Неправильный боец РККА Забабашкин - Максим Арх

— Ба-ба-ба-ба-бабх!!!

Донеслось со всех сторон.

— Что это⁈ — обернувшись, но не сбавив темп, выкрикнула Алёна.

— Если честно, то хрен его знает⁈ Атомной бомбы у немцев нет, вроде бы, как бы, нет, — в задумчивости констатировал я очевидное. Выстрелил в летящий в нашу сторону «Мессершмитт», подбил его, помог преодолеть поваленное дерево Анне Ивановне и предположил: — Скорее всего, сдетонировали и взорвались те бомбы и мины, что находились в вагонах и на складах у железнодорожного депо.

Других версий произошедшего у меня не было. Да, собственно, как и времени на размышления. И все потому, что часть немецкой авиации, отбомбив город, а точнее то, что осталось от него, развернувшись стала заходить на третий круг, при этом меняя курс и направляясь к лесополосе.

Сфокусировав зрение, увидел в кабине первого, идущего к нам, бомбардировщика сальную рожу жирного пилота. Он улыбался, показывая свои отвратительные белые зубы, которые хотелось выбить все до единого.

Но дотянуться кулаками до этой нечисти я сейчас был не в силах. Зато мог я другое. Выстрелил, но пуля отрикошетила от кабины. Дальше стрелять в ту же точку не было времени, и я пообещал себе, что при следующей встрече обязательно грохну эту сальную рожу.

Самолеты неумолимо приближались.

— Скорее! — крикнул я, прекрасно понимая, что, по сути, это бессмысленно, ведь мы и так передвигались с максимальной для нас скоростью.

Прекрасно понимая, что железная туча уже через пять, максимум десять секунд обрушит на нас бомбы, и что выжить, при столь плотной бомбардировке, будет непросто, сориентировался по местности и, заприметив небольшой овражек, подтолкнул туда Анну Ивановну. Когда та, охнув, упала, схватил за руку и кинул на неё Алёну, а после этого прыгнул на них сам, закрывая своим телом женщин.

«Бабах!» Бабах!' «Бабах!» начало всё взрываться вокруг.

Нас сразу же стало забрасывать землёй, ветками и кусками деревьев, что крошились от бесчисленных взрывов немецких бомб.

«Бабах!» 'Бабах! — не утихал ад, спустившийся на землю.

Бесчисленные бомбы рвали все, что было внизу. И было их так много, что казалось, на нашем уничтожении сосредоточилась вся немецкая армада.

Враг хотел спросить с нас за всё. За все те бесчисленные неудачи группы армий «Север» с наступлением на Ленинград, которое мы по факту сорвали. Они спрашивали, а мы держали ответ. И, несмотря на ужас, творящийся вокруг, всё ещё оставались живы.

Через какое-то время оглушительной какофонии, от множества взрывов и сопутствующих им контузий, мне показалось, что я полностью оглох. Голова стала словно бы раскалываться надвое, а слух куда-то пропал. Не, кое-что я слышал. Но это «кое-что» было уже не грохотом смерти, а просто каким-то приглушённым звоном.

И только было я успел осознать, что очень вероятно я оглох насовсем, как меня накрыло падающей с неба землёй.

«Бабах!»

Взрыв был совсем рядом, и тяжёлая масса земли сдавила нас, буквально вжав друг в друга. В голове всё перепуталось. Мысль о том, что мы можем задохнуться, всё время перемешивалась с мыслями о жирной противной морде немецкого лётчика.

В ожидании печальной участи я сожалел не о том, что, скорее всего, в самые ближайшие мгновения погибну, и не о том, что со мной погибнут женщины, которых, конечно же, мне было бы очень жаль. Больше всего на свете я был расстроен тем, что, умерев, не сумею напоследок отомстить этой немецкой жабе за всё то горе, что он и такие, как он, успели причинить нашему народу.

«Бабах!»

И вновь, после очередного взрыва, я на некоторое время оглох.

Это стало очевидным, потому что я опять перестал слышать происходящее вокруг. Наступившая тишина на этот раз была звенящей. Мне тяжело было понять, жив я или уже нет.

Эти мысли продолжали хаотично кружиться в голове, перемешиваясь с очень важными двумя вопросами: почему мне так неудобно лежать? И кто или что тычет мне под ребро?

Было чертовски больно. Особенно когда это что-то, чуть опустившись вниз, с силой воткнулось в живот.

— Алёшенька! — пропищали где-то снизу. — Мне тяжело и нечем дышать. Пожалуйста, слезь с меня.

— Забабашкин, — вторил этому голосу более грубый, — действительно, тут воздуха уже давно не хватает. Если вы живы, прошу вас дать нам возможность вылезти из этой ямы и подышать.

Вопросы были какими-то непонятными и даже в какой-то мере не от мира сего.

«Я тут помираю, нахожусь между мирами, между жизнью и смертью, а мне тут о таких мелких вещах втирают. Непорядок», — с негодованием подумал я и, поморщившись от очередного тычка, добавил вслух:

— Да ещё и локтем под ребро!

Эти слова породили логическую цепь, в конце которой я вспомнил о той, кому мог принадлежать этот локоть и писк. Вспомнилась и её начальница, на которой мы с Алёной довольно удобно разместились.

Однако пора было и честь знать. Но вот только возникла проблема. Моё тело меня не слушалось. Женщины внизу что-то кряхтели, а я, не обращая на них внимание, пытался вернуть контроль.

Пошевелил пальцами рук и ног. Особой боли не ощущалось. Нет, тело, конечно, болело, но болело в меру.

Вновь услышав мольбы снизу и собрав волю в кулак, попробовал распрямиться. Однако так сразу, это сделать оказалось непросто. Комья земли буквально завалили нас, почти похоронив. Это было очень неприятно, но пока был воздух — несмертельно.

Вновь напрягся и стал поднимать спину вверх, одновременно откапываясь руками. Пока вылезал из спасительного углубления и помогал подняться женщинам, размышляя над тем, что, очень вероятно, именно этот завал помог нам спастись, закрыв от осколков.

Вытащил из земли, вначале Алёну, а потом, вместе с ней мы выкопали и её начальницу.

— Вы как? — поочерёдно отряхивая то их, то себя, то винтовку, поинтересовался я.

Вопрос был крайне