Андрей Архипов - Ветлужцы
— Дозор проспал? — негромко поинтересовался Захарий у своего товарища.
— Тут поворот крутой и они слегка припозднились доложить. Я их сразу после этого в обход послал, дабы проверить, что в лесу творится. — Кузьма покрутил в воздухе рукой и махнул ей в сторону ветлужцев. — Да и не делают эти ничего: тебя ждут, варевом своим потчуют. Сшибем или потолкуешь с ними вначале?
Захарий тяжело вздохнул, приказал всем отойти от костра и присоединился к поглощающим вкусно пахнущую снедь ратникам, молча достав ложку из-за голенища сапога. Котелок был подвинут в его сторону, и скоро показал свое дно, выдав дробный стук дерева по металлу.
— Богато живете! — крякнул Захарий, облизывая свой инструмент и убирая его на прежнее место. — Где пряностями разжились, Гондыр?
— Заходили к нам надысь некие разбойные людишки, — испытующе глянул ему в глаза тот. — Вот их добро и поделили...
— Угу... — кивнул купец, вытирая рукой усы и оглаживая бороду. — Надеюсь, моих воев ты к таким не причисляешь, а?
— А кто мерян тронул? Зачем их медведя пристрелили, а остальным людишкам обиду чинить стали?
— С каких это пор я перед тобой за мерян обязан отчитываться? Да и за ту обиду я им серебром плачу. Торопился я слишком, а их медлительность не по мне.
— Серебришком тем ты лишь позвенел у них над ухом, а сколь там было и заплатишь ли... — Гондыр прервался и усмехнулся. — Не по тебе, значит. А то, что пособником в делах мерзких стал... это по тебе?
— Не моя это затея... — стал закипать купец, которому уже надоел весь этот разговор.
— То есть баб черемисских ты по их просьбе на свой ушкуй посадил? — остался невозмутимым Гондыр. — Дабы они своих полоненных мужей сопровождали? Ладно, тогда тебя никто не держит: езжайте с Кузьмой на своих телегах дальше. А черемисов я собой заберу, они наверняка не против будут обратно вернуться... Как говорится, погуляли и будя! Ох, гляди, ты у них даже топоры не отобрал. Или это подарок за работные дела по расчистке волока?
— Зашибем ведь... — с нешуточной угрозой прошипел Захарий. — Я даже высморкаться не успею, как мои вои два твоих десятка раскатают по бревнышку... Этого не боишься?
— Раскатаешь... И зашибешь. Меня. Этому верю, хоть я и не изгородь, чтобы со мной так поступать, — задумчиво кивнул Гондыр. — Но ты знаешь... Послушай меня чуток прежде чем угрожать дальше. У моих воев с недавних пор появился неплохой наставник. Помимо того, что он научил нас с такими как ты справными воями сражаться, мы от него получили еще несколько заветов как себя с вами вести. "Не верь, не бойся, не проси" — как раз одна из его присказок. Тебе я не верю, не боюсь и не прошу ничего. Если есть желание, то проходи мимо вместе с Кузьмой — не тронем. Да ты не кипятись, дослушай... Во-вторых, он научил нас... считать. Хочешь, научу этому тебя? Опять злишься? Зря... Смотри сам, вас около восьми десятков, из которых один охраняет полоняников, дабы они свои топоры на ваши головы не опустили... Уже разоружили и даже вязать начали? Добре, хвалю. А у меня всего два десятка и еще... Шулец! Иди сюда! Это староста мерянский, коего вы вечор за бороду таскали, заставляя торопиться. Сколь охотников ты с собой привел?
— Три с половиной десятка! — чинно подошедший староста присел на поваленное дерево и добавил специально для новгородского купца, глядя на него исподлобья. — Белку в глаз бьют, все тропочки в округе знают...
— Вот-вот, — добавил Гондыр, разводя руками. — А калеными стрелами мы с ними поделились. Да ты не сомневайся, клич по селищам он заранее бросил. Староста потому и медлил с волоком, что знал про разорение черемисов. А вдруг и ему вы то же самое устроите?
— Мыслишь, убогие охотнички меня остановят?! — прорычал Захарий, начиная вставать. — Одного своего я разменяю на десяток ваших!
— Ты подожди, сызнова не горячись, Захарий Матвеич, — успокаивающе похлопал его по колену Гондыр. — Я тебе не враг и не хочу быть им... присядь! Ага... Я еще не закончил считать. Как закончу, так и начнешь решать, как со мной поступить. Кстати, сдерживать свой пыл наставник меня тоже учил. И еще он толковал, что негоже делать врагом своего будущего товарища. Так вот, мы еще не посчитали местных черемисов, кои подошли совсем недавно... А тебе что мнилось — они спустят вам разорение селища? Это еще к нам добавит пять десятков людишек... Шулец, а провидчиков новгородцы уже посылали? Двоих мои люди повязали? Да так, что те и не пикнули? А кто? Коньга и Сурма? Добре, они это умеют, а уж в своих одеяниях их и при свете дня не разглядишь... Так вот, Захарий Матвеич, засаду нашу вам никак не обойти. Мы это место так выбирали, чтобы нас тут никто на кривой козе не объехал. Чаща окрест глухая, по звериным тропочкам самострелы охотничьи на кабанов выставлены... А в лоб нас не возьмешь. Не примем мы такой бой, по этим тропочкам и уйдем, а потом обратно вернемся... Не один к десяти получится, а один к двум-трем. И ради потех Якуна ты половину своих людей положишь ни за что, ни про что? Ты же купец, а не варяг пришлый! Мы? А что мы? Нам обида кровная нанесена, не обессудь... Однако не тобой, поэтому и говорю, что вполне договориться можем.
— Хоть не мой это человек, но купец новгородский и товарищ по этому походу, — выдохнул Захарий и тяжело уселся на свое место. — Не отдам я его, понеже честь моя этим будет задета. А теперь договаривайся, коли сможешь... А нет, так пять раз "отче наш" прочитаю и потом горе тому, кто встанет у меня на пути!
— Так все очень просто, — улыбнулся Гондыр. — Поединки один на один. До смерти или увечья, как придется. Других вместо себя выставлять нельзя. Вызывает по очереди каждая сторона. Право выбора оружия за вызывающим. Коли выберет он секиру, то оба будут биться лишь ею. Отказаться от поединка нельзя. Точнее, можно, но к этому есть довесок... Ежели вы отступитесь, то выдаете тех, кто зажитье учинял, головой. Мы отступимся — пропускаем вас невозбранно. Лишь одно условие с нашей стороны — полоненных черемисов отпускаете на все четыре стороны. На этом ветлужцы будут стоять до последнего... До последнего воя.
— И в чем подвох? — озадачился Захарий. — Мы же перережем вас как кутят! А те же людишки Шульца откажутся от вызова — зачем на убой идти, ежели урона им от нас почти не было?
— Так уж вышло, Захарий Матвеич, что за дочерей мерян не раз сватались именно из разоренного вами поселения. И наоборот. Родичи они близкие, хоть и зовутся их племена по-разному. Так что не откажутся, да и выбор оружия через раз за ними. А насчет подвоха... Ты собираешься по весне за товаром приходить?
— Кха... — аж поперхнулся купец, поняв, что ему предлагают придержать своих людей. — Я передам твои слова в точности, а там уж, что вятшие вои решат. Придется вече собирать...
Захарий поднялся и тяжелой походкой направился к новгородцам, выстроившимся полукругом, чей строй безмолвно принял в себя коренастую фигуру купца. Лишь лязгнули обитые железом края щитов, соприкоснувшись друг с другом, и снова слитный ряд прошедших огонь и воду воинов стоял перед ветлужцами и их союзниками. Однако через несколько минут полукруг был разорван и на поляну неторопливой поступью вышел повеселевший Якун. Он потащил меч из ножен и вытянул его в направление Гондыра, одновременно сбрасывая на руку щит с плеча:
— Сначала я с тобой потешусь, лапотник: будешь ты резво бегать по поляне, теряя на ходу свои портки, а потом...
— Наши условия приняты? — перебил его удмуртский десятник, обращаясь к другим вышедшим на поляну купцам. Дождавшись от Захария утвердительного ответа, он добавил. — Наши вои не тронутся с места, так что вызывающему придется подходить напрямую и звать за собой в круг.
— Веры нам нет? — возмущенно вскинулся Кузьма.
— Кое-кому нет, — согласно кивнул в ответ Гондыр, снимая накинутый полушубок с плеч и передавая его Варашу. Тот ухмыльнулся и успел тихонько кивнуть головой:
— Все в точности, как ты предсказывал. Может, не будешь рисковать головой своей? Сородичи должны вот-вот подойти — солнце в точности на полудне.
— Нарушить данное слово? Тогда даже от своих веры не будет... Да и павших с нашей стороны будет не меньше. Потяну время, как смогу, а потом вступай в дело ты.
Вараш наклонил в знак понимания голову и отошел на край поляны к купцам, с нетерпением ожидающим первого поединка. Рядом рассредоточились другие новгородцы, шумно принимающие ставки на исход боя. Однако какой бы азарт они не испытывали, спиной к ветлужцам никто из них не повернулся. А те даже не сдвинулись с места, оставшись за сооруженной лесной засекой.
Бойцы двинулись друг к другу осторожно, не совершая лишних движений. Старый медведь, покрытый шрамами, и повзрослевший пестун, которого медведица отпустила на вольные хлеба, и он сразу же решил попробовать свои силы на матером сопернике. Клинки смотрели в землю, а щиты были слегка опущены — расслабленность еще не сменилась горячей взрывной волной отточенных движений. Удмурт сближаться не стал и остановился, не доходя до противника десять шагов: на его стороне была лишь молодость и жажда жизни, а противостояли опыт, ненависть и своя бессонная ночь, подточившая его реакции. Якун же, не сбавляя тяжелую поступь, сократил дистанцию и обрушил меч на шлем Гондыра. Тот подставил под удар голомень, но новгородец тут же пробил с левой руки окованным венцом щита ему в голову, раскрутив тот по горизонтальной дуге. Железный край просвистел по касательной в паре сантиметров от лица ветлужца и не выбил ему зубы лишь потому, что молодой воин успел запрокинуть голову назад. Выпрямить ее он не успел: мощный удар ногой в щит опрокинул его на землю. Одобрительный посвист со стороны новгородцев заставил Якуна осклабиться и продолжить представление, не пытаясь сразу добить поднимающегося противника.
