Александр Прозоров - Рим должен пасть
«Нет, — пронеслось в мозгу опциона, сгонявшего своих солдат в шеренгу и заставлявшего их держать строй, как учили отцы-командиры, — эти ребята, хоть и дикие, но воюют тоже по науке. Правда, по своей».
Глядя на бесстрашно атакующих галлов, обходящихся совершенно без доспехов, он поймал себя на предательской мысли — эти дикие люди ему чем-то очень нравились. Правда, до тех пор, пока не стремились его убить. А это могло произойти очень скоро.
Новый удар варваров оказался ничуть не слабее первого. Оборона римлян трещала по швам. Стоявший чуть в стороне раненый Гней, поддерживаемый с двух сторон Квинтом и еще одним легионером, часто вглядывался в окрестные горы, словно ожидая, что произойдет чудо. Но Федор, пока еще не получивший ни единой царапины, на подмогу надеялся слабо.
Манипулы кривоного Пойдуса, втянувшиеся в соседнюю долину, вполне могли попасть в такую же западню. Кто знает, сколько галлов скрывается в этих горах. А вдруг консул Павел Марк Ливий по прозвищу Салинатор зря поверил своей разведке, и главный удар галлов наносится именно здесь. Вдруг манипулы Гнея наткнулись только на авангард галльских армий? Судя по тому, как бьются эти волосатые чудовища, они отличаются не только безумной храбростью и презрением к жизни, но и вполне подчиняются организации. Во всяком случае, их вожди совсем не такие безрассудные и глупые, как трубили римские полководцы на каждом углу. Еще немного, и они уничтожат все манипулы, направленные для их устрашения. Карательная экспедиция бесславно завершится.
Теперь Федор со всей ясностью осознал, что стратеги консула просчитались. Но бежать нельзя, значит, придется умирать во славу Рима. Он изо всех сил гнал прочь эти панические мысли, покрепче сжимая рукоять меча, которым сразил уже четверых галлов и обрабатывал пятого.
Этот полуобнаженный воин вращал над головой боевым топором. Первый удар пришелся на металлическую обивку верхней кромки щита, которым прикрылся опцион, но топор — не меч и он не погнулся. Наоборот, на этот раз покорежился металл канта, и щит треснул. От второго удара он раскололся — галл снес всю верхнюю часть — а от третьего рассыпалось все остальное. Федор отступил на шаг, отбросив ненужную ручку, а варвар, не перехватывая топора, просто повел им в обратную сторону и зацепил опциона за левую ногу. К счастью, удар пришелся на защитные поножи, иначе Чайка остался бы без конечности. Кельтский топор имел два лезвия и мог рубить в обе стороны. Несмотря на сильный удар и тупую боль ниже колена, ноги опцион не лишился, но зато потерял равновесие и рухнул на спину прямо перед галлом. Тот уже снова вздымал свой топор для окончательного расчета с поединщиком, когда поверженный опцион, не вставая, снизу воткнул свой меч ему в оголенный живот и провернул клинок. Гигант застыл, покачнулся, выронил массивный топор и рухнул вперед, подминая под себя Федора.
И вот тут чудо все-таки случилось. С ближайшего перевала, что нависал над левым флангом галлов, раздался звук рога. И следом покатилась вниз, сверкая пурпуром и золотом, змейка римской пехоты. Это спешили манипулы Пойдуса, переместившиеся в тыл врагам и ударившие в самый нужный момент. Еще немного, и спасение бы не состоялось.
Оттолкнув руками тяжелое тело мертвого воина, Федор с трудом поднялся и вскинул меч на случай нового нападения. Опцион тяжело дышал и был весь покрыт галльской кровью. При падении он потерял шлем, слетевший с его головы. Но атаки так не последовало.
Оставшиеся в живых галлы, разглядев манипулы Пойдуса, под звуки карниксов откатились назад и быстро выстроились в две линии, встав спиной к спине. Каждая линия насчитывала в глубину по четыре шеренги воинов, но теперь их оставалось очень мало. В несколько раз меньше, чем римлян, зажавших горцев с двух сторон.
Солдаты Пойдуса бросились в атаку, но их отбросили. Изможденные варвары отбили подряд три атаки свежих сил легионеров. Тогда римляне выстроились с обеих сторон оборонительного построения галлов, повинуясь крикам своих командиров. И в горцев снова полетели пилумы. Волна за волной. Впиваясь в щиты и полуобнаженные тела без доспехов. И когда их оставалось уже не больше нескольких десятков, Федор увидел завершающую атаку гордых дикарей.
Последний раз протрубили карниксы. Издав боевой клич, и окончательно отбросив ненужные теперь щиты, все галлы, от вождей до знаменосцев, бросились навстречу своей смерти. Так они и погибли. Все, до последнего. Ни один не дрогнул и не побежал. Ни один не попросил пощады.
После битвы ожесточенные римляне бродили между поверженных варваров и в бессильной ярости отрубали уже мертвым воинам головы или конечности, срывали золотые торквы. Они с радостью предали бы пленных жестоким пыткам и казням, но казнить оказалось некого. А потери морпехов Тарента выглядели ужасающими. Галлы начисто выкосили вторую центурию манипулы Гнея и две манипулы принципов, перебив всех командиров. Из центурии самого Федора выжило двенадцать человек. Гнея чувствительно ранили в ногу, Квинту отрубили три пальца на правой руке. И только Федор остался невредим, хотя и окровавлен, но то была кровь врагов.
Таких бесстрашных людей морпех еще не встречал на своем пути. И больше не хотел бы встречать. Не из собственного страха, нет. Бился он не хуже других римлян, и даже лучше. Но в этом бою опцион внезапно проникся уважением к новым противникам, защищавшим свою землю от захватчиков. И больше не хотел их убивать.
Сидя на земле с непокрытой головой, потрясенный Федор наблюдал за жестокостью своих солдат, грабивших мертвых галлов, но не мешал им. У него в душе что-то перегорело. Словно щелкнул выключатель, и загорелся яркий прожектор, высветив главное желание, в котором он давно боялся себе признаться. Он больше не хотел служить Риму.
— Интересно, как там Леха, — вдруг произнес опцион вслух по-русски, испустив вздох и насторожив стоявших рядом легионеров словами незнакомого языка.
Глава четырнадцатая
Кровная дружба
В юрте воздух дрожал от жары. Леха даже вспотел. «И зачем было так топить, — подумал он, вытирая ладонью выступивший на лбу пот, и покосился на жаровню с тлеющими углями. — Баня какая-то. Не сильно холодно ведь снаружи, можно бы и так…»
Но Иллур приказал своим рабам согреть жилище для гостей. Надвигалась какая-то сходка, о которой он ничего толком не знал. И Леха решил не напрягаться попусту и стал исподтишка разглядывать все еще прибывавших гостей — бородатых скифских воинов, многие из которых были уже в годах. То и дело снаружи раздавался конский топот. А затем, откинув полог, появлялся новый, грозного вида воин в пластинчатом панцире и, поприветствовав гостя Иллура легким поклоном, садился у войлочной стены, придерживая ножны короткого меча.
Скоро в юрте набилось не меньше двадцати человек. Дышать стало совсем невмоготу. У Лехи мелькнула мысль выйти на свежий воздух, глотнуть кислорода, но что-то его удержало. С тех пор, как Федор уплыл с этим карфагенянином, ему приходилось думать самостоятельно. Но от безысходности чему только не научишься. К счастью, скоро появился и сам Иллур.
Сев в центре жилища, напротив морпеха, он взял у возникшего из-за спины раба глубокую золотую чашу с двумя маленькими ручками, наполненную до половины красным вином и вытянул руку перед собой. «Господи, — с разочарованием подумал Леха, взглянув на чашу, — неужели я так долго ждал в этой бане, чтобы просто напиться? Сейчас, небось, раздавим по кружке мира и разойдемся по своим юртам, как обычно».
Но Иллур на этот раз не торопился пить вино. Вместо этого скифский вождь вдруг ловким движением выхватил короткий изогнутый кинжал из богато украшенных золотом ножен и полоснул себя по руке чуть ниже локтя. Осторожно, чтобы не вскрыть себе вены, но быстро и точно. Из рассеченной руки потекла струйка крови. Иллур тотчас подставил под нее чашу с вином и подождал, пока туда упадет несколько капель. Затем протянул ее Лехе, жестом показав: «Теперь ты».
— Это еще зачем? — спросил вслух Леха, посмотрев сначала на вождя скифов, а затем скользнув взглядом по бородатым лицам его знатных родственников, но ответа не получил.
И тогда — а что прикажете делать? — вытащил свой кинжал, который тоже с недавних пор носил на поясе, и резанул по руке. Потекло сразу. Леха всегда отличался полнокровием. Дав быстрой алой струйке стечь в чашу с вином, он вернул ту Иллуру.
Вождь принял чашу осторожно, даже с каким-то почтением. Поднял вверх, словно приветствуя сидевшего напротив Леху и, немного взболтав, отпил пару глотков. Посидел не двигаясь. Даже закрыл глаза, словно только что принял яд, а не просто глотнул вина. В юрте стояла полная тишина, лишь было слышно, как на краю стойбища глухо заржал конь. Тогда Иллур снова открыл глаза и протянул чашу Лехе.
