Евгений Таганов - Рыбья Кровь и княжна
— Тремя ватагами. И клином. В головную ватагу берете собак и идете с шумом напролом. Две других ватаги идут крыльями скрытно чуть позади. Сильно не сближаться, а так, чтобы слышать собачий лай. Один раз возвращаетесь ночевать в вежу, другой раз ночуете прямо в лесу, но тоже тремя отдельными станами. И никогда не ходить одним и тем же путем. В каждую ватагу берешь по три сербских десятских, пусть смотрят, потом будут ходить на прочесывание сами.
— А если наткнемся на отряд в сто или двести разбойников? — спросил сербский воевода, внимательно слушавший наказ Дарника Буртыму.
— Все равно нападать. Тот, кто прячется, всегда преувеличивает силы своего преследователя. Тем более что они уже один раз сильно разбиты.
— А зачем нам сейчас лазить по горам двумя полками? Может, лучше сразу на тагмы разбиться и идти в разные стороны? — спросил сотский то, что интересовало и его сербов, и гребцов.
— Сейчас за нами наверняка наблюдают их лазутчики. Если пойдем малыми отрядами, они на один из них обязательно нападут. А если большими, то они рано или поздно отстанут. И после, при любом прочесывании даже тремя ватагами, никогда не будут знать, сколько нас идет там сзади.
— Мне кажется, что не мы всю жизнь воюем в горах, а липовский князь, — уважительно покрутил головой серб.
За следующие две недели полк Буртыма заложил десять сторожевых веж, пройдя берегом добрую сотню верст на восточную часть Крита. Полк Дарника довольствовался семью вежами, да и тех, в общем-то, было многовато. Чем выше поднимались в горы, тем яснее становилось, что продолжительно прятаться здесь вряд ли кто будет. Полосу леса сменили луга и голые скалы. Ущелья, вертикальные стены, обрывы, осыпи то и дело заставляли пускаться в обход. Иногда удавалось пройти в день не более двух верст. По ночам было по-настоящему холодно, не спасали ни костры, ни шерстяные одеяла. Если в лесной полосе дважды выходили к брошенным поселениям, то выше встречали лишь охотников за горными баранами.
— Какие арабы? — удивлялись те. — Здесь их никогда не было.
Голоса недовольных раздавались все громче, и однажды утром весь полк наотрез отказался двигаться дальше. Дарлик разрешил ему вернуться к прежнему, более удобному месту стоянки, а сам с тремя ватагами самых выносливых оптиматов пошел еще выше. Перевалив очередную скалистую преграду, они оказались на горном плато рядом с живописной деревушкой, где совсем не было никаких заборов, а лишь сложенные из больших камней дома и овчарни.
Высыпавшие из домов жители без всякого страха смотрели на вооруженный отряд. Их наречие заметно отличалось от общего ромейского языка, так что Дарнику пришлось прибегнуть к услугам проводника.
— Да, — подтвердили горцы. — Неделю назад сюда приходил арабский отряд, поменяли тонкие ткани на шерстяные одеяла и овечий сыр и ушли… Заходили и прежде и тоже всегда что-нибудь меняли… Раньше приходили ромейские чиновники и требовали пятую часть наших овец и ячменя. Но мы спрашивали: почему мы должны это отдавать? Давайте нам железные топоры и мотыги, тогда берите… Они сильно ругались и хватали наших мужчин. Но по дороге вниз наши мужчины от них всегда уходили назад… Нет, с арабами торговать гораздо лучше. И мы снова будем ждать их… А что можете поменять у нас вы, чужестранцы?
Покоренный таким простодушием, князь велел пустить на обмен запасные наконечники сулиц и стрел, несколько топоров и пил. Больше всего горцам, особенно горянкам понравились льняные долгополые рубахи липовцев с вышитыми знаками принадлежности к той или иной ватаге и сотне.
— Это мы меняем только на золото и серебро, — смехом объявил Дарник.
К его крайнему изумлению, немедленно явилось серебро и золото, в виде ромейских и арабских монет. Пришлось оптиматам расстаться с двумя дюжинами боевых рубах.
Два дня провели липовцы у радушных горцев, Гостям отвели лучшие комнаты в домах, и хозяева всячески старались выказать им свою приязнь. Воины, чтобы отплатить им за гостеприимство, охотно приняли участие в общих деревенских работах: расчищали от камней участок под пашню, помогли строить новый дом и овчарню. Рыбья Кровь тем временем обошел все плато, побывал еще в двух деревнях, где его принимали не менее хлебосольно, чем в первой, поднялся на скалы по краям плато: с северной скалы увидел Критское море, с южной — Ливийское. Больше всего его занимало: как это так, каждый день видеть вдали два чудных водных простора и совсем не стремиться туда попасть? Не выдержал и напрямую спросил у хозяев об этом.
— У нас есть такой обычай, — сказал ему староста первой деревни. — Перед тем как мужчина женится, он должен на несколько дней спуститься вниз и пожить среди береговых жителей. Если ему понравится, он может там и остаться.
— И много остается?
— Очень редко. Внизу все мужчины являются мужчинами только наполовину, и все женщины тоже наполовину женщины. Нам это не нравится.
Дарник сначала восхитился таким испытанием, но чуть погодя разгадал его скрытое коварство. Молодой парень собрался жениться, все мысли и устремления его только к своей невесте, а тут его отправляют в чужое селение, где он совсем одинок. Естественно, что он никогда не скажет, что это чужое место лучше, чем жизнь с любимой женой в привычных условиях.
Князь невольно вспомнил своего подросткового напарника-побратима Клыча, с которым они собирались вместе идти на ратные подвиги. У того тоже имелась отговорка: вдова погибшего старшего брата, которую якобы настойчиво навязывали ему в жены родители. Тогда эта причина казалась Дарнику нелепой и раздражающей. А может, и тут все дело было в распаленной влюбленности Клыча в «навязанную» ему жену?
Отъевшиеся, отлежавшиеся в тепле и довольные всем увиденным, спускались оптиматы к остальному войску, хвастая соратникам своими подарками и сочиняя истории про страстность горных красоток. Но им мало кто завидовал, уже дважды выпадал мокрый снег, и больше всего воинам хотелось оказаться внизу, в теплых долинах. Князь, утолив свое любопытство впечатлениями горной жизни, против возвращения к морю не возражал.
Пройдя прежним путем через все выстроенные вежи, следы противника обнаружили лишь у самой предпоследней из них. И то это было уже не свежее кострище и подстилки из листвы, судя по всему, для отряда человек в тридцать.
— Зимой они точно в холодные места забираться не станут, — заключил Лисич. — Значит, зря мы готовим им засады где-то наверху.
— Мы готовим не засады, а постоянно нависающий над ними меч, — строго разъяснил Рыбья Кровь. — Чтобы им здесь жизнь медом не казалась.
Когда полк спустился до самого берега, князь приказал сворачивать не к заливу, а на восток:
— Пока не найдем Буртыма, назад в Сифес не вернемся.
В каждой береговой долине посылали разведывательную сотню вверх по ручью и неизменно находили там буртымскую вежу. В двух из них разведчикам выдали захваченных в плен арабов — прочесывание долин тремя ватагами принесло первый результат. Пленники утверждали, что все их войско ушло далеко на восток — переждать там зиму.
То же самое вскоре подтвердил и сам Буртым, который возвращался в Сифес прямо по берегу. Его полк был измотан не меньше дарникского. Тем не менее на Акротири все возвращались вполне довольные своей смелостью и настоящим мужским испытанием. Гребцы, и те чувствовали себя молодцами. Что же до сербов, то они вообще словно срослись со словенами в одно целое, во всем помогая и поддерживая друг друга. Особенно это стало очевидно в Сифесе, где ромеи и италики смотрели на северных и южных словен уже без прежнего высокомерия, а с какой-то даже ревнивой завистью.
— Ты изменил все их представления о варварах, — смеясь, говорил отец Паисий, довольный, что снова видит предмет своего жизнеописания живым и невредимым. — Больше всего наших стратиотов убивает, что вы не боитесь никакой черной работы, умеете и дома строить, и сами себе одежду стирать, и без хорошей еды долго обходиться.
Адаш, как когда-то на побережье близ Дикеи, при арсах бросилась в ноги Дарнику и крепко прижалась к ним.
— Хорошо, хорошо, — приговаривал по-хазарски Рыбья Кровь, смущенно гладя наложницу по голове. Всегда бесчувственные и недоверчивые арсы деликатно отводили в сторону глаза.
Кошка, оставшаяся от Лидии, та тоже учудила: вскарабкалась по князю, как по дереву, и воротником улеглась на его плечах, победно урча.
Рад был возвращению Дарника и мирарх.
— Ну а дальше что? — спросил он, когда Рыбья Кровь рассказал ему подробно о всем рейде. — Отдыхаете и снова в поход?
— Такими вылазками мы двести лет будем освобождать ваш Крит.
— Что же тогда?
Дарник не спешил отвечать и делал это весьма красноречиво.
— Хочешь взять дромоны и высадиться на восточную часть острова? — понял Золотое Руно.
