Зубных дел мастер - Анатолий Федорович Дроздов
— Конечно! — с готовностью подтвердил Сергей, догадываясь, куда клонит опер.
— В Союзе писателей БССР, по нашим сведениям, царит нездоровая атмосфера. Некоторые литераторы, считающие себя белорусскими патриотами, а на самом деле — обыкновенные националисты, притесняют русскоязычных, сеют межнациональную вражду. Знаете, кто у них самый культовый поэт из умерших?
— Янка Купала? Максим Богданович?
— Нет. Владимир Сырокомля, написавший: «Лягчэй будзе сэрцу, як згінець маскаль»[7]. Вы как коммунист понимаете, что мириться с подобным абсолютно невозможно?
На секунду зажмурившись, Кострица принял решение. Далось оно ему легко.
— Согласен на сотрудничество. Все, что в моих силах. Не только ради вашей помощи в связи вот этим, — он глазами указал на стены милицейского учреждения, куда попал по собственной дурости. И добавил в голос пафоса: — А как советский человек и патриот.
— Прекрасно! Вижу, что не ошибся в вас, — кивнул Иван Михайлович. — Мы оформим с документы о привлечении вас к работе КГБ в качестве нештатного сотрудника. Как только вступите в Союз писателей, жду от вас подробную информацию.
Тут у Сергея словно прорвало какую-то внутреннюю плотину. Быть стукачом у «конторы» считалось не слишком благородным делом, но раз уж Рубикон прошел, терять-то нечего.
— Я уже сейчас готов кое-что сообщить, наверняка вас интересующее.
Он рассказал о разговоре в ресторане, приписав Чернухе часть слов, которых тот не говорил. Мол, порочил меры партии по укреплению дисциплины, заявляя, что это ерунда и делу не поможет, поскольку проводимая КПСС политика неправильная в корне. Пример нужно брать с капиталистических государств. Пусть будут в СССР бездомные и безработные — так даже лучше, поскольку остальные станут держаться за работу.
Солгав о «патриотических» причинах настучать, Сергей больше всего желал, чтобы комитетчик не передумал и выполнил обещание, поэтому буквально пел. В конце концов, из-за Чернухи случилась неприятность с ним. Пускай и он получит, выскочка! Тем более, что, как заверил комитетчик, Чернуха не узнает, кто сообщил о разговоре за столом. Инкогнито агента не раскроют. Распалившись, Сергей поведал и о махинациях Чернухи на работе. Он исполняет левые заказы, изготавливая зубы пациентам не из очереди, а денежки кладет себе в карман.
— Напишите нам об этом, — сказал Иван Михайлович и протянул ему листки бумаги…
* * *
Начальник отдела достал из папки рапорт подчиненного и положил его перед собой. Прочитал, затем взглянул на капитана, сидевшего перед ним на стуле.
— Хорошая работа, Иван Михайлович, — промолвил одобрительно. — Завербовали ценного агента, который сходу дал нужную информацию. Как удалось?
— Работаю с вытрезвителями, — пожал плечами капитан. — В каждом на крючке имеются дежурные офицеры. Среди клиентов этих учреждений нередко попадаются довольно интересные фигуры. Мне позвонил один из милиционеров, я съездил к ним и побеседовал с задержанным. Все подтвердилось: он действительно писатель, хотя не член Союза, но собирается туда вступить в ближайшем времени. А остальное просто. Стандартная вербовка на компромате.
— Писательская сфера интересна, — кивнул начальник управления. — Там недовольных много, хотя, казалось бы, чего им не хватает? Такие льготы… Ладно, как предлагаете реализовать материал на этого Чернуху?
— На 67-ю[8] он наговорил.
— Исключено, Иван Михайлович. Раскроете агента.
— Там были и другие свидетели разговора. Начну прессовать их по одному, ссылаясь на якобы подслушанное официантами, и с ними заодно — Кострицу. Пусть тоже подтвердит, но последним — на очной ставке с зубными врачами.
— Два стоматолога-еврея с женами? Забудьте. Я знаю эту публику: они заявят, что ничего не помнят, поскольку крепко выпили. Остается единственный свидетель — наш агент. Чернуха нам заявит, что у него сложились неприязненные отношения с приятелем, и тот его оговорил. Не забывайте: фигурант — писатель, процесс над ним не скроешь от общественности и западных «голосов», и шуму будет много. Я многократно вас предупреждал: в ЦК КПБ гордятся, что в БССР нет диссидентов. Нет, если бы мы раскопали настоящий антисоветский заговор, другое дело. Но 67-я на основании единственного доноса… Несерьезно. Иначе в «американке» давно уже сидели бы и Быков, и Короткевич, и Бородулин. А с ними за компанию — и сам Скурко, который Максим Танк.
— Но оставить без последствий выходку Чернухи мы тоже не имеем права.
— Совершенно, верно, Иван Михайлович. Но действуйте тоньше. Как явствует из сообщения агента, Чернуха изготовил зубной протез его супруге, получив за это 500 рублей. Однако! По мелочи мальчик не работает. Вот за это и нужно зацепиться. Скормите его ОБХСС. А то они сидят, не зная, откуда накопать дела для их отчетности. И тут такой подарок от Комитета. Если Чернуха украл материалы для зубов, налицо растрата государственного имущества, вверенного фигуранту, с целью наживы, статья 91-я, особо любимая меньшими братьями по разуму из ОБХСС. Если докажут повторность, а нет сомнений, что это не единственный эпизод, а золотой протез или металлокерамический, не суть, все это встанет фигуранту в семь лет лишения свободы.
— Спасибо за подсказку. Тут даже если нет хищения, и фигурант брал материалы для левака на черном рынке, то взял с Кострицы денег больше. Как минимум, это спекуляция.
— Согласен. Проследите, чтоб в официальных бумагах не осталось никаких следов вмешательства с нашей стороны. Как только Чернуха по суду получит срок, я вас представлю к поощрению. Это не только антисоветская агитация и спекуляция. Частное предпринимательство подрывает саму основу социалистической экономики, внося к нам нездоровый дух капитализма. Мы боремся за сохранение советского государства в целом, а не против какого-то зубного техника с длинным языком. И делаем это совершенно незаметно для враждебных сил.
— Все исполню, — ответил капитан, догадавшись, что начальник цитирует строки еще ненаписанного приказа о награде.
[1] Цветок папоротника.
[2] Членов Союза писателей в нетрезвом виде милиция не задерживала, могла даже подвезти домой. Такая была установка от партийных органов.
[3] С 1985 года штраф за пребывание в нетрезвом виде в общественном месте в СССР был увеличен и составил от 20 до 30 рублей.
[4] В плановом хозяйстве СССР вытрезвителям тоже доводился план, поэтому милиционеры собирали с улиц главным образом приличных граждан, поскольку бомж услуги не оплатит, и у вытрезвителя появится проблема.
[5] Членские взносы в КПСС в зависимости от зарплаты коммуниста составляли от 1,5 до
