Михаил Бураков - В окопах времени (сборник)
Со второго этажа донесся жуткий женский крик…
…Обычная до банальности история. Наслушавшись призывов – потребовать компенсацции за ущеррб от оккккупааации, некто Аллик (и нечего смеяться! По-эстонски allikas – «родник», очень поэтииично) решил, пока суд да дело, под шумок слегка европеизировать имущество своих соседей-рюски…
Однако глупая бабка ни за что не хотела отдавать старинную икону – а эти иконы так хорошо покупают в Талллинннне цивилизованные финские туристы, пока еще они относительно трезвые… пришлось выкинуть ее из окна.
Логикой событий Аллику пришлось зарубить топором и ее дочку… а двухлетнюю внучку он собирался утопить из жалости. Ну кому в Эстонии нужен этот рюски щенок… но поскольку Аллик был европейцем, то ребенка он решил утопить гуманно, в теплой водичке… когда мы ворвались в залитую кровью квартиру, он как раз наливал ванну.
У лейтенанта Коли было совершенно спокойное лицо.
Только левое веко чуть-чуть подергивалось…
«Н-ну ладно… вы ведь на машине? Нет, здесь недалеко. У нас, в Палтиски, все рядышком…»
…Клацнул рубильник, и под высоким потолком зажглась запыленная лампочка в проволочном колпаке… справа и слева от прохода уходили вдаль металлические полки, на которых громоздились прикрытые ломким от времени брезентом темно-зеленые ящики.
«Что это?»
«Закрома Родины. На случай… на всякий случай. И сдается мне – что сегодня как раз это тот самый случай!»
…Разумеется, Главным Организационно-Мобилизационным Управлением Министерства Обороны здесь и не пахло…
И кто, скажите, будет устраивать мобилизационный склад на действующем водозаборе, в густом сосновом лесу, за высоким колючим забором? Который и легендируется очень просто – вода же! Весь город пьет… потому и проволока.
И потому там – сидят на вахте очень тихие, скромные, седые старички в форме ВОХР, со спокойными, ледяными, волчьими глазами…
И как вспыхнули их глаза далеким отблеском нездешних, из запредельной, нечеловеческой дали, леденящих душу, черных фар у соседних, замерших в смертельном испуге ворот… когда шестидесятилетние «старички» поняли – их время пришло.
Пришло время пить чай.
Внимательно, несколько раз прочитав удостоверение лейтенанта Коли, посмотрев удостоверение под лупой и чуть ли его не понюхав – старички провели нас в глубь двора, где у сходящихся углом бетонных плит уходил в землю массивный портал, закрытый стальными, тяжеленными даже на вид воротами… ворота распахнулись на удивление легко, с легким скрипом…
А потом с самым индифферентным видом вохровцы действительно пошли пить чай – потому что дел у нас было даже и не на один час…
…«Извольте видеть… здесь база отряда. Какого, какого… откуда я знаю? Партизанского. Наверное.
Мне об этом никто ничего, просто про склад рассказали, при вступлении в должность. Он ведь даже по документам нигде не проходит, есть у нас свои секреты от Таллина… знаю только, что заложен склад еще при Лаврентии Павловиче, царство ему… или куда он там попал, добрый был человек…
Так, родимый, полезай-ка наверх… это где же тебя так разукрасили-то, а? На зоне? Ты смотри, не человек, а ходячая Третьяковка…»
Чуть смутившись, Володя ухватился за край верхнего штабеля, одним движением забросив свое мускулистое тело вверх: «Ну почему сразу в тюрьме… это я как из детдома вышел, так устроился матросом на килькин флот, в рыбколхоз имени Лепсе… там меня после первой получки боцман и наколол, ради шутки…»
«А сидел за что?»
«Да… кошечку утопил, нечаянно… дали пять лет, звонком вышел».
«Пять лет за кошку? Что ты свистишь?»
«Да кошечка-то была районного прокурора… у него дочка со мной гуляла, а потом замуж вышла… за эстонца… ну, мы с приятелем машину пожарную на пирс подогнали, стланевые воды из трюма откачали – гальюн-то в гавани за борт не опорожняют, в трюм, под паелы, это добро стекает – потом к прокурорскому дому подъехали, рукав в окно подали – и свадьбу оросили… а кошечка в подпол упала и не выплыла… жалко кошечку».
«Ну ладно, гринписовец ты наш… не подумай, к письке никакого отношения! Это общество такое, вроде нашего ВООП… шлялись здесь, тюленей спасали, изверги… у людей план квартальный горит, премия накрывается, а они… эх, эх… команды не было…
На тебе монтировку… что там?»
«Сапоги».
«Что на них написано?»
«42270=Ш, ГОСТ 19137-47»
«О, отлично, яловые…»
«А что у них носки-то зеленые?»
«Гвозди латунные окислились, это ничего… а там что?»
«А тут… сейчас, бумажка какая-то… размер 46–48, рост 180, Комплект – фуражка ПШ на СП, шапка-ушанка из цигейки с суконным верхом, пилотка ПШ, шинель грубошерстного сукна, ватник крытый ХБ, гимнастерка ПШ, гимнастерка ХБ, брюки ПШ, брюки ХБ, носки ХБ, портянки ХБ, портянки байка, ремень поясной кожа, ремень брючный брезент, бязь (для подшивки, что ли?), набор игл… богато».
«И много там того добра?»
«Много… сотни две комплектов!»
«Давай лезь дальше… там что?»
«Так, посмотрим… картонные коробки… внутри банки какие-то, в солидоле».
«Что написано?»
«Норма номер девять…»
«Ого, это кстати, это для души! Каждая коробка – суткодача сухого пайка. Тушенка, сгущенка, фарш колбасный, галеты «Арктика».
«А не стухло, за столько-то лет?»
«У нас – не стухнет… дальше лезь».
«Во… тут ящики, длинные, как гробики…»
«Давай, осторожненько…»
…Скрипнули чуть заржавевшие петли, и под лампочкой, прикрытые ингибиторной промасленной бумагой, сыто блеснули маслом новенькие АК-47… кровавый сатрап заботливо припас для тех, кто придет после него, самое лучшее, что тогда было.
Впрочем, в нескольких ящиках нашлись изящные ППС, судя по маркировке, польского изготовления. Рядышком с ними в коробках из толстого желтоватого картона ждали своего часа длинноствольные ТТ.
Из более серьезного оружия нашлось пяток СВТ со снайперскими оптическими прицелами, аккуратно уложенными в кожаные чехольчики от Карл-Цейсс Карлмарксштадт, два десятка ДПМ, четыре станковых СГМ на колесном станке…
В уютных металлических пеналах ждали своего часа достойные наследники «панцерфауста» – РПГ-2, почти полсотни штук, и по две запасные гранаты ПГ-2 к каждому…
Из инженерного имущества были ПОМЗ, ТМ, аккуратные, похожие в своей восковой бумаге на мыло, бруски ТНТ. Обращали на себя внимание парочка ранцевых огнеметов ЛПО-50.
На коробках с боеприпасами, кроме штатной маркировки, было заботливо подписано – «Для пист-пул и ТТ», «Это для винт», видимо, те, кто закладывал склад, полагали, что в нужный момент времени разгадывать маркировку ГАУ может и не быть.
Впрочем, что такое «Ф-1», мог бы догадаться даже стройбатовец… Исфандиярыч под шумок тут же запихал парочку штук себе за пазуху.
Завершала парад имперской боевой мощи шестерка 82-мм минометов.
«Господи, не было гроша – да вдруг алтын… как же мы это до дому потащим?»
«А зачем таскать? – задал своевременный вопрос возникший совершенно ниоткуда седовласый, худощавый дедушка. – У нас здесь и колеса есть…»
«Колесами» оказалась не тачка, как можно было предположить, а парочка заботливо ухоженных БТР-152А, вооруженных спаркой 14,5-мм пулеметов Владимирова…
«И бензин есть, сыночки, и аккумуляторы заряжены, а как же. Мы службу знаем! Как началась смута – каждый день в полной боевой готовности… да вы чуть погодите, сейчас я вот звякну – и наши старички-пенсионеры собираться будут… нет, минометчиков, сынки у нас нету. Чего нету, того нету. А вот если допрос провести, скоренько так, поколоть кого, шильцем под ноготочки… или исполнить кого? Так это мы мигом…»
Спустя час маленькая колонна, ревя древними моторами, выдвинулась на Ямаа… на передней машине, которую вел седоусый ветеран, сидел Володя-Росписной и с детским восторгом крутил стволами ЗПУ ЗАПП-2А туда-сюда, тайно мечтая, чтобы кто-нибудь в его сторону косо посмотрел… однако встреченные эстонцы стыдливо опускали глаза долу…
…Открыв глаза, что далось ему с огромным, неимоверным трудом, капитан Леха застонал: «О-о-о, в рот меня…»
Живот знакомо скрутил рвотный позыв. Перегнувшись через бок кушетки, он машинально нагнулся над привычно притулившимся под ней синеньким, с оббитой кое-где эмалью, тазиком…
Вырвало одной зеленой желчью… Не полегчало.
Перевалившись на спину, капитан Леха попытался сфокусировать взгляд… сегодня это получалось как-то неловко…
Вечно горящую под потолком лампочку, которую Леха, боящийся темноты (в которой к нему приходил злой и таинственный Бабай с жутким вопросом: «Где подотчетные денежные средстваааа?»), строго-настрого запретил выключать, загораживало что-то темное…
Леха поморгал, пытаясь прогнать из глаза непрошеную соринку… Соринка не пропадала.
Напротив, она увеличилась в размерах – пока все поле зрения капитана не заняло смутно знакомое лицо в лиловой фуражке…