Посланник - Анатолий Анатольевич Подшивалов
– А что, фон Штакельберг, не мог ему того же пообещать? – спросил я артельщика.
– Да что вы, батюшка Александр Павлович! Он, как его Михалыч, с животом слег, совсем руки опустил, и его офицеры тоже, они же по хозяйству ничего не понимают, думают, что булки на деревьях растут. Вот так все и развалилось. Интендант долго держался, без него совсем бы концы отдали, да и он потом заболел, но поправился быстро, молодой все же. Это Титыч с начальником госпиталя «обработали» железнодорожников так, что они каждый день стали цистерну воды привозить, она уже и не нужна была в таком-то количестве, лошадей и мулов уже не было, так что нам одной бочки на три дня хватало, даже баню в госпитале устроили и постирались перед уходом каравана.
Ну, в общем, все понятно с господами офицерами – им бы только из пушечек пострелять, а в быту – детский сад на выезде. Как не вспомнить тверского вице-губернатора Салтыкова-Щедрина с его сказочкой о том, как один мужик двух генералов прокормил на необитаемом острове.
Оставил Павлову половину золота из личных запасов и поехал нагонять казаков.
Через день увидели сверху холма военный лагерь. Мне это напомнило фильмы про воинов Чингисхана: рев верблюдов и ослов, дым костров, столбами поднимающийся к небу, всадники в пестрых лемптах[84], скачущие туда-сюда, хорошо, если по делу.
Разномастные шатры и палатки, на первый взгляд, стояли совсем бессистемно, но, если приглядеться, то было видно, что они «кучковались» вокруг некоторых центров притяжения – видимо, ставок расов.
Наш авангард и слуги, шедшие впереди, уже поставили шатры. Мой был рядом с большим шатром раса, и Мэконнын пригласил меня зайти. Рас сказал, что сейчас поедет докладывать негусу о прибытии и наличии войск. Он сказал, что узнает о том, был ли приказ негуса забрать мой караван, и, по его мнению, лучше, если русский попробует договориться с русским, а уж если не получится, тогда будем требовать суда. Еще Мэконнын узнает, когда я могу вручить негусу верительные грамоты и подарки, и, наконец, покажет Менелику флаг, после чего рас продемонстрировал мне полотнище пурпурного шелка, размером два на три метра, сложенное для прочности вдвое и прошитое нитками с вышивкой золотом льва. Флаг получился – загляденье!
Пошел посмотреть, как устроили казаков. Они поставили свои палатки, а для турк-баши Нечипоренко был выделен отдельный шатер, куда перенесли отрядную икону. Отдельная палатка с часовым была для денежного ящика, велел поставить туда же под охрану и мой сундук с верительными грамотами и письмом царя. Знамя пока зачехлили и тоже поставили в оружейно-денежной палатке. Спросил, где Артамонов, сказали, что ему поставили маленькую палатку рядом с моим шатром. Вроде как казаки довольны, поставили кипятиться чай (вот с дровами, чувствую, будет плохо), придется кизяком[85] топить, сказали, что через час кормить будут.
Пока смотрел, как устроились казаки, вернулся рас, пошел узнать новости. Мэконнын был озабочен и сказал, что две недели назад итальянцы выдвинулись вперед и заняли форт Мэкеле, там находится около семисот местных эритрейских солдат при двух орудиях, командует итальянский майор[86]. Форт Мэкеле находится на холме, обнесен высоким земляным валом, из-за которого удобно стрелять, подступы к форту изобилуют «волчьими ямами» с кольями, поэтому попытка взять укрепление в лоб провалилась – абиссинцы, потеряв несколько сотен человек, отступили. У форта Мэкеле есть уязвимая точка – источник воды находится в четырехстах метрах от укрепления, и местность простреливается.
Зная, что у русских есть пушки и пулеметы, негус попросил недавно прибывшего к нему русского офицера по фамилии Лывретей, или что-то похожее, оказать помощь осадившим форт пяти тысячам абиссинцев и выбить оттуда итальянского майора с его черным батальоном, тем более что ему на выручку двигалось две с половиной тысячи итальянцев при четырех горных пушках Гочкиса. Русский забрал пушки и пулеметы и отправился к Мэкеле – он ушел пять дней назад и пока вестей нет никаких.
При себе русский имел подорожную, подписанную русским послом, и его опознал его баши, который полгода назад привез ящик старых ружей. Когда негус спросил, где этот офицер был полгода и где его грамоты, русский ответил, что его передали русскому послу после того, как какой-то рас Искендер разгромил в пустыне войско кочевников. Мэконнын объяснил Менелику, что русский посол и рас Искендер – одно и то же лицо, и негус назначил мне аудиенцию завтра с утра (рас рекомендовал мне прибыть за два часа до полудня).
Мэконнын сказал негусу, что я дважды спас жизнь его Мариам – сначала, прыгнув за ней в море, кишащее (ну так уж и кишащее!) огромными хищными рыбами, и второй раз – от кочевников Абу-Салеха, которого я потом вылечил от смертельной раны (так уж и смертельной, оклемался бы и так, воин пустыни!), за что тот отпустил русского офицера Лывретея и поклялся быть кровным братом победившего его раса Искендера. Эта победа и показ стрельбы пулеметов и взрывов ручных бомб – собственного изобретения посла – во многом облегчили переговоры по заключению перемирия между африканскими мусульманами и христианами на случай, если какая-то европейская держава нападет на одну из них; трехсторонний договор подписан, и Мэконнын вручил его расу, удостоившись похвалы негуса.
– Я знаю, чего ты ждешь, рас Александр, – улыбнулся Мэконнын, – ты хочешь узнать, как быть с разрешением жениться на Мариам. Я рассказал о тебе негусу и о моем отношении к тебе – завтра ты услышишь решение нашего государя.
– Рас Мэконнын, я услышал, что императрицы Таиту нет в лагере, как мне быть с подарками для нее?
– Я уже говорил тебе, что будет для нее лучшим подарком, поэтому можешь вручить всякие тарелки и ткани прямо сейчас. Да, еще тебе хотел
