Распутин-1917 - Сергей Александрович Васильев
— Традиции — это хорошо, — согласился Распутин, — но они — не вещь в себе и служат конкретной цели, а если таковая отсутствует, превращаются в окаменелый музейный экспонат. А люди не хотят жить в музее… Никто не против стабильности и спокойствия, но иногда, чтобы просто оставаться на месте, необходимо бежать изо всех сил…(***)
— Куда? Зачем?
— Да хотя бы за тем безжалостным техническим прогрессом, который оставляет России только два варианта существования — построить школы, университеты, заводы, фабрики, дать образование и переселить в города неграмотных крестьян, или стать сырьевой колонией, кормом для Запада, превратившись в рыхлую агломерацию враждующих миньонов. Массовые волнения и революционный хаос — идеальная среда для реализации второго варианта..
— Никаких волнений, никакого хаоса не будет, — взволнованно парировал Николай II, — Протопопов клянётся… Мне обещают…
— Врут, — нахально перебил царя Распутин, — одни — из желания сделать приятное, другие — из-за личного участия в дворцовом заговоре…
— В каком заговоре? — вскинул брови Николай II.
— В настоящее время таковых четыре. Могу предоставить подробное описание каждого, вместе с причинами возникновения и последствиями, на которые рассчитывают заговорщики.
Николай II опустил голову, зашел за стол, рухнул в кресло, бросив руки на столешницу и нервно перебирая пальцами.
— Передайте всё, что у вас есть, Протопопову… Какой смысл вникать в соображения карбонариев? Зачем выяснять все эти причины радикализации общества, как вы выразились…
— Чтобы понять, кто для кого существует — Отечество для царя или царь для Отечества. Кем и ради кого допускается жертвовать, чтобы жертва была оправдана?
— Разве нет возможности обойтись без жертв и мучительного выбора, связанного с ними?
— Есть, но для этого надо уничтожить стену, отделяющую вас от народа, и снова приобрести его доверие, затравленное, расстрелянное и задавленное на Ходынке, в Кровавое воскресенье, на Ленских приисках, в окопах Мировой войны…
Император выпрямился во весь рост и, жёстко глядя на Распутина, спросил:
— Вы мне говорите, что я должен заслужить доверие моего народа. Не следует ли скорее народу заслужить моё доверие?..(****)
— Можно ничего этого не делать, если вас не интересует результат, — поклонился Григорий.
* * *Аудиенция была прервана. Шагая по длинным коридорам Зимнего, Григорий сдёрнул ставший ненавистным парик и содрал накладную бороду, небрежно скомкал и засунул в карман. Выйдя на Дворцовую площадь, подхватил горсть снега и с наслаждением протёр лицо, чувствуя, как жёсткая снежная крупа превращается во влажный компресс и почти сразу же — в ледяную корку. Сделав несколько шагов по брусчатке, он обернулся назад, скользнув глазами по безжизненным окнам. В одном из них, прислонившись лбом к стеклу, стоял маленький, тщедушный человечек. Неведомая высшая сила затащила его на трон самой большой и самой холодной в мире империи, наделила исключительными полномочиями в эпоху, названную впоследствии временем упущенных возможностей. Он мог стать Великим Реформатором и Великим Строителем, но у него хватало сил и мужества лишь плыть по течению, молиться да уповать на волю божью. Время, доверие, способность на что-то влиять — всё закончилось. Воля божья обычно прислушивается к чаяниям людей, но выполняет их совсем не так, как мы ожидаем. Страстное желание последнего императора России, чтобы все оставили его в покое, осуществится самым трагическим образом. “Бойтесь своих желаний, они могут исполниться!”….
* * *В арке стояли, переминаясь с ноги на ногу, два человека, фигура одного из них была Распутину хорошо знакома. Он сначала не поверил своим глазам, остановился, присматриваясь. Окончательно узнав, ускорил шаг, бормоча под нос ругательства.
— Вы здорово рискуете, появившись здесь, — сказал Григорий по-французски, — приблизившись к Николаи.
— Надеюсь, это того стоит, и мой риск будет оправдан, — улыбнулся в ответ разведчик. — Никогда не думал, что буду рад вас видеть. Можете не сомневаться, я действительно очень рад. Хочется верить, что это взаимно.
— Даже не надейтесь, — буркнул Распутин, оглядываясь по сторонам и прикидывая, не оставил ли генерал Батюшин кого-нибудь из своих людей, знающих Николаи в лицо. — Предлагаю оперативно сменить место проведения переговоров. Мы тут с вами торчим у всех на виду, как три тополя на Плющихе…
— Что, простите?
— Неважно… Знаете, где лучше всего прятать деревья? В лесу! А людей, соответственно — в толпе. Засим приглашаю вас на февральскую демонстрацию трудящихся. В своей одежде сойдёте за инженера или преподавателя.
Не давая Николаи опомниться, Распутин вытащил его за руку на Невский проспект и запихал в самый центр процессии под красными флагами. Только здесь, еще раз оглянувшись по сторонам и не найдя ничего подозрительного, Распутин спокойно вздохнул, приноровился к скорости движения демонстрантов и зло зыркнул на германского разведчика.
— Ну, и какого черта вы делаете здесь, если более прежнего нужны сейчас в Берлине?
— Кому нужен? — сузил глаза полковник.
— Прежде всего — Германии, — жестко отреагировал Григорий, — все наши усилия в Петрограде будут половинчаты без вашей поддержки.
— Именно за этим я и приехал, — ответил Николаи, озираясь на красные флаги и транспаранты вокруг себя. — Проанализировав расклад сил в окружении моего императора, я понял, что без нейтрализации Варбурга мне не удастся справиться с диктатом Людендорфа и Гинденбурга. Эта троица очень плотно его опекает, заливая в уши елей про последнее усилие, после чего вражеский фронт рухнет. Но если генералы в основном сидят в ставке и видят монарха эпизодически, Варбург находится при нем неотлучно…
— У вас есть план, мистер Фикс? — перебил полковника Распутин.
— Вы это мне? — вскинул брови разведчик.
— Вам, Вальтер, вам. Как вы хотите решить эту проблему, находясь в Петрограде?
— У меня был план, Георг, но, познакомившись с новостями из Америки, я понял, что он явно уступает вашему и по размаху замысла, и по оригинальности исполнения.
— Я просто обязан спросить, а с чего вы решили, что это мой план?
— А я просто обязан ответить что-то невнятное про интуицию и дедукцию. Но лучше многозначительно промолчу…
— Вы мне еще предложите Рейхстаг штурмом брать…
— Разве это не мечта каждого русского?
— Даже не представляете, Вальтер, какой ответ крутится у меня на языке, но я его опущу, ибо в данный момент мы будем решать совсем другую проблему…
Увлеченные диалогом, Николаи с Распутиным и Дитрихом оказались на крошечном пятачке мостовой, окруженные плотным кольцом рабочих, лица которых не предвещали ничего хорошего.
— Не по-нашему балакают, — прошепелявил стоящий напротив здоровяк в треухе.
— Шпики, небось, — выдал с ходу резолюцию разбитной малый в картузе,
