Андрей Посняков - Око Тимура

И снова вскачь, и снова бьет в лицо ветер, швыряет горячий песок, а по бокам – горные гряды, колючки да желтые цветы маквисов. Иван потрогал за спиной саадак. Вытащить лук? А смысл? Стрелять на ходу можно только по большой расплывчатой цели, типа растянувшейся линии вражеских воинов, а вовсе не по одинокому, несущемуся во весь опор всаднику. Вот если б… Кажется, тропка ведет вокруг той скалы… Ну да, поднимается серпантином все выше и выше. Тогда к чему такая спешка? Тем более преследуемый гораздо лучше знает местность. Вон он уже и скрылся за поворотом. Куда теперь? А вот сюда, под этот кряж.

Раничев остановил коня, спешился и, хватаясь за кусты и корни маленьких кривых сосен, быстро полез наверх, пока не оказался в теснине, откуда хорошо просматривалась тропа. И слышался приближающийся стук копыт. Иван натянул лук. Стрела пропела, едва на тропе показался из кустов быстро приближающийся всадник. Захрипел, заваливаясь на бок, конь. Ага! Бросив лук, Раничев тигром ринулся к поверженному, чувствуя, как радостно забилось сердце – это был Фарид ибн-Бей!

Прихрамывая, тот поднялся на ноги. Блеснуло кривое лезвие сабли. Хоп! Однако! Резко выбросив правую руку вперед, Фарид едва не проткнул Раничеву живот. Хорошо, защитила кираса из простроченного, укрепленного медными бляшками хлопка. Вообще-то – плохая защита от колющего удара. При рубке – да, от стрел – туда-сюда, ну а от копья – вообще никак. То ли дело бригантина или цельнокованый рыцарский доспех, легкий, удобный и прочный! О таком сейчас только мечтать. Отбив очередной удар, Иван отпрыгнул в сторону, в свою очередь пытаясь достать клинком голову соперника. Тот уклонился и, сделав обманный финт вправо, резко взмахнул саблей. Бывший начеку Раничев присел, ощутив, как дернулись на голове срезанные клинком волосы. Средневековая сабля – тяжелое оружие, скорее просто чуть искривленный меч с односторонней заточкой. Инерция удара оказалась достаточно велика, чем сейчас и воспользовался Иван, доставая в прыжке гарду соперника. Ага, есть! Жалобно звякнула о скалу выбитая из руки врага сабля. Фарид ибн-Бей осклабился, тяжело дыша.

– Ну, – громко воскликнул он. – Что же ты стоишь, чужеземец? Ты пришел за моей жизнью, так возьми же ее!

– Ты ошибаешься, – опуская саблю, покачал головой Раничев. – Мне совсем не нужна твоя жизнь.

Глаза Фарида изумленно округлились.

– Мне нужно от тебя кое-что совсем другое. – Иван неожиданно улыбнулся. – Уважаемый господин… Хасан ад-Рушдия!

– Что? – Сектант вздрогнул, и в глазах его на миг промелькнул страх. – Откуда ты знаешь это имя?

– Мне сказал его Кара-Исфаган, зиндж из Самарканда.

– Зиндж Исфаган?! – еще более удивленно переспросил идолопоклонник. – Так он жив? И… ты сказал – в Самарканде?

– Именно там, – подтвердил Иван.

– И занес же Иблис! – покачал головой Фарид… или – Хасан? Впрочем, Раничева это теперь не очень интересовало.

– Я прошу тебя рассказать об одной вещи. – Резким движением Иван сорвал с шеи ковчежец. – Вот об этой! – На руке его сверкнул изумрудом перстень. Волшебный перстень Тамерлана.

Фарид-Хасан неожиданно опустился на землю и громко захохотал. Он смеялся долго, запрокинув голову, словно получая неописуемое наслаждение или своеобразную разрядку.

– Ты хотел узнать об этом перстне, чужеземец? – отсмеявшись, переспросил он. – Всего-то? И только ради этого ты преследовал меня?

Раничев хмуро кивнул:

– Хватит смеяться! Давай, разглашай тайну.

– Нет здесь никакой особой тайны, – усмехнулся Фарид. – Марабуты – магрибские колдуны – знают много заклинаний, а камень лишь просто усиливает их силу, вот и все.

– Перстень может перемещать во времени?

– Конечно. Только надо знать, как открыть дверь в тот мир, который тебе нужен.

– И ты знаешь, как?

– Я знаю лишь кое-что. Можно использовать заклинание или просто желание… но для этого нужен второй изумруд, точно такой же, или… – Фарид усмехнулся, – …этот же.

– Говори заклинание, – подумав, решительно заявил Иван. – И мы проверим его действие вместе.

– Что ж, проверяй, – снова усмехнулся сектант. – Будем считать, что ты тоже колдун. Повторяй за мной… Ва мелиск ха ти Джихари…

Хасан ад-Рушдия быстро прочел четверостишия и поглядел на Раничева:

– Ну теперь твоя очередь.

Иван повторил… Небо вдруг сделалось темным… секунды на три, не больше, словно кто-то заставил Раничева насильно зажмуриться. Пожав плечами, Иван открыл глаза. Ничего не произошло! Все такие же горы вокруг, все та же скала… Черт побери! Фарида нигде не было! Вот подлый тип. А он-то, дурень, развесил уши. Тоже еще, человек с высшим образованием, а поверил в какую-то чушь. Однако нужно отыскать паршивца – уж тот никак не мог за три секунды далеко уйти. Прячется где-то здесь, да вот хоть за той скалою.

Подхватив саблю, Иван подошел ближе к скале… Что-то блеснуло в траве. Раничев машинально наклонился, поднял. Обычная батарейка. Синяя такая, круглая, с надписью – «Дюраселл». Набросают же дряни! Иван размахнулся – выкинуть – и вдруг замер. Боже, а ведь…

Глава 18

Лето 1399 г. Антиохия. Придумка для «герра Мюллера»

Прославься в городе – возбудишь озлобленье,

А домоседом стань – возбудишь подозренье.

…получилось! Получилось, черт побери! Но слишком уж рано. Иван поднял голову – в бледно-голубой дымке неба таял инверсионный след самолета. И снова вдруг потемнело в глазах, да так, словно кто-то, незаметно подкравшись сзади, ударил по затылку чем-то тяжелым. Раничев пошатнулся, прикрыл глаза рукой… И услыхал позади себя хрип лошадей и крики. Воины сотника Фархада скакали к нему по узкой горной тропе.

– Ну как? – увидев Ивана, спрыгнул с коня сотник – молодой, смеющийся парень, кудрявый, с тщательно подстриженной бородкой и выщипанными лучиками усов. – Вижу, ты еще жив.

– Я-то жив, – отмахнулся Раничев. – Да вот кое-кто, похоже, сбежал…

– Пусть настигнет его Иблис. – Фархад засмеялся. – Главное – мы задали им хорошую трепку. Уж теперь-то ни один алжирский пес не осмелится напасть на нашу землю.

– Да будет так во веки веков, – серьезно кивнул Иван.

И сотник отозвался:

– Да будет!

Довольные воины халифа гарцевали верхом, выделываясь друг перед другом. Раничеву, конечно же, было далеко до их искусства; впрочем, он и не собирался строить из себя крутого джигита. Так, поехал потихоньку сзади, размышляя, уж не привиделось ли ему все случившееся? Вполне могло и привидеться, магрибские колдуны любому глаза отвести могут… Хоть вот тот же Фарид ибн-Бей, или как там его? Хасан ад-Рушдия. Застил взгляд видением – и свалил. Поди, сыщи его… Перстень! Иван лихорадочно схватился за шею. Вот он, перстень, в ковчежце, цел и невредим. А это что там синеет под копытами? Раничев не поленился, спешился… «Дюраселл»! Значит, не привиделось… Значит, можно! Как там заклинание? Ва мелиск ха ти Джихари… есть еще память! Но читать его еще рано. Еще не пришло время, еще не закончены дела, еще не стоит рядом с ним красавица Евдокия. Что ж, по всему видать, скоро наступит такое время, не может не наступить, просто не может. И тогда… Что будет «тогда» Иван, честно говоря, представлял себе смутно. Ну вернуться вдвоем с боярышней в его, раничевское время, и что? У Евдокси ведь документов никаких… впрочем, можно сказать, что потеряла или украли, а родилась, скажем, где-нибудь в далекой сибирской деревне, ныне раз и навсегда со всеми своими архивами сгинувшей. Слава богу, не сталинские времена, что-нибудь придумать можно.

Темные горные кряжи постепенно сменились покрытой желто-зеленым маквисом низменностью, а впереди, за перевалом, необозримой синью вспыхнуло море.

Море, сине-зеленое, мерно-спокойное, с бегающими барашками волн, казалось огромным живым существом. Оно шевелилось, дышало, несло на своей широкой груди корабли, в том числе и небольшую фелюку старого шкипера ал-Насира – когда-то пирата, а ныне почтенного негоцианта, промышлявшего каботажными рейсами по всему побережью Магриба и дальше, от Сеуты до Александрии и даже в Константинополь. Стоя на носу судна, Раничев смотрел на море, синее вдали и изумрудно-зеленое у бушприта. В косых парусах фелюки играл попутный ветер, над мачтами, крича, кружили белые чайки. Иван улыбнулся, вспомнив, как таких же чаек они втроем – он, Жан-Люк и Зуйнар – кормили на берегу Тунисского озера у белых крепостных стен. Тогда был день прощания – благороднейший кади Зунияр-хаджи объявил Ивана свободным человеком, мало того, узнав о его тоске по родине, помог найти попутное судно, к тому же снабдил и деньгами. И Жан-Люк тоже выкупился на свободу, только вот возвращаться обратно в Марсель вовсе не собирался, соблазнившись высокой должностью эконома халифа. Считай – министр экономики всего Туниса! К тому же он вот-вот должен был принять ислам… А Зуйнар… Она, улучив момент, смеясь, поведала Ивану, что произошло еще прошлым вечером между ней и Жан-Люком.