Светлейший князь 2 - Михаил Шерр
Ольчей кивнул.
–– Граница пойдет от русского пограничного знака по Енисею, затем по Эжиму, по вершинам Уюкского хребта, затем по речке Сесерлиг и по Бий-Хему. А там по речке Ожу.
–– Понятно. Но надо до реки Хут, кочевья маадов до её берегов.
–– Хорошо. Теперь давай решать, как жить, –– этот вопрос мне лично был слабо понятным. Я совершенно не хотел оставлять своих новых «подданных» вариться в собственном соку.
–– Давай так решим для начала. С пушным налогом твоему амбыну тебе все понятно? –– Ольчей кивнул. –– Нам от вас никакие меха не нужны. Сейчас вообще ничего не надо. Когда будет надо, договоримся. Правишь по справедливости, своих людей не обижаешь. Жизни без нашего решения ни кого не лишаешь. Кочевья распределяешь по справедливости. Если кто хочет жить у нас, не препятствуешь. И если наши люди будут приходить на ваши земли, не мешаешь. Но мы наглеть не будем.
Бедный Ванча даже вспотел, пока всё перевел Ольчею. Тот слушал очень внимательно и кивал соглашаясь. Я же почувствовал легкое головокружение, надо же мне пришлось решать как будет устроена жизнь нескольких тысяч людей.
–– Согласен, князь, а что делать с теми пленными? Ты будешь судить или отдадим маадам? Нам они ничего не сделали.
–– Их кочевья где? Сможешь показать?
–– Они сказали напротив Ча-Хола, –– Ольчей несмело показал место на карте.
–– Тогда получается тебе судить, это теперь твои владения.
–– Но амбын-нойон еще не отдал эти земли, –– засомневался Ольчей.
–– Ты знаешь, мне что-то подумалось, что зря мы их боимся. Сразу большое войско они не наберут, а пока наберут, мы наделаем ружей да пушек, наберем твоих людей да маадов и побьем и их.
Сказал я все это, что бы вселить уверенность в Ольчея. Сам же в этом сильно сомневался.
–– А маадов спроси, если кто не желает жить в новом хошуне скатертью дорога, пусть уходят.
Ты, надеюсь, не собираешься их притеснять? –– Ольчей заулыбался и отрицательно затряс головой, язык жестов и движений поневоле освоишь. –– Вот еще что забыл. Воины мне твои не нужны, но, –– я сделал паузу, ожидая перевода Ванчи, –– если кто пойдет на нас войной, защищаться вместе, как сегодня. И не препятствовать тем воинам, кто захочет пойти на службу в нашу армию.
Так, вроде бы все сказал. А теперь самое неприятное.
–– И так, что ты решил с теми пленными? –– Ольчей загадочно заулыбался, интересно что сейчас выдаст.
–– Я их отпущу, если согласятся служить мне. Но если я хотя бы раз засомневаюсь с их преданности, я их казню, –– Ольчей говорил медленно, чеканя каждое слово и я почти все понимал. –– Если они не захотят мне служить, я их отдам маадам.
– Твое дело. Хотя стой, –– как я мог упустить такое, –– эти люди с кочевий напротив Чоа-Хола? –– Ольчей в недоумении утвердительно кивнул. –– На этой реке и вокруг есть руда, которая мне нужна. С неё получают железо. Мне нужна эта руда, а еще лучше уже крицы. Ванча, объясни Ольчею, что такое крица.
Ванча знал, что такое крица и сумел объяснить это нашему зайсану.
–– Так вот, если они сумеют наладить нам доставку криц или породы, я им все прощу. Будет у нас много железа, мы наделаем оружия и отобьемся от любого врага, ––отобьемся я за несколько минут сказал дважды, но теперь я говорил уже серьезно.
Ольчей надеюсь понял, что нам надо. Как же я мог это забыть, только что толковал с Лонгином.
–– А с сегодняшними пленными что, князь, будем делать? –– после паузы спросил Ольчей.
–– Пусть уходят, с голыми руками, без обоза и лошадей. Раненых и убитых пусть несут на себе. И пусть знают, если кто еще раз попадет в наши руки, то будет казнен. Им всем обьявить, где наша граница, –– я говорил и сам удивлялся своей жестокости. –– Надо бы побыстрее их отсюда сплавить и как-то решить с охраной здешних наших рубежей.
–– Как только эти уйдут, я поеду по кочевьям маадов, договариваться и устанавливать мир. Два десятка моих воинов останутся тут присматривать.
Следующим вечером берега Уюка опустели. Лонгин ранним утром оправился к амбын-нойону. Визит к зайсана Эринчину был на самом деле абсолютно не нужен, но надо было схватить виновника торжества. Туда-обратно Лонгин рассчитывал управиться за неделю, может дней за десять.
На нашей предполагаемой границе Ольчей оставил два десятка своих воинов и поехал по кочевьям своего предполагаемого хошуна.
Я естественно задерживаться не стал и мы быстренько направились в себе в долину. Летели домой мы как птицы и через два дня были в Усинске.
После триумфального возвращения домой мы с Ерофеем попали в плен. Наши жены организовали заговор, их поддержал тесть и не только, а весь наш народ. Караульную службу наши мобилизованные мужики несли образцово, ни каких опасностей не предвиделось. И всем гвардейцам и их верховному руководителю, то есть мне, было решено предоставить отпуск. Спорить и возражать было совершенно бесполезно.
Я на самом деле был совершенно не против, только попросил Леонтия еще раз проверить Гагуль и при возможности дать отпуск и Панкрату и его тувинцами. Панкрат к жене и сыну примчался на следующий день, а на Гагульскую заставу тесть просто отправил подкрепление.
Сержанты Леонов и Пуля со своими десятками задерживаться в Усинске не стали, их семьи были в Усть-Усе и Мирской станице.
Я лично отдыхал целых два дня. Это были просто дни блаженства и счастья. На третий день мы окрестили своих сыновей, я стал крестным сыновьям и Ерофея и Панкрата, Ерофей крестил моего сына. Нашей кумой стала Анна Петровна, а кумой Пантелеевых Агриппина. А Панкрат в крестные сыну позвал матушку Ольгу, жену отца Никодима. Агриппа и Лукерья по этому поводу закатили пир на весь мир.
Утром четвертого июня мой отпуск закончился, на взмыленных лошадях прискакали двое заводских. Сержант Леонов прислал известие, на Усть-Ус готовятся напасть какие-то люди, приплывшие на плотах и лодках сверху по Енисею.
Через час я выступил со своими камердинерами и тремя тувинцами, Митрофан за последний месяц очень преуспел в изучении тувинского языка и стал фактически их непосредственным начальником. Ерофей с двумя гвардейскими десятками должен был выступить следом. Но на заводе
