Михаил Королюк - Квинт Лициний
— А ты? — требовательно затеребила меня Тома.
— А я… — при мысли о надвигающейся осени настроение стремительно портится. — А я в Латвию, а потом на море с родителями. В августе к Пашке может быть на Валдай на неделю заеду перед школой.
— Давай, — обрадовался Паштет. — За грибами походим, на рыбалку сплаваем…
— Тони, — заприметил я проходящего мимо Веселова. — Куда поступаешь-то?
— А никуда, — добродушно улыбнувшись, открывает тот секрет. — На завод к отцу пойду, а потом – в армию.
— С ума сошел?! — хором ахнули девушки.
— Не-а, — он доверительно улыбнулся. — Я по партийной линии хочу пойти. Надо побыть рабочим, там в партию вступить… А после армии на вечерний в универ поступлю, затем партийную школу закончу. Да чего вы так вскинулись-то? Нормальный рабочий как профессор может получать. Да на заводе вообще здорово, мне нравится. У меня отец турбинные лопатки точит, работа очень тонкая, интересная. У нас семейные рабочие династии приветствуются, так что я к нему и пойду на обучение. Всё вообще отлично складывается, со всех сторон. Женюсь, на очередь стану, года через четыре квартиру получу, всё пучком будет!
— Карьерист, короче, — пошутил я.
— Да нет, — он резко посерьёзнел. — Нравится что-нибудь важное делать.
Внезапно, без какой-то очевидной команды колонна пришла в движение. Музыканты, прервавшись на полутакте, отвязно грянули «Прощание славянки» в джазовой обработке, и беззаботная улыбка вновь прокралась на моё лицо. Мимо проплыл сначала Томин дом, потом родная подворотня, мы взобрались на вершину Измайловского моста, и вперёди блеснула игла Адмиралтейства. Я вскочил на бордюр и оглянулся назад.
— А меня!? — тут же возмущенно задёргала меня снизу Тома. Я протянул ей руку и затянул на высокий, чуть ли не на полметра возвышающийся над пешеходной и проезжей частью, бордюр. Вместе озираемся, возвышаясь над толпой.
Поверхность людской реки, густо текущей к Дворцовой, была обильно усыпана разноцветными надувными шарами, портретами членов КПСС и кумачовыми транспарантами с лозунгами. По осевой линии, возвышаясь как большие жуки над муравьями, медленно ползли установленные на платформах ЗИЛов и ПАЗов изощрённые агитационные инсталляции, вызывая в памяти бразильские карнавалы. Взгляд человека с жизненным опытом легко отыскивал приметы организации: ворота во дворы по маршруту следования надежно заперты, серьёзные люди с непреклонными лицами на перекрёстках одним своим видом пресекали поползновения сачков уйти в сторону. Вперёд, только вперёд – другого нет у нас пути…
Впрочем, предстоящая полуторачасовая прогулка, похоже, никого не тяготила. К выходному добавили ещё один праздничный день, а дома ждала миска традиционного оливье и сельди под шубой.
Школьная колонна быстро размылась, перемешавшись с другими. Подростки, включив третью космическую, ушуршали вперёд, оставив неторопливо гуляющих учителей далеко позади. Вот за разговорами и шутками промелькнула улица Майорова, и вперёди, за непопулярным памятником Николаю Первому, показался серый фасад «Астории».
С досадой обнаружил, что на ботинке развязался шнурок и приотстал, отступив к обочине. Вроде и недолго завязывал, но, когда поднял голову, моей компании и след простыл.
Я заметался по колонне как пёс, потерявший в толпе след хозяина. Сначала рванул догонять вперёд, но на повороте к Дворцовой наткнулся на хвост Адмиралтейского района; развернулся и прошил демонстрацию в обратном направлении и минут через семь наткнулся на неторопливо идущих учителей. Очевидно, они не могли бы нас обогнать… Снова помчался вперёд и скоро тоскливо замер на углу, вглядываясь в проплывающий мимо людской поток. Бесполезно, похоже…
В очередной раз бросил взгляд вдоль колонны и почувствовал, что рядом со мной кто-то встал. Повернул голову, и мои брови удивленно поползли вверх. Вот те на – опять Гадкий Утёнок…
— Здравствуй, — храбро выдавила она из себя, выставив вперёд чуть подрагивающий подбородок. Половину слова сказала, половину просипела шёпотом и замерла, испуганно поблескивая из-под вороной чёлки выразительными тёмно-карими глазами.
— Привет, — отозвался я и затравленно зашарил по толпе взглядом, выискивая знакомые лица. Мне ещё только слухов о такой подружке не хватало…
Она подождала, пока я вновь взгляну на неё и сказала:
— Тома.
— Где?! — воскликнул я, вновь принимаясь озираться.
— Я – Тома, — уточнила с лёгкой укоризной.
— Да? — я с изумлением посмотрел на неё. — Везёт же мне на Том…
— Хорошо, что ты это понимаешь, — серьёзно покивала она.
Я тяжело вздохнул, расставаясь с надеждой найти в этой сутолоке своих.
— Ну, пошли, что ли, Тома…
— Пошли, — согласилась она обрадованно и попыталась заглянуть мне в глаза.
Я чуть отвернулся, закатывая их к небу. Придётся немного потерпеть этого ребёнка… Достал из кармана пластинку цитрусовой ригли:
— Угощайся.
— Спасибо, — почти напела она благодарность и, осторожно откусив треть, аккуратно завернула остальное в фольгу и припрятала в карман.
— Ты из какого класса? — вежливо поинтересовался для поддержания разговора.
— Седьмой бэ, Биссектрисы. А… давай, будем дружить?
Я поперхнулся от плавности перехода и скептически уточнил:
— Ты ж, наверное, в курсе, что мне есть с кем дружить?
Она посмотрела на меня непонимающе, потом сверкнула белозубой улыбкой:
— А-а-а, ты про эту… Я подожду.
Смешной ребёнок. Я покачал головой:
— Долго ждать придётся, так старой девой и останешься.
Она сдержанно улыбнулась и промолчала. Я проворчал:
— Как будто что-то знаешь, чего не знаю я. Какая ж ты смешная, девочка моя.
Улыбка стала ярче.
Я с некоторым испугом вгляделся. Да, симпатичная девчонка, и, как я вижу, через три-четыре года, когда расцветёт, красота её станет как лепесток огня, будет и греть и обжигать. Но – нет, даже этот отблеск будущего меня не соблазняет. И слава богу!
С облегчением выдохнул. Не то, чтобы я боялся почувствовать себя старым педофилом. Что-то окончательно сдвинулось в восприятии мира, и для меня эта мелкая уже почти ровесница, а себя я ощущаю как умудрённого жизнью подростка, этакий ходячий парадокс. Нет, просто не хочу опять попасть в силки запутанных отношений и многослойной лжи. Да здравствует прямолинейная, ничем не замутнённая простота!
— Быстрее, бегом! — внезапно заорал в рупор какой-то бешено вращающий глазами тип, и толпа с весельем покорилась команде.
Схватил мелкую Тому за руку, и мы легко понеслись вперёд, пристроившись за разгоняющимся ЗИЛом с кумачовой композицией «Миру – мир».
— Ура! — заорал кто-то во всю глотку.
— На штурм! — весело подхватил второй.
— А-а-а-а!!! — держа портреты и флаги наперевес, толпа с радостным рёвом выметнулась на Дворцовую. Широкие улыбки на раскрасневшихся от пробежки лицах, заливистый женский смех, азартные выкрики детей, над головами плыли вверх вырвавшиеся на свободу воздушные шарики и катился под ногами, высыпая мелкие опилки, чей-то оторвавшийся раскидайчик.
— Быстрей, быстрей, — гавкая в рупор, носился вдоль колонны ещё один невысокий человек в тёмном. Его испуганные навыкате, определенно армянские глаза, кажется, жили самостоятельной жизнью. Разрыв демонстрации перед трибунами, перед телекамерами – дело серьёзное.
Мы пробежали ещё метров пятьдесят разреженного пространства, и колонна, уткнувшись в хвост предыдущей, вновь начала уплотнятся. Людской поток разбился на несколько ручейков, каждый из которых спокойно тёк между цепочками из редко стоящих курсантов Поповки, приобретая окончательный, пригодный для съёмок и трансляций вид.
Подзамёрзшие от длительного стояния в оцеплении морячки заговаривали, пытаясь познакомиться с проплывающими мимо девушками. Вот какой-то старшина с четырьмя шпалами на шевроне обрадованно строчит номерок телефона прямо на ладонь… Бог в помощь, в Африкановке с невестами туго.
Совсем рядом на трибуне узнал властный курносый профиль невысокого Романова, левее выстроились многозвёздные генералы в каракулевых воротниках. Вглядываюсь в кандидата на роль Первого, пытаясь уловить характер. Без толку, за улыбающейся маской не было видно ничего, кроме усталости от махания рукой, и постоянно взрывающаяся возгласами «ура» радостная толпа поволокла меня дальше.
С удивлением обнаружил, что по-прежнему удерживаю тёплую ладошку. Попытался выпустить её на волю, но не тут-то было – ладошка не теряла бдительности ни на секунду и как приклеенная следовала за моей, даже в карман куртки, где тут же попыталась свить себе тёплое гнездышко.
Я расхохотался и посмотрел на мелкую с симпатией. Хорошая девчонка, забавная, надеюсь, всё у неё сложится хорошо.
