Дарья Кононенко - Ответ большевику Дыбенко
Рыжая благосклонно слопала морковку и даже, из уважения к чужому человеку, не надулась при заседлывании. Телеграмму в ставку, конечно, было бы проще отправить, но здесь телеграф был благополучно уничтожен еще когда немцы были - аж столбы повыкорчевывали. Процюк из Катеринослава трое суток добирался, одного коня загнал досмерти, второй еще не сдох, но уже не жрет. Так что придется донской кобыле поработать ногами. Семенов только матюкнулся вслед. Победа мировой анархии - дело нужное, но Рыжуха ведь породистая, да и существо безгрешное, жалко ее, ежели застрелят по дороге.
Шульга сидел на крыльце, курил, и тошно ему было совсем не от местного злого самосада. Отбились. Да многовато народу положили. Кто ж знал, что долгожданная подмога не пришла, подкрепленье не прислали? Вернее, Троицкий, вместе со своей сотней сабель, взял - и перешел к золотопогонникам. От правду люди кажут - нельзя большевику верить, нельзя. Даже если он самолично царских офицеров резал и с тобой самогон с горла пил. Студентик, дрянцо, бывший юрист-правовед. Выгнали это за чтение Маркса и пропаганду среди других студентов. А потом доля свела Шульгу и Троицкого в одну роту, и много чего было, и под огнем кинжальным ползли, и Гончаренка вытащили вместе, хоть тот и помер через два дня в лазарете, и с австрияками вместе братались, от смехота была - они шнапс пайком своим закусывают, а мы - от такенный шмат сала увели где-то. И в комитете солдатском вместе были, Троицкий- уполномоченный, а Шульга - все остальное. И до батьки вместе пришли, да потом и разошлись, Троицкий бoльше к штабу лез, а Шульга кто? - пехота драная, битая-рваная. А теперь - только и радости, что по дроздовцам раз шрапнелью дали. Будет хлопцам братская могила, здоровая братская могила. Илько, может, вычухается, он мужик сволочной, такие умирают на мягкой перине в девяносто лет, пуская счастливые слюни, в окружении правнуков. Бондаренко тоже живой, вроде бы. Воскобойникова - все. Ярошенко - мабуть, в раю. Бо пеклом его не испугаешь. Этих, что с Чернояровым, много полегло, так хоть не одни. Дали чертей их благородиям. Григоренко - куда-то делся. Куда ж он делся? И какой у нас расклад? А расклад у нас поганый, бо Татарчука тоже зацепило. Так зацепило, что ему впору нову хату ладнать, которая с шести досок. И грамотных сейчас - аж трое, этот, поганец у черкеске, Кайданов, если его не убило, и собственно командир. То добре, что та затея выгорела, да только де тот Петлюра?
И Каца чего-то не видно. У него и чуб приметный, и конь приметный, и сам он приметный, в сапогах на три размера больше, потому что на нем аж три пары шерстяных носков и портянки до кучи. Если его убили, то жаль хлопчика дуже. Где такого интенданта найти, чтоб не тянул с чужих карманов? Да и картинки у него красивые получались, особенно эта, с кошкой. Здоровая черная кошка жует двухголового орла. Орел - то понятно, при царе такой герб был, а кошка - откуда? И чего так случилось? Нет, чтоб Журбореза прибило - ходит, курей ворует. Или вот бесполезный человек Сташевский - ни царапины. Василенко тоже почему-то живой, хоть и без кителя своего. И Томашевский, которого даже мухи облетают, у тына стоит, на собаку смотрит. Да так ласково, что не по себе становится. А вот Штосс, немчура паскудная, довоевался, думал червей накопать, на речку пойти - а теперь сам для червяков десертом стал. Требуха да костный мозг - чем хробачкам не лакомство?
Да, еще Кайданов есть. Сколько там у него - сорок человек или меньше стало после того налета с фланга? Прорубились дезертиры да местные через офицеров, попортили им шкуру. Как бы он отделяться не решил после такого успеха. Видел Шульга похожих людей, не один раз видел, и старался держаться от них подальше. Такие, как Кайданов, в мирной жизни чахнут и дохнут, а на войне просто расцветают. Но дробить отряд сейчас опасно, мелкие группы быстро перебьют. Или оставить его в тылу у белых, а самим прорываться до Каретникова, на Бердянск?
Шульга сплюнул, поднялся с крыльца. Если б стольких не постреляли, то было б легче. А теперь - кого в разведку посылать? Спят уцелевшие, хоть и день белый на дворе, ночью два раза атаку отбивали, второй раз в рукопашную пошли, да еще Кайданов слева врубился, вот и не выдержали их благородия, побежали. А Джуре надо ремня доброго, шоб неделю на животе спал. Тогда командир бойца не разглядывал особо, а як рассвело, да контра закончилась - Матка Боска Чесхонтовска! Да ты ж только коров пасти начал! Пистолета где-то нашел и уже махновец! Мать в погреб спряталась, а ты, зараза малая, не послушался, а пистолета с чердака вытянул и за нами побежал. Сейчас себе дрыхнет на скрыне, под шинелью.
А в разведку пойдет Журборез. Все равно ему делать нечего, лазит по улице, курей считает. И сам Шульга с ним пойдет, должен же этого шмаркача кто-то прикрывать. А за старшего женатик остается, я ему льюис оставлю, отобьются, если что. За селом мирно паслись разномастные коровы, где-то десятка два. Одна из них подняла круторогую башку, глянула на Журбореза и подмигнула левым карим глазом.
- Тебе девок мало?- кротко сопя, заметил командир.
Махновец только руками развел.
- Но я ж тебя понимаю - с горя не утопится, гроши с тебя требовать не станет,- безмятежно продолжал Шульга.
Журборез чуть развернулся в седле, чуть тряхнул правой рукой, хватаясь за нагайку.
- Та успокойся, я пожартував.
Журборез только плюнул. От дать бы ему той нагайкой по довбешке, може и поумнел бы. Може, та корова якраз командиру и моргала, вот он и забеспокоился.
- Нашо мне чужая любовница?
Шульга только зубами клацнул. А наш полосатый друг еще и отгавкаться может.
Кони ступали медленно, лениво отмахиваясь от мух, периодически угрызая особо вкусный цветок. Журборез поглядывал то влево, то вправо, жалея о том, что угрохал бинокль. Хороший был бинокль, немецкий, с обреста снял. Два года на шее тягал, а тут на ровном месте ляпнулся и стеклышкам - каюк. Хоть в Неметчину едь, да новый покупай. Слышал что-то бывший матрос, что и там анархисты завелись. Чего б им и там не взяться - немцы ж люди умные, вон какую оптику майстрячат. И домой убраться догадались. От бы и кадеты так сделали, до черта в пекло все убрались, вместе с большевиками.
Шульга смотрел поверх конской шеи, куда-то в степь. Но Журборез готов был спорить на последнюю гранату, что командир видит не степь и не кобчика в небе. Задумался он сильно. Думать - дело подходящее, и если ты командир, так даже и нужное, но в разведке надо замечать! А то будет, как с экипажем прогулочной яхточки 'Мариуца' - капитан тоже задумался и сел на мель, да еще и днище пропорол. Пропало тогда у Журбореза увольнение, пришлось этих мечтателей, мать их так и растак, снимать с мели. Папенька у капитана богатенький был, купил сыночку игрушку, а мозги забыл. Но 'Мариуца' - дело прошлое, а кого-то видать, прут себе верхами, трое или четверо, особо не прячутся. Свои или еще кто? Один из всадников подъехал чуть ближе, серая под ним чего-то испугалась, шарахнулась в сторону. И, пока он успокаивал лошадь, Журборез разглядел тусклый желтый отблеск на плече.
Шульга переварил новость, глянул на неспешно едущих контриков, дернул плечом, скидывая винтовку в руки. Журборез отъехал подальше, спешился, задумчиво достал из кармана лимонку. Хоть бы на этот раз взорвалась.Трехлинейка привычно грохнула, один из белогвардейцев, который ехал на чалой, завалился назад. Всадник на серой пустил кобылу галопом, выхватывая из ножен шашку. Третий всадник вздыбил гнедого, но вылетел из седла сам. Гнедой, задрав хвост, понесся куда-то в сторону. Журборез матюкнулся, швырнул гранату - не офицерика, так хоть коня зацепит. А вот хрен. Проклятая машинерия попросту покатилась в ямку, за горбочек, и лежала неподвижно, бесполезным куском железа. Бывший матрос выдрал из кобуры наган, поспешно нажал на спусковой крючок. Шульга молча выстрелил второй раз. Кобыла истошно заверещала, завалилась на бок. Больно скотинке, аж жалко ее стало. Зато офицер выпрыгнуть из седла не успел. Журборез глянул на ласкающую его деликатную душу картину - два дохляка, чалая трогательно склоняется к хозяину, гнедой бегает шо наскипидаренный и натуральное свинство в двух шагах - агонизирующая лошадь и под ней то ли тоже мертвый, то ли просто бессознательный всадник. Все-таки изверг у нас командир, чистой воды изверг. Пришлось патрон на бедную коняку тратить.
Шульга спешился, ухватил чалую под уздцы, почесал ей между ушами, взгромоздился в седло, неспешно поехал к месту падения третьего контрика. Журборез деловито перерезал офицеру горло, пошарил по карманам - пятьдесят деникинских рублей, десятками. На растопку сгодятся. Перчатки - малы, сразу видно. Трубка-носогрейка, не пережила падения, раскололась. На том свете покуришь! А вот тот, шо с гнедого ляпнулся, кажется, живой, командир его уже скрутил да собственно Журборезу кулака показывает.
