Князь Федор. Куликовская сеча - Даниил Сергеевич Калинин
Но в тоже время морпехи фрязей остановили атаку и спешно попятились назад. Я не сразу понял, почему — ведь логичнее всего было добежать до галеры, пока я перезаряжаю пушку! Но потом осознал, что моряки из команды вообще-то в курсе, что орудий вдоль бортов целых три. И хотя удобнее всего использовать бомбарду, что находится ближе к носу, все же и из второго «фальконета» при желании можно зацепить тех, кто приблизится к причалу… Кроме того, судя по наличию лишь каменных ядер в «выстрелах», противник незнаком с действием картечи — и уж подавно не встречал в ее роли арбалетные болты!
В только начинающемся сражении наступила короткая пауза, коей я и воспользовался, спешно заряжая бомбарду во второй раз… Подоспевшие дружинники сосредоточились на носу, прижавшись к палубе. Ведь густо и часто бьют залпы десятков генуэзских арбалетчиков, организованно разряжающих самострелы друг за другом!
А бросив случайный взгляд в сторону крепости, я увидел, что из открытых ворот Таны нестройной толпой выбегают и ополченцы, и стрелки гарнизона, решившись поддержать своих в бою за фусте… Или же их послали на помощь экипажам владельцы судов, местные нобили — это не столь и важно.
Я уже закусил губу, представив, как несколько сотен фрязей волнами перехлестывают через борта галеры… Галеры, что мы не сможем даже увести от причала! Представил, как генуэзцы одного за другим срубают моих дружинников в яростной рукопашной…
Но именно в этот миг с дальнего конца пристани вдруг раздался бешеный рев ушкуйников:
— САРЫНЬ НА КИЧКУ! БЕЙ!!!
Глава 22
Появление повольников в одночасье изменило баланс сил — несмотря на то, что к берегу пока пристало лишь несколько ушкуев, в то время как большая часть флота моих пиратов только подходит к пристани Азака. Но солнце в июле встает быстро, и ночная тьма стремительно уступает позиции предрассветным сумеркам — так что количестве наших кораблей, следующих по стрежню Дона, генуэзцы сумели разглядеть вполне четко…
Тем не менее, успевшие покинуть замок стрелки хладнокровно разрядили арбалеты в стороны бегущих по пристани ушкуйников. В то время как морская пехота с кораблей принялась спешно отступать под прикрытием своих арбалетчиков…
— Бейте по фрязям с самострелами! И не пугайтесь, сейчас второй раз жахну в них из тюфяка!
Дружно защелкали тетивы трофейных арбалетов на галере, отправляя болты во врага; я же, изготовив бомбарду к выстрелу, попытался прицелиться по генуэзским «стрельцам», замершим не менее, чем в ста шагах от причала… В итоге по наитию задрал ствол «фальконета» так, чтобы фигурки фрязей, кажущихся такими далекими и неясно очерченными в сумерках, оказались под нижней плоскостью ствола пушки — и требовательно приказал:
— Всем зажмурить глаза, открыть рты, заткнуть уши!
После чего, подождав для верности пару секунд, прижал тлеющий фитиль к горстке пороха на запальном отверстии пушки…
В этот раз грянуло вроде не столь оглушительно — быть может, мне помог открытый рот? Или же барабанные перепонки, приняв первый звуковой удар (от которого уши заложило так, словно в них вату забили!), стали менее восприимчивы? Наверное, все вместе… А вот по арбалетчикам генуэзцев я не попал — все же слишком сильно задрал ствол бомбарды, и выстрел ожидаемо получился настильным. Однако мерцающее красным и служащее мне своеобразным трассером, подпаленное оперенье болтов позволило проследить весь их полет — и я с удовлетворением отметил, что «картечь» не пропала даром, смертельным градом хлестнув по спинам и головам бегущих в Тану ополченцев!
— Сейчас и вас накроем, голубчики… Ефим, давай еще болтов!
И вновь я увлеченно перезаряжаю пушку — картуз в ствол, забить прибойником, поданные десятником болты также в ствол, и также утрамбовываю их прибойником к картузу… Протыкаю картуз протравником сквозь запальное отверстие — и сверху насыпаю на него порох из рога-пороховницы. После чего, взяв в руки пальник, вновь предупреждаю дружинников:
— Всем снова зажмурить глаза, открыть рты, заткнуть уши!
И, наконец, прижимаю шипящий фитиль к стволу орудия…
Поймав себя на мысли, что мне определенно нравится артиллерийское дело!
В этот раз светящиеся «трассеры» болтов ударили точно в спину попятившимся арбалетчикам, беглой рысью устремившимся к воротам Таны… А следом, стараясь успеть догнать врага — и уже на его плечах ворваться в замок — фрязей преследуют ушкуйники, почуявшие кровь! Но в тоже время на стенах генуэзской крепости уже забегали стрелки, едва различимые сквозь зубцы машикулей. И три-четыре залпа они точно успеют сделать прежде, чем повольники достигнут ворот… Причем далеко не факт, что они сумеют пробиться внутрь за бегущими командами фусте!
— Назад! Повольники — назад! Стрельцы фрязей вас побьют!!!
— САРЫНЬ НА КИЧКУ!!!
Блин, вообще бесполезно — повольники увидели шанс захватить крепость, а с ней и все богатства генуэзской Таны… А ведь ночью я отправил струг с большей частью казаков из Гребни назад — предупредить атаманов, что план меняется, и что замки атаковать нет нужды!
Бесполезно…
— Где мой рог⁈
Я раздражен — и у этого раздражения есть причина: арбалетчики уже ударили первым залпом по ушкуйникам, и со стороны повольников донеслись крики раненых. Но волжские (теперь уже донские!) пираты продолжают атаку, даже не пытаясь построить стену щитов! Потому как тогда они уже точно не смогут догнать фрязей… При этом у меня самого возникло такое странное чувство… Будто я сломал плотину — а вода хлынула не в заранее заготовленный канал, а во все стороны. Что с нее взять — стихия же…
Вот и атака повольников выходит совершенно стихийной.
— Княже, твой панцирь — и вот рог.
— Наконец-то!
В пылу схватки Алексей не смог последовать за мной — а я сам оставил сигнальный рог с броней, опасаясь, что во время абордажа тот будет мешаться. Да я вообще не подумал, что он может пригодится мне в ближайшее время — ведь атака на Азак по изначальному плану должна была начаться в условиях максимальной тишины… И рог вместе с броней потребовался бы значительно позже, уже во время боя у рабских загонов!
Но,
