Александр Афанасьев - Врата скорби (Часть 1)
– Ну… то что я видел своими глазами. Папенька… отослал нас в Тобольск, потому что были рокоши. Польская социалистическая партия… Пилсудский… Дзержинский. Когда они поняли, что не могут справиться с армией – они перешли к террору против беззащитных. Против женщин, против детей. Я помню, как на набережной Вислы к моей маменьке подошла женщина и плюнула ей в лицо. Я тогда вцепился ей в ногу…
Да, он это помнил. И хорошо помнил, хотя было то тогда ему – шесть лет, ни больше, ни меньше. Запах лип, медленно текущей воды, крик разносчика газет. И эта баба… он бросился на нее, не зная что делать, маменька кричала… а он вцепился в нее… и так, пока не подбежали казаки. Вцепился как звереныш…
До сих пор он не может забыть этот мерзкий запах от женщины, шорох юбок, треск полотна…
– … Знаете, эта женщина была дворянка. То есть, если судить категориями большевизма – из реакционного и антинародного класса. Но разве она повела себя как дворянка? Нет, она была полькой и только полькой.
– Интересно…
– Потом я прибыл для прохождения службы на Восток, и понял, что там – все тоже самое. Араб – он, прежде всего араб. Любой богач, любой феодал – для нищего феллаха ближе и дороже русского разночинца, который пропагандирует его идти против феодализма и реакцию. Арабский феллах этого просто не поймет, для него все так, как тому предопределил Аллах, и если кто-то богат – то значит, волей Аллаха, и как ему идти против воли Аллаха?
– Понимаю – кивнул тайный советник – кстати, не раз и не два было, когда разночинцев, сосланных на Восток и пытавшихся там вести агитацию убивали на месте.
– Ничего удивительного. На Востоке и не бывает по-другому.
– Но здесь не Восток, здесь Россия.
– Именно поэтому – нам следовало бы забыть все свои разногласия. И становиться сильнее. Большевизм исходит из неверных предпосылок. Из ошибок. Пусть ошибок, сделанных из доброго побуждения – но все же ошибок. Тот, кто побывает в месте после рокоша, или после мусульманских беспорядков – тот уже не будет верить во всемирное братство людей. Если он конечно не дурак и не лжец…
Тайный советник кивнул. Если ответ ему и не понравился – то он никак этого не выдал.
– А как вы относитесь к исламу?
Князь улыбнулся
– Как я отношусь к исламу… я ненавижу его. Ислам – источник всех бедствий на Востоке.
– А поподробнее?
– Поподробнее. Ислам – принижает волю человека до слепого и всегда покорного раба Аллаха. Это воля Аллаха и он сделал так, как пожелал – вот обычные слова восточного человека, когда с ним происходит что-то плохое. И он – даже и не пытается того исправить. Истинно верящий в ислам человек – темен и невежественен. Он не считает нужным менять что-то вокруг себя. Обустраивать мир для своей жизни – он как будто наблюдатель в своей собственной жизни. Но случись что, стоит вам только задеть этого человека или его сородича – и вы столкнетесь со смертельной, застилающий разум яростью, самоубийственной яростью. Пришедшего в ярость мусульманина можно остановить только пулей, ничем иным, слов он не слышит. Пришедшую в ярость толпу – только пулеметной очередью. Мусульманин – в мятеже ли, в мире ли – ничего не сделает для спасения собственной жизни, он совершенно равнодушен к смерти. Мусульманин ленив, при этом весьма коварен – ислам, наверное, единственная религия в мире, которая позволяет обманывать. И убивать. Поэтому – если мы хотим, чтобы Восток стал неотъемлемой нашей частью – мы должны выкорчевать там ислам с корнем, заменив его чем-то другим…
– Чем же, например?
– Не знаю. Чем-то другим. Возможно, православием.
– Ладно. А что вы думаете о политике?
– О политике… Вы хотите знать, за кого я голосовал в Думу?
Тайный советник усмехнулся
– Зачем мне это? Меня интересуют… скажем так, ваши общие взгляды.
– Ну… прежде всего, я против парламентаризма
– И почему же?
– Достаточно взглянуть на нашу Думу, чтобы понять, почему.
– Хороший ответ, продолжайте.
– Я так же против ответственного правительства.[135] Правительство, ответственное перед большой группой людей – есть правительство, не ответственное ни перед кем и ни за что. Коалиционное правительство – еще хуже, это вообще не правительство, это балаган. Во главе государства – должна стоять одна выдающаяся личность. Кто это будет – все равно, главное чтобы этот пост он занимал по праву.
Последние слова были крайне опасными, поскольку допускали введение в России военной диктатуры. Вопрос о введении военной диктатуры – стоял в России все двадцатые годы, и даже тридцатые. Оголтелое разночинство и либералы атаковали Царя, требуя отречения, считая его "кровавым" и "тормозом свободы". Военные думали о том же, об отречении, но предъявляли совершенно другие требования – Царь слаб, России нужен сильный и жестокий правитель, способный железной рукой подавить сопротивление, расстреливать демонстрации как в Германии. Наиболее радикальные из военных – требовали применять нарывной газ против бунтующего крестьянства. Только вылезли из всей этой пропасти – кризис. Всемирная депрессия. Только сейчас – стало более – менее хорошо, и это при том, что перевооружена армия, перевооружен флот, созданы мощнейшие ВВС. Но мысли о диктатуре – военных посещать не переставали…
– А как вы относитесь к суфражисткам?[136]
– Полный бред. Их надо пороть и выдавать замуж. Только и всего.
– Как вы относитесь к внешней политике правительства?
Князь пожал плечами
– Я военный и давал присягу. Что касается меня – я полагаю, Британию надо было бомбить еще семь – восемь лет тому назад. Пока они есть – мы не будем жить спокойно.
– А как вы относитесь к либералам?
– Гнусные продажные негодяи.
Перед следующим вопросом тайный советник задумался
– Вас можно назвать смелым человеком?
– Вероятно, да как и любого авиатора.
– А вы умеете хранить тайны?
– Это дело чести.
– Вы любите женщин?
– Что за вопрос…
– Вопрос как вопрос – сказал Богачев – и задан он не просто так.
– То есть…
– Как-то странно и дико мне жить без тебя, сердце лаской любви не согрето – фальшивя пропел тайный советник – вы, кстати, себя отлично показали. Просто отлично. И не испугались, вот что главное, в полицию не кинулись, даже сбросив двоих на рельсы…
Вид у капитана ВВС, князя Шаховского был весьма и весьма обалделый, надо так сказать.
– Челюсть подберите – резко сказал ему Богачев – право, я начинаю сомневаться в своем первоначальном мнении о вас.
– А… она тоже…
Богачев покачал головой, вроде как раздосадованно
– Догадались? Вот, так вот и берут вас, идиотов, на сладенькое. Медовая ловушка называется. А ведь вы подписку давали, лекции с вами проводишь, с идиотами…
Настя, Настя…
– Как… ее звали? – спросил князь, стараясь привести в порядок бешено стучащее сердце
– Почему звали? – недоуменно переспросил Богачев – и сейчас зовут. Мы обычно ее называем "Жар-птица".
Князь сдержал ругательство
– Да вы не переживайте… Что раскисли, как какой-нибудь… юнкер. Детский сад, штаны на лямках! Она вам, кстати, дала отличные рекомендации, десять из десяти. А здесь – принято доверять ее мнению.
Твою же мать…
– Итак? – Богачев смотрел пристально, как будто бы в самую душу – вы – с нами?
А катись оно все… колбаской.
– Еще бы не с вами…
Богачев расцвел
– Вот и отлично. Тогда, милостивый государь, прошу за мной. Будем оформляться…
Москва, Российская Империя
Ходынское поле
16 мая 1949 г.
Оформление было нелегким.
Он прошел три кабинета с психологами, каждый из которых задал не менее чем полтысячи вопросов… право же. Психология сама по себе является формой умопомешательства, ничуть не иначе. Написал две свои автобиографии – полную и краткую. Сдал отпечатки пальцев как какой-нибудь уголовник. В Боткинской больнице – прошел полный медицинский осмотр, который подтвердил лишь тот факт, что князь Шаховской не годен к полетам на боевых самолетах околозвукового типа, но отлично готов к работе шпионом.
Первый день после собеседований – ему хотелось нажраться, но усилием воли он подавил в себе это желание.
Ночью снилась Настя. Крайний раз… она танцевала в каком-то зале с лощеным гражданским уродом… а потом погас свет и началась автоматная стрельба. Он бросился к ним… но не успел… все было как будто в воде…
Проснулся с криком и потом долго не мог уснуть.
Никто не говорил ему, сколько собеседований и испытаний ему еще предстоит пройти. Видимо, это тоже было одним из испытаний – задолбать неофита до того, что он плюнет и уйдет.
Но в этот день – он как и положено в девять ноль – ноль, стоял на проходной Ходынского аэродрома, но его Вергилий, неулыбчивый и молодой "сотрудник" (так они все звались) в штатском – повел его не в очередной забег по лабиринту кабинетов, а к лифту. В лифте – около каждой кнопки были прорези для ключа и номеров этаже не было. Непонятно было даже, то ли этот лифт идет вверх, то ли он спускается вниз, в адские подземелья.
