Андрей Величко - Гатчинский коршун
Как я уже упоминал, наш «Тузик» был модернизирован путем замены двухтактного мотора на трехцилиндровую четырехтактную звезду и теперь занимал у нас примерно ту же нишу, что и По-2 в СССР – маленький универсальный самолетик на каждый день. В числе прочего имелась разновидность с закрытой кабиной, которую я и собирался показать.
Как выяснилось, моему гостю уже доводилось летать на самолете – американском аналоге нашего «Святогора». Ну что же, подумал я, тем разительнее будет контраст, и пригласил автомобильного гения Америки в кабину. Дождался, пока тот закроет дверь, качнул рычаг подсоса, нажал кнопку электростартера… Как офигел Форд, это надо было видеть.
Взлетев после короткого разбега, самолетик начал бодро набирать высоту. Я полетел на юг, там у меня был приготовлен небольшой сюрприз.
В закрытом салоне вполне можно было разговаривать, и я, полуобернувшись к пассажиру, поинтересовался:
– Ну, как оно вам? Себе такое приобрести не хотите?
– Сколько он стоит?
– Тысячу двести долларов.
– Что!? Или это цена специально для меня?
– Почему, для всех…А чего это вы малость охрипли, не простудились ли, может, печку включить?
– В горле пересохло, – признался Форд.
Это как раз было понятно, меню обеда и составлялось для достижения примерно такого результата.
– Да, и мне что-то пить захотелось, наверное, после селедки, – поддержал его я. – Может, кваску отведаем? Что там у нас внизу…
На самом деле я точно знал, что внизу московское шоссе и через километр будет трактир, владелец которого был уже предупрежден о грядущем визите, агенты сообщили мне точные ориентиры посадочного участка и озаботились безопасностью спектакля.
– Ага, – продолжил тем временем я, – вот это очень похоже на трактир! Может, сядем, кваску выпьем? Как, вы еще кваса не пробовали? Тогда точно надо сесть.
Я довольно резко свалил машину на крыло, и через минуту, пробежав по земле метров пятьдесят, она уже стояла перед трактиром. Я вылез и подождал, пока Форд последует моему примеру. Его слегка качало, но держался он хорошо.
Владелец заведения был уже предупрежден, что выпрыгивать из шкуры в приступе подобострастия не нужно, и спокойно осведомился, чего желают господа. Правда, полную достоверность картины малость портили до предела выпученные глаза трактирщика и легкое заикание речи, но в остальном он успешно делал вид, что мимоходом залетевший выпить кваску канцлер для его заведения обычное дело. Типа и не такие прилетали. Зал был почти пустой, только в углу пара из шестого отдела изображала из себя случайных посетителей. Выпив квасу, мы взлетели и легли на обратный курс.
– Ваш самолет может пользоваться огромным спросом в Соединенных штатах, – заявил мне Форд еще по дороге с аэродрома. – Это фантастика, практически он может взлетать с любого двора и в нем же приземляться… А каков ресурс его мотора?
– Пятьсот часов.
Цифра была убойной, ибо американские авиационные двухтактники имели максимум пятьдесят. Когда же Форд узнал, что дальность полета «небесного автомобиля» составляет пятьсот километров, он был добит, как ему казалось, окончательно. Но я невинным тоном продолжил, что мы летали на люксовой модели, а простейшая, без электростартера, печки и с открытой кабиной, стоит всего восемьсот пятьдесят. Так дорого – это потому, что они пока выпускаются малой серией, по две штуки в день. Но через пару месяцев заработает малый конвейер на Московском авиазаводе, где их смогут штамповать в двадцать раз больше и как минимум в полтора раза дешевле.
– Если бы вы хотели просто торговать этими машинами, – поделился своими мыслями Форд, – так вы бы уже торговали, я вам для этого не нужен. А раз я здесь, то, скорее всего, вы хотите организовать совместное с «Форд мотор компании» производство в Соединенных штатах… Я согласен.
– С чем?
– С вашими предложениями, которые вы наверняка сейчас собираетесь сделать. Перед визитом к вам я внимательно изучил схемы вашего сотрудничества с господином Цеппелином, и меня такое вполне устраивает.
Эх, подумал я, правильно говорили, что Форд не акула капитализма, а просто талантливый инженер и организатор. Ведь с Цеппелином все было несколько не так! В момент нашего с ним знакомства граф был почти разорен, а фордовские заводы сейчас вполне успешны. Но, как говорится, желание клиента для нас закон, так что как он хочет, так и сделаем. А вообще с ним приятно иметь дело, схватывает все буквально на лету – только успели приземлиться, а он уже сам предлагает мне сотрудничество..
Теперь предстояло учинить развод клиента на бабло. Не надо гнусно ухмыляться, в этом мире данное понятие означает вовсе не то, что вы подумали! А всего лишь вход клиента в бабловую зону.
Представьте себе, что вы изобрели, например, новую мышелову и хотите развернуть ее серийное производство, а денег на это у вас нет. До недавнего времени перед вами было два пути: взять кредит в банке или основать акционерное общество. Второй путь при отсутствии у вас начального капитала приведет к тому, что через весьма короткое время вы в свом предприятии будете хорошо если главным инженером. Первый в принципе может и привести к успеху, но надо быть готовым к тому, что крови из вас тот банк попьет так, что мало не покажется – от души, с причмокиванием и выделением кишечных газов. А если ваша мышеловка покажется ему перспективной, так он оставит в ране катетер в виде принудительно подсунутого члена совета директоров.
Но все будет несколько не так, если вы войдете в бабловую зону. Правда, кого попало туда не пускают, вам сначала придется убедить его контрольный совет в том, что предлагаемая мышеловка очень нужна странам-участницам. Итак, они убедились, и вам выделяется бабловый кредит. Процент по нему невелик, фиксирован и зависит от степени важности финансируемого проекта – для особо важных он просто равен нулю. На эти деньги вы можете покупать продукцию входящих в зону предприятий. А в качестве ответной меры вы будете обязаны продавать часть будущих мышеловок за то же бабло…
И дело для меня было вовсе не в прибылях от продажи самолетов в Америке. Я собирался устроить на тамошних заводах обучение наших рабочих, как это уже делалось на некоторых предприятиях Цеппелина и Круппа. Ну и ввести там широко используемую нами фордовскую практику, при которой рабочие являются акционерами своего предприятия.
Потому что хорошие отношения между Россией и Германией были только немного облегчены тем, что Вилли подружился со мной и увлекся Танечкой. Базировались же они на постоянно растущем числе мелких акционеров совместных предприятий. И теперь, если какая-нибудь газетенка, например, начинала что-то вякать против русско-германской дружбы, достаточно было подчеркнуть наиболее выразительные места, приписать пару комментариев и отнести это на соответствующий завод. Все дальнейшее рабочие делали сами – что у нас, что в Германии.
Поэтому Форд мог потребовать у меня и заметно более выгодных условий. Но, как я уже говорил, акулой капитализма он не был. Впрочем, подумал я, это, наверное, и хорошо – не в шкурном смысле, а именно в долговременном плане.
Уже поздним вечером мы вскользь затронули и тему профсоюзов.
– Зря вы терпите на своих заводах эти ненужные наросты, – сказал мне Форд.
– Ну почему же? Всегда возможны трения рабочих с администрацией, так пусть они происходят по заранее созданному регламенту. Зачем мне еще куча управленцев, с функциями которых рабочие справляются не хуже и на энтузиазме? Тут, наверное, дело в том, что при ваших реалиях руководство любого профсоюза будет мгновенно куплено и начнет под видом интересов рабочих отстаивать нечто совсем другое… У нас в России несколько иные условия.
Вообще-то эти условия отличались от штатовских наличием ДОМ-а, шестого и седьмого отделов. Любой желающий купить или как-то иначе повлиять на руководство георгиевских профсоюзов неизбежно натыкался на представителей этих структур. И потом он становился либо горячим, до конца жизни, сторонником свободы профсоюзов по георгиевскому образцу, либо тихо и бесследно исчезал. Впрочем, внедрять такую систему на американских предприятиях было несколько преждевременно…
Глава 39
Я слушал кайзера, и меня помимо воли одолевали воспоминания ранней юности. Вы представляете себе, как организовывают день рождения ребенка в еврейских семьях? В общем случае я тоже не очень, потому как могу судить только на примере одной семьи – а именно моего соседа по коммуналке Бори Фишмана.
Боре, кажется, стукнуло семь лет. Были приглашены важные тети с маминой работы (а она трудилась замом главбуха "Красного октября") и не менее важные дяди с папиной. Где трудился его папа, Боря мне тогда не говорил, и я был искренне убежден, что тот либо космонавт, либо разведчик – а иначе почему нельзя говорить про его работу, да и где его носит по два-три месяца каждый год. Правда, со временем выяснилось, что Боря просто не мог запомнить название папиного института – я, например, это и гораздо позже не смог. Гипро нии что-то там фармахим… Но вернемся к тому дню рождения.
