Пограничник. Том 3: Шамабад должен гореть! - Артём Март
Это был Тимощук. Громко топая сапогами, без оружия, примчался он посмотреть на «голых баб», о которых нарассказывал ему Алейников.
Тимощук подскочил к Системе, застыл по советскую ее сторону и всмотрелся вдаль через нити. Не меньше минуты таращился он на афганскую территорию, стараясь рассмотреть у того берега голых, купающихся женщин. Так и не найдя ни одной, Тимощук плюнул, выругался ядреным матом и понуро пошел назад, к Шамабаду.
* * *
— Тихо, — шепнул я, когда увидел, что Булат забеспокоился и глянул в заросли рогоза, которыми проросла заводь реки. Вода там была затхлой, почти стоячей. Болотные растения росли в ней как на дрожжах.
Остальные пограничники напряглись, ожидая моих указаний. Вася даже залег, направив оружие в заросли.
Я прислушался. Рогоз зашуршал. В его глубине что-то двинулось.
Булат нетерпеливо стал топтаться на месте, не сводя взгляда с зарослей.
Я вскинул автомат.
— Стой! Выйти с поднятыми руками!
Стас и Гамгадзе указали стволами своих семьдесят четвертых в рогоз. Стали упорно ждать следующего шага нарушителя границы.
Шуршание усилилось, и кто-то принялся продираться на берег реки. Шаги неизвестного громко захлюпали по воде.
Спустя мгновение, я, наконец, увидел нарушителя. Смог пробиться взглядом сквозь желтоватые стебли рогоза и заметить… Пограничную форму.
— Зараза… Ты че тут делаешь? — Опустил оружие Стас.
Остальные пограничники заклацали предохранителями. Я, внимательно сопровождая взглядом вышедшего к нам человека, тоже повесил автомат на грудь.
— А где твой остальной наряд? — Поднимаясь на ноги, непонимающе спросил Вася Уткин.
Напуганный до полусмерти Клим Вавилов, только что ступивший грязным от ила сапогом на берег, был бледен. Он растерянно улыбнулся и задрал руки, словно арестованный.
— Ну… Эм… — протянул он несмело. — Я…
— Что ты тут делаешь, боец? — По-офицерски строго спросил я.
Глава 25
— Я… Э… В рабочей группе, на соседнем участке, — повременив несколько мгновений, сказал Клим. — Там связисты на всем участке провод меняют. Заржавел. А мы стережем.
Стас с Васей Уткиным переглянулись.
— Ребята решили донку поставить, — разулыбался Клим, почесывая затылок, — искали, что наживить. Я предложил наловить лягушек в рогозе. Вдруг какая хищная рыбина клюнет?
— А че ж ты прячешься, как неродной? — Ухмыльнулся Стас Алейников, который, явно с первых слов поверил в россказни Вавилова.
— Да вы ж меня напугали! — Клим рассмеялся. — Я тут, один, без оружия, по кустам шурую, и тут на тебе! Кто-то топает вдали! Это когда Саша уже «стой» крикнул, я понял, что свои. Вот и вышел к вам.
Вчера на боевом расчете я действительно слышал о рабочей группе на правом фланге. В этом отношении Клим не врал. Да и в целом плел довольно складно. Правда, было одно «но» — в том, что он именно «плел», я совершенно не сомневался. Все потому, что я ясно понимал: он нервничал. Даже боялся.
Я видел, как торопливо бегает Климов взгляд. Как побледнело его лицо.
Боец выглядел словно кот, пойманный за хозяйской сметаной. Клим что-то скрывал.
— Ребят, вы в нашу сторону? — Клим пошел к моему наряду, — пойдемте вместе. Я с вами.
— А лягушки? — Спросил Вася Уткин удивленно.
— Да бог с ними. С лягушками. Так ни одной и не поймал. Всех распугал, когда вы меня нашли. Пускай парни червей где-нибудь накопают.
— Кто у вас старший наряда? — Спросил я холодно.
Пусть Клим и расслабился, когда услышал благосклонный тон остальных погранцов, но мой явно заставил его снова забеспокоиться.
— Ну… Комтех наш. Коля Бричкин.
— Он тебя отпустил?
— Т-так точно, — пожал плечами Клим.
Так. Что мы имеем? Явно врущий пограничник, у которого, тем не менее, имеется своя, довольно твердая и убедительная версия событий. У меня же — никаких прямых доказательств его лжи, кроме явного волнения. Вон как лоб вспотел. Блестит так, что можно солнечных зайчиков пускать.
Да только не пойман — не вор. Если начнешь сейчас давить, будет отпираться до талого. Точно как солдат, заснувший в карауле. Ты ему: «брешешь, зараза! Спал на посту!», а он одно свое талдычит: «вот, хоть четвертуй, товарищ майор, не спал и все тут!».
В такой ситуации без крепких доказательств никак не обойтись. Приходится, считай, за руку ловить, что б было бойцу, что предъявить.
Потому давить на Клима Вавилова не было никакого смысла. По крайней мере, сейчас. А вот присматривать — это дело другое.
Поведение его мне кое-что напомнило. Одну давнюю историю из моей прошлой жизни. Тогда один боец у меня связался с местной афганочкой. Задружил с нею, а, как был дневальным по автопарку, ночью, пока все спали, покинул пост и ушел с ней миловаться.
Надо ли говорить, что, когда я поймал его возвратившимся со свидания, выглядел он один в один, как Клим Вавилов сейчас.
Думаю, не стоит упоминания и то обстоятельство, что судьба дневального оказалась незавидной, после его неосмотрительного поступка.
Да только того я сразу за жабры взял, а с Климом так не вышло.
— Можешь у Коли сам спросить, Саша, если не веришь, — пожал плечами Клим.
— Ладно. Пойдем с нами. Дойдем до твоих вместе, — сказал я.
Так и пошли мы дальше по участку, а Вавилов с нами.
Минут через семь, Стас, шедший сейчас первым, подотстал, подождал Клима, болтавшего о чем-то с Васей Уткиным.
Я, следующий последним и следивший за рыскающим вокруг Булатом, увидел, как Клим дает Стасу прикурить. Как вынает он из кармана пачку сигарет, а вместе с тем, теряет какую-то бумажку.
— Клим! — Позвал его тут же Вася Уткин, перекрикивая порыв беспокойного речного ветра, — ты чего-то потерял!
Бумажка, упавшая пограничникам под ноги, тут же покорилась ветру, и ее понесло по пограничной тропе назад. Я быстро прижал ее сапогом.
Перепугавшийся не на шутку Клим побежал ко мне, придерживая фуражку.
Я опустился, достал из-под подошвы грязноватый листок. Он развернулся в полете, и на глаза мне попали какие-то стихотворные строчки, написанные от руки.
— Спасибо, Саша! — Громко топая, подбежал Клим, — слава богу, не потерял!
Я оторвал взгляд от стихотворения, сурово глянул на Клима. Пограничник побледнел.
— Ребят, ну вы че там? — Поторопил нас Стас Алейников.
— Саша, верни, пожалуйста, — глядя на меня заискивающими глазами, сказал Клим, — это письмецо
