Питер Цурас - Победа восходящего солнца
Адмирал Тернер не был удивлен тем, что, как только появилась возможность, разговор переключился на тактику. Он быстро включился в обсуждение: «В самом начале войны, после Перл-Харбора, Малайи и Яванского моря, наше состояние казалось плачевным — как и состояние японцев. Военно-морская авиация справлялась с любым судном, с каким сталкивалась. Установка радиолокационных взрывателей[203] в 1942 и 1943 годах увеличила успехи наших кораблей в борьбе со своими воздушными мучителями, и к 1943 году — всего через два года после Псрл-Харбора баланс сил определенно склонился в пользу Америки: нашей промышленной базы, нашей учебной базы; во флоте прибавилось военных кораблей, самолетов и высококлассных летчиков. Тем не менее с появлением камикадзе дуэль между корабельными орудиями и самолетами началась заново. Уничтожение девяноста процентов участников рейда до Лейте[204] считалось успехом; но разрушения, которые причинял даже один самолет-самоубийца, могли быть ужасающими. Было очевидно, что завоевание Японии может повлечь огромные потери, и мы стали принимать меры, чтобы предотвратить эту угрозу, — затруднением действий противника, эффективным командованием и контролем, установкой большего количества орудий и всем, что мы могли придумать, чтобы сбивать самолеты до того, как они приблизятся к нашим кораблям».
«Сэр, — прервал его один из слушателей, — в донесениях разведки перед Кюсю снова и снова говорилось о том, что японцы даже не имеют достаточно топлива, чтобы обучать новых пилотов; они были отрезаны от своей голландской нефти и потеряли все свои нефтеперерабатывающие заводы — их уничтожили В-29 «Суперфортрес»; японцам должно было быть очень трудно обеспечивать полеты. Я не знаю никого из военных моего уровня, кто в это поверил бы; не было ли это той причиной слабости воздушного прикрытия наших взлетно-посадочных площадок?»[205]
«Я отвечу в два приема, — сказал Тернер после минутного размышления. — Во-первых, все, что вы сказали об их возможностях ввоза и переработки нефти, — правда, однако не в той степени, как полагали некоторые. Другая часть картины касалась свидетельств разведки о недостаточной активности японцев на море, что казалось явным признаком того, что топливо у них на исходе. Японский флот резко сократил количество боевых операций из-за нехватки тяжелого топлива, и мы знали, что эта нехватка была главной причиной сокращения часов учебных полетов их летчиков. Более того, в докладах, полученных от нейтральных миссий, указывалось на то, что у гражданского населения, которое не только было лишено жидкого топлива, но и остро нуждалось в продуктах питания — картофеле, кукурузе, рисе, — реквизировали и синтетическое топливо[206]. Мы также были уверены, что во время наших налетов были уничтожены почти все хранилища. Таким образом, хотя мы знали, что японцам удалось скрыть от нас большое число самолетов, неубедительность их ответных действий укрепила нас в мысли, что эти самолеты не в состоянии оказать нам эффективного сопротивления.
Чего мы не знали — так это того, что японцы сознательно приняли решение создать децентрализованные запасы, не связанные с теми, которые использовались для тренировок, — резервы, из которых бралось бы топливо для финальных сражений. Они увидели свой конец, когда мы снова заняли Филиппины; им удалось быстро провести свои корабли мимо наших новых баз в феврале и в марте, прежде чем этот путь был перекрыт. Хотя мы потопили приблизительно две трети танкеров, шедших на север, четыре или пять прорвались и провезли 40 000 тонн очищенного топлива. Этот груз и некоторые продукты внутреннего производства составили основу того, что стало стратегическим резервом[207] Японии, в который вошли 190 000 баррелей авиационного бензина, спрятанного в армейских запасниках, и еще 126 000 баррелей, которыми владел флот[208]. Чтобы просто дать вам представление о количестве бензина, о котором мы говорим, — японцы использовали около 1,5 млн баррелей во время воздушных операций при Окинаве[209], но — и это важно — во время Окинавы им пришлось пролететь в три раза большее расстояние, чем над Японией.
Их обнаружившаяся неспособность поднять в воздух большое количество самолетов укрепила в нас уверенность, что непосредственная защита места высадки десанта может быть доверена авианосцам эскорта, в то время как около 1800 самолетов авианосцев 58-й oпeративной группы были отправлены на задание на 600 миль к северу от Кюсю, гораздо дальше Токио. Самолеты лишь двух оперативных групп адмирала Спрюэнса были назначены подавлять сопротивление с севера и востока от прикрытия, составленного из эскортных кораблей адмирала Спрэга. Я вместе с другими настойчиво возражал — безуспешно, — считая, что мы слишком многое принимаем на веру. Нам не нужно демонстрировать свои силы по всему Хонсю. Нам нужно защитное покрывало из «Хэллкэтов» и «Корсаров» в определенном месте. Они нужны нам на Кюсю. Да, командование и контроль будут невероятно затруднены, может быть невозможны, если сосредоточить так много самолетов в одной точке воздушного пространства. Но это оправдает себя, если японцы совершат успешный массированный рывок к транспортам — и так оно и произошло».
«Сэр, разве не было также число принимавших прямое участие во вторжении эскортных авианосцев меньше, чем могло бы быть?»
«Было, — ответил Тернер, — но в какой-то степени это было неизбежно. Общим счетом тридцать шесть эскортных авианосцев принимали участие на том или ином этапе «Маджестик», но многие корабли пришлось услать для защиты дальних подразделений — участников вторжения. Например, четыре эскортных авианосца были отправлены обеспечивать поикрытие тихоходного конвоя, который курсировал между Филиппинами и Кюсю, от более чем 600 японских самолетов, которые могли напасть на него, прилетев со своей базы на Формозе[210]. У Спрэга было шестнадцать «плавучих аэродромов» приблизительно с 580 самолетами; они были готовы как поддержать высаживающиеся соединения, так и оказать сопротивление в случае нападения вражеского корабля[211]. План требовал, чтобы около 130 самолетов были наготове от рассвета до заката, чтобы поддержать своих в отчаянном бою за место высадки десанта[212]. Конечно, чтобы обеспечивать продолжительное, непрерывное присутствие, требовалось гораздо больше самолетов, и даже больше было отправлено от наземной поддержки, когда они были на Окинаве[213]. Возможность боевого воздушного патруля (БВП) действительно обеспечить прикрытие, как только начнется бой, — пункты БВП были расположены на расстоянии в среднем пятнадцати миль друг от друга по ту сторону покрытых облаками гор — оказалась невероятно труднодостижимой и вскоре провалилась. Мы закрепились недостаточно прочно. БВП были сметены со своих патрульных барьеров во время первого прохода японцев. Мы ожидали, что некоторым — немногим — удастся проникнуть, но не рассчитывали, что они смогут успешно и согласованно действовать и поднять в воздух столько самолетов, сколько они смогли поднять».
«Мне кажется, сэр, — заметил собеседник Тернера, — что они нас раскусили».
«Очевидно, что они разрабатывали планы, основанные на точном понимании деталей наших десантных операций, — признал адмирал, — и их планы далеко не ограничивались воздушными операциями. Фактически они были так уверены в своем анализе наших намерений, что двинули несколько своих дивизий на Кюсю до того, как наши ВВС — наша возможность воспрепятствовать им — достаточно укрепились на Окинаве. Японцы были на шаг впереди нас. Наша разведка заметила появление их укреплений, которые вместе с уже находившимися там частями и новыми дивизиями, набранными из многочисленного населения острова, представились нам ужасной картиной[214]; однако с этой ситуацией мы могли бы справиться, если бы были в состоянии доставить наши соединения на берег в целости.
Интересное примечание для будущего историка этих событий. Многим из вас, возможно, известно, что первоначально операция на Кюсю назвалась «Олимпик», но знаете ли вы, почему первое название было изменено? Когда разведка обнаружила быстрое наращивание сил, мы предположили, что высадка может оказаться под угрозой[215]. Перемена названия с «Олим-пик» на «Маджестик» была попыткой сбить с толку японскую разведку — перемены, предпринимаемые ими, были основаны на данных анализов, проведенных в императорской штаб-квартире. Японцы верно вычислили и место, и примерное время проведения обеих операций — и «Маджестик», и «Коронет» ( «Диадема»)[216] — и решили ввести в сражение огромное количество самолетов-камикадзе в течение первых — критических — десяти дней каждой операции. Десантные силы сами по себе должны были стать главной мишенью японцев; дополнительным авиасоединениям было дано задание удерживать оперативную группу авианосцев»[217].
