Олег Измеров - Задание Империи
Хорошо всяким героям альтернативной истории, думал он. Приперся в прошлое, и ну заливать неграмотным предкам про автомат Калашникова. А вдруг здесь нужен не такой? Во второй реальности победил коробовский, у него и автоматика-то совсем по другому… А этим что надо? Это же от тактики зависит, от того, как оружие применять будут. То-есть, надо знать, какой будет война. И кто здесь точно предскажет, как она пойдет? Что успело измениться с того момента, как он, Виктор, ступил на пыльную сельскую площадь? Как поведет себя Гитлер? Если он нападет позже или раньше? Если вместо России сперва захватит Ближний Восток, а оттуда уже — на нас, с юга, чтобы перерезать страну пополам? И что тогда потребуется? И вообще, отчего это зависит? Вот наделают перед войной супер-пупер навороченные девайсы, а в войну бах — начальный период, армия бежит, стволы кидают, новые части будут делить одну старую винтовку на отделение. Может так быть? Может! То-есть, лучший автомат — понятие растяжимое…
Из угловатой трубы уличного репродуктора граммофонным тембром доносилось вибрато Цары Леандер, та самая песня, что Виктор слушал в спортивном "Мерседесе" Альтеншлоссера, и это вызывало неприятные воспоминания. Ступин как-то нервно перекуривал на крыльце казармы бронепоездной базы; увидев Виктора, он достаточно естественно заулыбался.
— Доброе утро! Правда, душноватое, но к ночи обещали грозу. С Еленой Васильевной уже вчера встретились? Она действительно наш человек, из Москвы. Не замучила вас вчера?
— Ничуть. Прекрасно провели время.
— Я посоветовал куда-нибудь вместе сходить и отвлечься. Она ведь на службе недавно, из ученых, Торопится познать мир, а нетерпение в нашей работе…
— Ничего, все нормально. Это правда, что если со мной что-то случится, многих расстреляют?
— Ну, мадам несколько утрирует, — хмыкнул штабс-капитан, — хотя вы ведь наверное представляете меру ответственности в таких случаях? Только не надо думать, что у нас все держится на запугивании. Вот какой, например, смысл вас держать в страхе? Огромная часть людей работает лучше и добросовестнее, сознавая благородную цель своей работы, всеобщего уважения к ней. Очень многие готовы удвоить и утроить усилия, чтобы самоутвердиться, добиться первенства. Особенно молодежь. Когда-нибудь одни назовут наши годы годами страха, другие — годами свободы, счастья, раскрытия талантов. Вы кого-нибудь боитесь? Спите вы, как мы заметили, хорошо, безмятежно…
— Ну, наверное, не разобрал, еще кого тут бояться, — попробовал отшутиться Виктор, — вот, смотрю охрану усилили — наверное, какая-то угроза терроризма… троцкистов?
— Подстраховка. Вчера ночью на путях возле Литейной был обнаружен Энди Купер без признаков жизни. Убили и положили на рельсы, имитировать несчастный случай. По счастью машинист товарного паровоза раздолбай, как раз в этом месте снизил скорость для нагона пара, вот и успел заметить. Теперь ему вместо нагоняя благодарность за помощь органам.
— Думаете, его…
— Ну, не цыгане же из имения. Местный активный преступный мир теперь промышляет в основном тихим воровством и мошенничеством и работает в основном в Брянске, там есть и что плохо лежит, и у кого. А вот у "Хуммеля" взять вас — это уже вопрос чести, он за это любого убьет или сам с жизнью покончит. Ну, давайте пойдем, продолжим наши откровения свыше, — и с этими словами штабс-капитан выкинул сигаретку в урну.
Идя по коридору, Виктор вдруг натолкнулся на человека, резко отличавшегося от остальной публики. На базе гражданских почти не встречалось, да и те были народ коренастый, с короткой стрижкой, то ли отставники, то ли запасники. Человек же тот показался Виктору уже за пятьдесят, хиловатый, безо всякой выправки, голову его по-эйнштейновски окаймляли длинные, темные, чуть вьющиеся волосы c проседью; лицо прорезано резкими морщинами. Внешность у него была Виктору знакомой, и он подумал, что незнакомец похож на какого-то знаменитого скрипача или дирижера.
— Здравствуйте, Виктор Сергеевич, — с очень доброй и открытой улыбкой попривествовал его незнакомец и подал руку.
— Здравствуйте, — ответил Виктор и подумал "Интересно, зачем тут дирижер?"
Незнакомец продолжал на него смотреть, не отпуская руки, и Виктор вдруг почувствовал в его взоре что-то странное, тревожное, неприятное; подсознание Виктора, казалось, натолкнулось на нечто чужеродное, иное, будто перехват управления… И это неожиданно вызвало у него прилив ярости.
"Мозги промывают?! Врете! За мной вся Россия! Смотреть прямо в глаза ему, как Оля на Нушрока в сказке из далекого детства! Или сквозь него, в стену, не замечая! И улыбаться!
Ничто не остановит нас, когда нам цель ясна,
Вперед, вперед, сказала нам любимая страна…
Что? Съел?!"
— Вы, кажется, хотели что-то спросить?
Вместо ответа незнакомец вдруг отпустил руку Виктора, быстро поднеся обе руки к своим вискам; Виктор вдруг заметил, как у того затряслись руки, лицо исказила гримаса, как от боли, и начали закатываться глаза.
— Нет… нет…
Незнакомец стал как-то обмякать и терять равновесие Виктор едва успел подхватить его за предплечье, с другой стороны подскочил Ступин. Вместе они поволокли незнакомца к стоящему напротив ближайшего кабинета стулу для ожидающих приема — полужесткому, с черным дермантиновым сиденьем.
— Доктора сюда! — крикнул кому-то штабс-капитан на ходу, — с Мессингом плохо!
"Мессинг? Сам? Его же еще не должно быть в России! Хотя — что мешает?"
— Что же вы не предупредили?! — чуть не закричал Виктор на Ступина, — так можно и феномена лишиться!
— Которого из?
— Его, конечно. У его ж натура тонкая. Это же великий экстрасенс! Его и Гитлер принимал.
— Не принимал. Как только фюрер захотел поближе познакомится с Вольфом Григорьевичем, тот сказался больным и тихо драпанул к нам, используя все свои способности дурить служивых людей. А что случилось, и нам не говорит. Намекает лишь, что будущее в тумане.
Подбежала женщина-военврач в форме, с беретиком, накидывая на бегу халат. Послышался запах нашатыря.
— Фу-у, как вы нас напугали…
— Спасибо… спасибо… сейчас будет все хорошо…
— В кабинет ему помогите пройти.
Кабинет напротив по коридору оказался без хозяина, но с парой стенографисток в дополнение к шоринофону. Видимо, заранее подготовили. Мессинга посадили на казенный диван, видимо, частенько служивший хозяину вместо домашней постели. Врач дала ему валерьянки и померила давление.
— Кажется, все нормализуется. Пусть отдохнет, но повторять сеанс категорически нельзя. Иначе я за вашего пациента не отвечаю.
— Хорошо, Вера Семеновна. Если не затруднит, побудьте пока здесь рядом в коридорчике, стул там есть.
— Как скажете. Потом только пригласите для осмотра.
— Как вы себя чувствуете? — снова спросил штабс-капитан Мессинга, когда врач вышла.
— Спасибо, уже хорошо. По крайне мере, могу предсказать ваше ближайшее будущее — оно блестящее…
— Спасибо. А что-нибудь кроме?
— Что-нибудь кроме… Ужасно. Матерь божия, это ужасно… Я увидел их… Живые скелеты за колючей проволокой… Море огня, какие-то взрывы, до самого горизонта… Дорога, какой-то свист и вой, толпа людей разбегается — женщины, дети, потом взрывы… Сжигают деревню, кидают людей в огонь… Какая-то двуногая машина идет по свалке, из нее летят молнии… Что-то непонятное, огонь, как гриб, огромный, до неба… улицы сметает вихрем, весь город… боже, весь город огромный костер… Зима, разбитая техника, трупы торчат из под снега, много трупов, целое поле… теперь город с птичьего полета, снова огонь, везде огонь… Не верю. Не хочу, не хочу в это верить…
"Все-таки пролез в мозги. А двуногая машина откуда взялась? Что-то не то."
И тут до Виктора дошло, что Мессинг заодно с кинохроникой прихватил и самое начало фильма "Терминатор".
"Так вот он как предсказывает! Мысли читает, и будущее, как еще нереализованные мечты людей! Так сказать, опережающее отражение анализирует. Но откуда такая точность прогнозов? Выходит, наше будущее просто зависит от нас? От нас, многих? Народы Европы видели в будущем войну — и пришли к ней? А если случится что-нибудь такое, что массово повлияет на их опережающее отражение — и будущее меняется? И это уже будет другая реальность?"
14. Дешевый ширпотреб.
…Дегтярев, седой и лысоватый, с крупными, резкими чертами лица, выглядел уже пожилым человеком, старше Виктора, наверное, лет на двадцать, хотя на самом деле разница в годах между ними была гораздо ниже. Он был не совсем похож на виденные в книгах и Инете фотографии: складки и неровности лица казались как-то рельефнее.
"Ретушеры постарались" — подумал Виктор.
С Дегтяревым резко контрастировал тридцатилетний Шпагин, с высоким лбом и более тонкими чертами лица, чем-то напоминавший Виктору одного из артистов, то ли довоенных, то ли послевоенных, но какого именно — он не помнил, кроме, разве, того обстоятельства, что артист этот часто играл немцев. Взгляд у Шпагина показался Виктору волевым и упрямым. Сидевшему рядом Судаеву не было еще и тридцати; в сравнении с Дегтяревым его лицо могло показаться с первого взгляда невыразительным, каким-то не совсем правильным; но на нем горели какие-то особенные, живые, притягивающие к себе внимание глаза, в глубине которых горел огонек одержимости. Виктор вдруг вспомнил, что Судаев, по крайней мере, в его реальности, еще только студент — третьекурсник, и что его вызвали сюда, на бронепоездную базу, скорее всего потому, что в одной из записок Виктора была указана его, судаевская, система, которую он еще не создал.
