Ливонское наследие - Герман Иванович Романов
Магнус хохотнул, вот только смех у него вышел невеселый. И он негромко пояснил брату, отчего такое мнение у него появилось.
— Тут ведь как получается — если умрет царица, то виноват буду я, что лекарства ему дал негодные. Да еще бояре бы ему в уши напели, что от епископа яд новый принял. Вот и ходил царь в смятении — желал супруге выздоровления, но готовился к худшему. А там банальная жажда мести — воевал бы против меня до посинения, а если бы поймал, то казни лютой предал, и сам бы ей наслаждался.
— Тебя?! Датского принца?!
Лицо Фредерика покрылось красными пятнами — король задохнулся от приступа накатившего гнева. Магнус рассмеялся, положив ладонь на плечо брата, успокаивая.
— А разве ты на его месте не стал бы подумывать о разных казнях?! Не стал бы?! Не поверю!
— У меня нет супруги, — хмыкнул Фредерик, но немного подумав, произнес. — А ведь ты прав — сделать бы не смог, велик риск, но подумывал над этим — отравитель все же, хоть и принц.
— Вот видишь, и тому свидетельство, что царь меня своими милостями с ног до головы засыпал. Значит, мысли такие у него в голове были, и он кается в них, и задабривает таким образом. А потому нам с тобой его хорошим отношением нужно воспользоваться полной мерой, раз такой момент удобный наступил. Тут нельзя терять времени!
— Московия несметно богата — нужно торговать с ней! Тем более иных купцов мы просто не пропустим — ты держишь всю Ливонию, и сам будешь скупать все нужное русским, и потом перепродавать им, но по своей цене. И наоборот — да мы Ганзу за глотку возьмем!
— Не стоит крохоборничать, брат — наоборот, все будет по-божески! А прибыль брать не за счет увеличения цены, а нарастанием торговых оборотов. И наши изделия поставлять в первую очередь — на востоке огромный рынок, который поглотит втрое больше продукции, чем Дания и Ливония могут произвести вместе. И учти — лет через десять у царя появится свое золото и серебро в большом количестве, да и пушнины, особенно соболей, прибавится, и наши доходы станут намного больше.
— Что-то в этом есть, брат. Но отдать Доротею…
— Так мы же ее замуж не за царя выдаем, и его заскоки она переносить не будет. Наоборот, думаю, Иоанн Васильевич будет относиться к ней ласково, правда, там ядом балуются бояре, так у меня аптекарь один есть знающий, под присмотром сестрица будет. А вот ее дети от удельного князя на престол войти смогут, если не после отца, то вместо него.
Фредерик задумался, что-то принялся высчитывать, а Магнус решил выложить дополнительные факты из «послезнания», что должны были перетянуть чашу весов на его сторону.
— По всей видимости, царица Елена Глинская, мать Иоанна Васильевича, была чем-то серьезно больна, а то отец его, государь Василий Иванович. У самого царя приступы болезни идут постоянно, он несколько раз мог умереть. Младший брат Юрий родился глухонемым, князь Курбский мне тайно поведал, что он безумен, без памяти, бессловесен. И бездетен — род князей Палецких за ним ухаживает, а единственный сын родился хворым и года не протянул. Сыновья царя тоже болеют постоянно — свинец и ртуть свое дело вершат, вопрос только во времени.
Магнус знал о чем говорил — когда останки царицы и ее сыновей, как и царя Иоанна взяли на экспертизу спустя четыреста с лишним лет, то допустимый уровень этих металлов был превышен многократно. И можно удивляться только тому, что они прожили долго с таким «грузом», хотя болезни и накатывавшее безумие совершенно изменили прежде доброго и отзывчивого монарха, каким был в юности. И прозвище «Грозного» не зря потом появилось, и жестокости разные, им свершенные.
— И ты хочешь отдать нашу сестру замуж за…
— Разве за них, брат. Нет, князь Владимир Андреевич вполне здравый и разумный, его отец младший брат родителя Иоанна, у них общий только дед. Да, удельный князь он как таковой, формально, но претендент на трон один из первых. И если не он сам, то его дети. Понятно, что Иоанн Васильевич, подозревая всех и вся, может приказать его отравить или убить, — Магнус говорил совершенно хладнокровно, прекрасно зная, что царь «зачистит» всех возможных претендентов на трон мужского пола. Но то было в прошлой истории, в этой может произойти совершенно иное, тем более, что предписанный Клио ход событий уже стал изменяться.
— Доротеи ничего не угрожает, мы добьемся, чтобы наша дражайшая сестрица проживала не в Москве, а в уделе. А еще лучше, чтобы царь даровал ей вотчину поближе к ливонской границе — меня устроят Великие Луки или Псков. Новгород царь не даст — этот вечно мятежный город бредит о былом величии, и во время московских распрей постоянно привечал князей. Тут Дмитрия Шемяку можно вспомнить, его сто лет тому назад там и отравили. И Андрея Ивановича, отца моего будущего тестя. Ведь именно там он хотел укрыться, вот только поддался на уговоры Елены Глинской и умер в тюрьме, как и его старший брат Юрий Иванович тремя годами раньше. А ведь тот имел гораздо больше прав на престол, чем Василий. Но не стал за него бороться, и тем подписал себе приговор — как итог умер в узилище, а его большое удельное княжество поглотила Москва.
— Обычное дело, — пробормотал Фредерик, о чем-то задумавшись. А затем неожиданно спросил:
— Какая нам выгода будет?!
— Самая прямая, брат. Детей Доротеи царь не тронет, как ее саму — это война! Через пять лет Ливония станет другой, и наберется сил. К тому же за это время у нас будут в Москве конфиденты, а царем многие недовольны. И если он посягнет на Доротею, то умрет — поверь, я найду способ, и опричники царю не помогут! А если на наших с тобой племянников посягнет — своих сыновей лишится.
— Опричники? Кто такие?
— Их еще пока нет, но могут быть — впрочем, это неважно. Но я точно уверен — царь сестру не тронет, риски слишком велики, а он умеет подсчет вести. И сыновей ее не тронет, а это нам и надо — поверь, мы с тобой доживем, когда они вырастут, а место на троне для них освободится. Нет, нам не надо влезать в русские дела — у царя и так вокруг слишком много завистников и недовольных. Ему в каждую секунду
