Майкл Чабон - Союз еврейских полисменов
— Все засрал… — отзывается Ландсман.
— Дед! — орет Берко, но тут же смолкает и добавляет еще два-три тихих гортанных слова на языке, оставленном в прошлом.
Они останавливают кровь, обрабатывают и перевязывают рану. Ландсман ищет, куда делась пуля, и находит дырку в фанерной стене.
— Где он его откопал? — Ландсман подбирает оружие. Револьвер потерт, поцарапан, старый механизм. — Тридцать восьмой «детектив спешиэл».
— Да черт его знает. У него куча пушек. Страсть любит игрушки. Это у нас общее.
— Может, мемориальный? Может, из него застрелился Мелек Гейстик в кафе «Эйнштейн»?
— Я бы не удивился. — Берко взваливает отца на плечо, они спускаются к машине, кладут раненого на заднее сиденье на кучу полотенец. Ландсман включает сирену, которую использовал, может, два раза за пять лет, и они направляются вверх по склону.
Станция «скорой помощи» есть в Найештате, но народ, доставляемый туда, мрет исправно и регулярно, так что они решают держать путь в Ситку, в центральную больницу. По дороге Берко звонит жене. Объясняет ей несколько сбивчиво, что его отец и человек по имени Альтер Литвак несут долю ответственности за смерть его матери во время печально известного индейско-еврейского конфликта, что его отец пустил себе пулю в лоб, что они собираются отвезти Герца Шемеца в отделение «скорой помощи» городской больницы, потому что он полицейский, черт побери, и что у него работа, и старик может и коньки отбросить. Эстер-Малке принимает и переваривает все рассказанное, Берко заканчивает контакт, и они входят в слепую зону. Минут пятнадцать связь отсутствует, оба молчат, но ближе к границе города телефон Берко оживает.
— Ну… — говорит он. И снова: — Ну… — но уже более раздраженно. Он слушает доводы своей жены около минуты. Ландсман не знает, читает ли она ему кодекс профессионального поведения, рассказывает ли о нормах морали и нравственности, о долге всепрощения, о долге сына перед отцом и потомков перед предками. Под конец Берко трясет головой, оглядывается на старого еврея, распростертого на полотенцах, выдавливает из себя: — Ладно. — И завершает разговор.
— Сбросишь меня в больнице, — произносит он голосом признавшего поражение, — и позвони мне, если найдешь этого грёбаного Литвака.
37
— Кэтрин Свини, пожалуйста.
Бина держит в руке телефонную трубку. Кэт Свини, помощник прокурора США, дама серьезная и компетентная, вполне может выслушать и осмыслить то, что собирается ей сообщить Бина. Ландсман нагибается, протягивает палец и его подушечкой разрывает соединение. Бина уставилась на него, медленно хлопая воскрылиями век своих. Ландсман застал ее врасплох. В кои-то веки!
— Они стоят за этим, — говорит Ландсман, не снимая пальца с кнопки.
— Кэти Свини стоит за этим? — Бина не отнимает трубки от уха.
— Не знаю. Сомневаюсь, что она об этом вообще слышала.
— Офис федерального прокурора в Ситке стоит за этим?
— Может быть. Не знаю. Возможно, и нет.
— Департамент юстиции, значит…
— Да. Не знаю, Бина. Извини.
Удивление прошло, глаза ее смотрят на него, не мигая.
— О'кей. Теперь слушай меня. Прежде всего, убери свой гнусный волосатый палец с моего телефона.
Ландсман поспешно отдергивает руку, не дожидаясь, пока лазерный луч ее взгляда стерильно оттяпает его палец.
— Не прикасайся к моему телефону, Меир.
— Никогда в жизни.
— Если то, что ты мне рассказываешь, правда, — говорит Бина тоном учителя, адресующегося к классу умственно недоразвитых подготовишек, — то я непременно должна сообщить об этом Кэти Свини. Возможно, следует сообщить в Госдеп. Даже, вероятно, в Министерство обороны.
— Но…
— Потому что — не знаю, в курсе ли ты, — потому что Святая Земля располагается вне границ моего участка.
— Охотно верю. Но послушай. Кто-то, обладающий весом — серьезным весом, — стирает данные в базе данных ФАА. Вес того же порядка необходим, чтобы пообещать совету индейских вождей отдать им округ Ситка после исхода евреев, если те пустят Литвака с его программой в Перил-Стрейт.
— Тебе это Дик сказал?
— Очень прозрачно намекнул. И при всем моем уважении к Ледерерам из Бока-Рейтон, вынуждает заметить: та же влиятельная персона подписывает чеки на карманные расходы по весьма дорогостоящим операциям. Тренировочный центр. Оружие и логистика. Селекция скота. Кто стоит за всем этим?
— Правительство США.
— Вот я и говорю.
— Потому что они полагают, что идея запустить кучку чокнутых евреев в арабскую Палестину, чтобы взорвать пару-тройку храмов, побегать за Мессией и начать третью мировую войну — идея очень неплохая.
— Бина, они такие же чокнутые. Да ты и сама это знаешь. Может быть, они возлагают на третью мировую войну большие надежды. Может, они полагают, что третья мировая — новый крестовый поход, который вернет Иисуса на землю. А может, их интересуют просто нефть, нефтедоллары, гарантии на все времена. Не знаю.
— Заговорщики в правительстве?
— Понимаю, как это звучит.
— Говорящие цыплята.
— Извини.
— Ты обещал.
— Помню.
Она поднимает трубку, повторяет предыдущий вызов.
— Бина, пожалуйста, не надо.
— Я перебывала с тобой в куче темных уголков, Меир Ландсман. Но в этот не собираюсь.
Ландсман полагает, что не стоит винить ее за это.
Бина добирается до Свини, излагает той избранные места из ландсмановской истории. В ее изложении вербоверы и группа евреев-мессианцев стакнулись и планируют нападения на мусульманскую святыню в Палестине. Многие домыслы Бина опускает. Не упоминает также о смерти Наоми и Менделя Шпильмана. Зато заботится о достаточном неправдоподобии изложения, чтобы собеседница скорее ей поверила.
— Я хочу выйти на этого Литвака, — заключает она рассказ. — О'кей, Кэти… Да… Да, конечно… Да, да…
Разговор завершен. Бина подбирает со стола сувенирный глобус с миниатюрной панорамой Ситки, встряхивает его и смотрит, как падает снег. Офис она подчистила основательно, все выкинула, все безделушки и фотоснимки. Оставила только глобус да свою парку в нескольких экземплярах в рамках на стене. Да фикус и еще какой-то каучуконос, да розовую орхидею с беловатыми вкраплениями в зеленом стеклянном сосуде. Прелестно, как дно загородного автобуса после пикника, вид снизу. Бина царит над этой идиллией в очередном мрачном брючном костюме, волосы ее вздернуты и удерживаются на месте кольцами-резинками, металлическими пряжками и иными весьма полезными приспособлениями, живущими в ящике стола.
— Она не смеялась? — спрашивает Ландсман.
— Кэти не из таких. Ждет дополнительной информации. Мне показалось, что я не первая, от кого она услышала об Альтере Литваке. Сказала, что, возможно, они его заберут, если мы его обнаружим.
— Бухбиндер, — вспоминает Ландсман. — Доктор Рудольф Бухбиндер. Помнишь, он выходил из «Полярной звезды», когда ты входила.
— Дантист с Ибн-Эзра-стрит?
— Он сказал мне, что переезжает в Иерусалим. Я ему не поверил.
— Какой-то институт…
— На «М».
— Мириам?
— Мориа!
Бина лезет в компьютер и находит институт Мориа в закрытом списке, по адресу: 822 Макс-Нордау-стрит, седьмой этаж.
— Дом номер восемьсот двадцать два. — повторяет Ландсман. — Х-ха.
— Твой сосед? — Бина набирает номер.
— Через улицу, напротив, — отвечает Ландсман почти робко.
— Машину, — резолютно меняет намерение Бина, сбрасывает номер и набирает другой, короткий. — Гельбфиш.
Она приказывает блокировать входы отеля «Блэкпул» патрульными и сотрудниками в штатском, кладет трубку и смотрит на нее.
— О'кей, — говорит Ландсман. — Двинули.
Но Бина не двигается.
— Как приятно не иметь дела со всей твоей бредятиной. Я все же немного отошла от круглосуточной маниакальной Ландсмании.
— Завидую тебе.
— Герц, Берко, твоя мамаша, твой папаша… Вся ваша шайка. — И припечатывает по-американски: — Вонючий чокнутый пучок.
— Сочувствую.
— И луч света в вашем бедламе — Наоми. Единственный здравомыслящий человек был в семейке.
— Она так же отзывалась о тебе. Только Наоми говорила «единственный в мире».
Двойной неробкий удар в дверь. Ландсман встает, полагая, что Берко уже успел обернуться.
— Хелло! — В дверях американец. Привет американский: — Это еще кто? Вроде не имел удовольствия.
— Вы, собственно, к кому? — щурится Ландсман.
— Я есть ваше похоронное бюро, — сообщает американец на лоскутном, но энергическом идише.
— Мистер Спэйд назначен наблюдать за переходными процедурами, — поясняет Бина. — Полагаю, я о нем упоминала, детектив Ландсман.
— Полагаю, упоминали.
— Детектив Ландсман, — повторяет Спэйд-Большая-Лопата, ко всеобщему удовлетворению сползая в американский. — Небезызвестный.
