Мастер для эльфийки, или приключения странствующего электрика - Игорь Валерьевич Осипов
Увидев их, эльфийка неуверенно поглядела в мою сторону, словно спрашивая: «Всё по плану?»
– Беги, лампочка моя ясная, – процедил я, надеясь, что девушка услышит, и взялся рукой за ногу, словно ранен. – Хромай дальше.
Рина услышала и продолжила бегство.
Всадники быстро приближались, и я наклонил голову, пряча лицо под полями шляпы.
Вот он, момент истины.
– Стой! – заорал один из всадников.
Рина заметалась из стороны в сторону. На лице отразился неподдельный ужас. Только бы не накосячила с перепуга.
– Нэ походиттэ! – завизжала она с акцентом, выставив перед собой нож. Взгляд метался между разбойниками, мной и лесом позади. – Вась-Вась! – закричала Рина громче прежнего.
Бандиты были уже совсем близко, и я напрягся, сжав в руках винчестер.
Краем глаза заметил, как толстый разбойник вдруг натянул поводья, внимательно смотря в мою сторону. Разглядел-таки лицо, падла.
– Стоять! – закричал он и вскинул ружьё.
– Твою мать! – вырвалось у меня.
Дальше ждать нельзя. Я, почти не целясь, выстрелил в него. С сорока метров можно промахнуться, но попал. Только не в него самого, а в коня. Скакун дико заржал и встал в свечку, роняя с седла всадника. Я пальнул снова, но на этот раз промахнулся, а толстый разбойник перекатился чуть в сторону, спрятавшись в траве, что погуще, и изготовился стрелять. Чтоб толстяк притих и дал мне передышку, я два раза не прицельно бабахнул в его сторону.
Потом припал на колено и прицелился, но не в толстого, а в ближайшего их тех двоих. Они до сих пор не поняли, что происходит, и таращились с выпученными глазами. Одним словом, лохи какие-то. Наверняка просто шестёрки, в отличие от толстого.
Лишь когда увидели направленный на них ствол, выматерились и стали разворачивать коней.
Я нажал нас спусковой крючок.
Бах!
Облако сизого вонючего дыма, и разбойник выронил ружьё, согнулся пополам и свалился с седла, застряв ногой в стремени. Испуганная лошадь заржала и понеслась. Но разбойник уже был мёртв и, протащившись по земле десяток метров, остался лежать без движения в траве.
Второй оказался не расторопнее, тупя и лупая глазами. И я успел выстрелить. Но попал ему только в ногу. Бандит заорал, и я переключился на самого первого, залёгшего, который толстый. Сейчас он – единственный источник опасности.
Вот только теперь уже я не успевал. Разбойник привстал, чтоб трава не мешала, и прицелился. Я видел чернеющее дуло и перекошенную от злости рожу с прищуренным левым глазом.
Не успевал я.
А потом бандит разразился бранью. Он глянул на ружьё и бросил его на траву. Выстрела не было, хотя я уже мысленно перебирал, хватит ли километра бинта и килограмма пластыря, чтоб меня заклеить.
Разбойник потянулся за револьвером, но сейчас был мой ход, и я торопливо нажал на спусковой крючок.
И ничего. Патроны считать надо. Все шесть, что были в ружье, отстрелял.
Не знаю, что там говорят о застывшем в момент опасности времени, но адреналин у меня вдоль спины потёк вместе со струйками пота не быстро, а словно густое моторное масло.
И настала моя очередь торопиться с револьвером. И опять время на стороне бандита, потому что не привык я к пистолетным перестрелкам. Руки сами собой схватили орочий револьвер.
Адреналин совсем загустел. И сквозь эту густоту времени, подёрнутую пеленой, с древнерусским названием «драйв», услышал девичий крик. И увидел, как у разбойника меняется выражение рожи. Как злость перетекает в боль. И нож, воткнувшийся ему в плечо.
Я, почти не соображая и действуя по наитию, как ламповый компухтер, перевёл прицел на второго разбойника, который всё ещё было в седле, и начал палить. С третьего бабаха попал. Испуганная лошадь заметалась на месте, но не убежала, а лишь топталась с расширенными от страха глазами возле свалившегося с неё седока.
Что лошадь, что человек – дилетанты. Вот мой Гнедыш приучен к стрельбе и не боится.
Я сплюнул в траву и быстро побежал к толстому. Приблизившись вплотную, пнул ногой в живот. Бандит упал навзничь, и я встал ему ногой на грудь, а в лицо направил стволы орочьего револьвера.
– Где главарь?!
– Больно! – закричал разбойник.
– Будет больнее! Где главарь?!
– Не знаю! На тебе его одежда!
– Что вам от нас надо?! – продолжил я допрос, ткнув стволом в торчащий из плеча нож.
Разбойник заорал от боли, а затем затараторил:
– Бластер. Мэр Гречку отправил за бластером. Больше ничего не знаю.
– Зачем ему бластер?!
– Не знаю! – закричал разбойник, часто дыша, побледнев и покрывшись крупными каплями пота. – Отпусти!
Я глянул на Рину, которая рухнула в траву на колени и сейчас рыдала. Многие рыдают, когда стресс проходит. Пусть поплачем, это даже полезно для неё.
Был соблазн пристрелить разбойника, но, блин, не могу прикончить безоружного. Палец трясся на спусковом крючке, но не могу. Не убийца. Воспитали так.
– Нет больше бластера! – закричал я. – Проваливай и скажи, что бластер взорвал ангел! Нет бластера!
Разбойник часто-часто закивал.
Я убрал ногу с его груди и снова глянул на Рину.
– Проваливай, пока не передумал! А то Кору на тебя стукану! Знаешь Кора?! Эльф такой!
– Кор-живодёр? – выпучил глаза разбойник.
– Да! – прокричал я, не разбираясь, какое там на самом деле прозвище. – Он её родич! Или вам до лампочки?!
– Не-не-не. Это Гречке было похер! Гречка был отморозок! Я всё понял. Мы уходим.
Толстяк торопливо поднялся с земли.
– Стой! – прокричал я и быстро выдернул из его плеча нож.
Разбойник заорал на всю округу и зашатался, чуть не потеряв сознание.
– Проваливай.
Толстяк доковылял до своего коня, схватил за поводья раненого и застыл, собираясь с силами. Я проводил его взглядом и подошёл к Рине.
Та навзрыд залепетала на эльфийском, растирая руками по лицу слёзы и сопли.
– Ну, всё. Хватит. Всё кончилось. Мы живы, – сев рядом, зашептал я и стал гладить её совсем не эльфийские каштановые волосы.
– Я думла не цмогу, – давясь слезами, протянула девушка. – Я ему курчок для стэрельбы нан клар… замрозила. Не знаю, как правлино говориц, когда двигаца не даёшь.
– Спусковой крючок застопорила? – переспросил я.
Рина подняла на меня покрасневшие глаза и кивнула. Вскоре акцент стал почти незаметным, как признак того, что успокаивается.
– Да. А потом нож. Я боялась, не уцпею.
Я ласково прижал девушку к себе и обнял. Так вот кто мой ангел-хранитель.
– Ну, всё. Всё. Мы спаслись, – прошептал я и вздохнул.
Так мы и сидели, обнявшись. У меня внутри у самого возникла слабость. Но беззаботно сидеть – непозволительная
