госпиталь.
— Е… твою мать! Считай половина батареи небоеспособна!!! Ты капитан хуже немцев смог насрать…
— Решим… Сам за наводчика стану…
