Борис Орлов - В окопах времени
Поэтому сейчас в уютнейшей беседке, облицованной истинно самаркандскими голубыми изразцами — умеют ведь, когда захотят, — мирно дымили пайковыми сигаретами третьего сорта «Охотничьи» (иначе — «Смерть на болоте») уроженец подмосковного поселка имени Дзержинского «дед» Володя — Росписной и потомственный житель Красных песков Исфандияр-Оглы, который дослуживал восьмой год срочной (!) службы…
…Как же получилось, что сын уважаемого саксаула так надолго прописался в славных рядах СА? Да все из сыновней почтительности…
В отличие от некоторых своих сверстников Исфандиярыч очень хотел служить в армии! И поэтому выучил русский не только за то, что им разговаривал Ленин — а потому, что без языка межнационального общения как без воды: и ни туды и ни сюды… Кроме того, юноша активно занимался таинственной кара-калпанской борьбой и много бегал по своим пескам за своими баранами.
Поэтому физически крепкий, развитой текинец был направлен в воздушно-десантные войска, откуда и вернулся через два года в родной кишлак в тельняшке, голубом берете и с массой «отличных» значков, включая орден Мать-Героиня Первой степени…
Посмотрев на его успехи, старики покачали седыми бородами и сказали — ты силен и горд, Иншалла! А твой брат — глуп и слаб… ты обязан защитить его! Твоему брату пришла повестка. Поэтому иди и отслужи за него…
Следующие два года Исфандиярыч служил в гвардейской мотострелковой дивизии… когда он вновь возвратился в родные пески — вечные, как Копетдагские горы, старцы сказали: ой-бой! Вах, якши аскер! Молодец.
Но ты холост — а у твоего среднего брата уже пятеро детей… (я знаю, что если детей — двое, в армию не возьмут. Но вот районный военный комиссар, похоже, этого не знал…). Пришлось Исфандиярычу надеть черные петлицы сапера…
Ну, а когда вернулся, уважаемые старики, которые дааавно здесь, под карагачом, сидели, — снова пригласили его на джиргу…
И Исфандиярыч привычно отправился на сборный пункт. Нет, в принципе, в армии ему нравилось. Но уж больно напрягало его то, что он четвертый раз стал «молодым»…
«И еще учти, Исфандияр-Оглы: раз Эстония получит независимость — будешь ты в армии этой страны служить не два года, а пять лет… а то, смотри, и пожизненно…»
«Э, слушай, шутишь, да?»
«Почему шучу? При Петре так и служили. Попал в армию — все, навечно… а эстонцев служить не заставишь, на Гааса посмотри… вот и будешь за них отдуваться!»
В это время Володя-Росписной аккуратно свернул газету «Молодежь Эстонии», которую я ему подсунул, и задал насущный вопрос: «А геи, это кто? Педерасы?»
«Разумеется…»
«То-то я смотрю, они в кожаных штанах… и что, вот это к власти пришло?»
«Еще нет, но обязательно придет… если не бить!»
«Нет, вы что… пидаров бить нельзя. Еще опарашисся… только палкой, только палкой!»
Разговор переходил в конструктивное русло.
…Не удивляйтесь, что детские садики и машинные залы для ядерных реакторов возводили в Палтиски зека (заключенные каналоармейцы, как со времен славного Беломорканала их называли), хоть, правда, и бывшие…
Это же старинный обычай… Рогервик изначально строили каторжане. И какие каторжане…
Здесь тянул свой долгий срок знаменитый и славный (куда там старшему оперуполномоченному Гоблину) Ванька Каин, руководитель первого московского уголовного розыска… не смог он преодолеть секту скопцов, что крепко обсела Рогожскую слободу, за что был бит кнутом и сослан в Рогервик навечно…
Гремели здесь кандалами башкирский народный герой Салават Юлаев (тот, что сейчас вздыбливает лихого бронзового коня над древней Уфой) и пугачевский министр Иван Почиталин, катали тачку авантюрист граф Долгополов и прохиндей корнет Савич…
Так что традиции тюремного быта дошли до нас из глубины веков — в том числе то, что некукарекающих петухов надо гонять непременно обаполом, а иначе и офоршмачиться недолго!
…Да, личный состав начал явно образовываться — после визита в казармы вождей («Ашхаду Аль-ляя Илааха Иль-ла Ллаах, уа Ашхаду анна Мухаммадар расуулю Ллаах!!! — Зуб даю, братва — все сплошь пидоры, все как один, в кожаных штанах!! — Сволочи, гады, они электрика Никонова заживо сожгли! — Аллах Акбар! — Воистину акбар!»)… но что мы можем сделать, безоружные?
Пока я метался по городу — то к Центральному КПП Базы, то к ракетчикам, то к стройбатовцам, — уже насмотрелся на по-европейски аккуратные баррикадки, покрашенные белой красочкой, и на сидевших за ними, на брезентовых стульчиках, аккуратно одетых кайтселийтовцев, с охотничьими карабинами в руках… вот ведь гадство! Чтобы русскому офицеру купить гладкоствольное ружье, надо быть обязательно членом Военохота, а по местным законам любой туземец может приобрести СКС для самообороны!
Доигрались в glastnost! Скоро, наверное, экзамены по своему чухонскому языку введут, ха-ха… глупость какая может в голову прийти… это у меня от переутомления.
Так. Принимаю командирское решение. На дежурном ГАЗ-66 выдвигаюсь в город Палтиски, со мной водитель, Левицкий, Исфандиярыч и Володя-Роспис-ной, с целью установления локтевой связи с красногвардейским отрядом и Горкомом партии. В мое отсутствие командование над Революционным Беспощадным Отрядом Пролетарского Гнева возлагаю (шепот из-за левого плеча «Хайлис», из-за правого плеча «Бля буду, Хайлис, сержант!») на сержанта Хай-лиса (190 см роста, 120 кг веса, супертяжа, шесть с половиной диоптрий на оба глаза)!
Сопровождаемый криками: «Любо! Якши! Ниш-тяк!», я воздвигся в кузове шешарика и отбыл по назначению…
…Чтобы выехать с улицы Ямаа на широкий Петровский проспект (Peetri по-туземному), просторно, чисто по-питерски проложенный вдоль залива к площади Ленина, нам нужно было преодолеть железнодорожный переезд у уютного, деревянного, еще дореволюционных времен, вокзальчика…
Немного это меня напрягало… не люблю, знаете, ездить по местам, которые трудно объехать — это у меня такая идиосинкразия после подрыва на мине у речного брода… вот опустят шлагбаум — и все. Иди пешком.
Либо сноси его — но тогда без шуму не обойтись, а у нас оружия — два черных учебных АКМ, на которых стройбатовцы присягу принимают, два тупых штык-ножа, отобранных у дневальных, и любимая киркомотыга Володи-Росписного, которую он в части не оставил — потому как привык он к ней… много не навоюем…
Но, против ожидания — переезд миновали чинно-благородно, даже дежурная помахала нам приветливо желтым флажком… наверное, она была тоже проклятая русская оккупантка.
Повернув после переезда налево, водитель уже собирался прибавить ходу, как я заметил, что от вокзала бежит в нашу сторону простоволосая женщина, что-то неразборчиво кричащая… Поэтому я гулко стукнул кулаком по крыше, а потом свесился через дощатый борт: «Вам чего, гражданка?!»
Заплаканная женщина, с чисто славянским лицом, ухватилась за поручень кабины и вскочила на подножку: «Ой, сынки, помогите, убивают! Ведь убивают деда!»
«Вашего деда?»
«Да нет, просто… ветеран, ехал, видно, с дачи — а в электричке к нему пристали, эти… демократы… стали значки ветеранские с пиджака срывать… он не отдавал… а они его ногами, ногами!»
«Ясно… где?»
«Да вот тут, на платформе…»
Посадив женщину в кабину, с визгом покрышек развернулись в обратную сторону…
…По перрону два весело переговаривающихся эстонца в железнодорожной форме волокли за худые ноги прочь с вокзала тело мужчины… за седоволосой головой оставался ровный кровавый след…
Увидев нас, эстонцы дружно, как по команде, осторожно опустили синеющие лодыжки на серый асфальт и пробормотали: «Русски… пьяный, каккк свиньяяяя…»
Женщина, выскочившая из машины, гневно возразила: «Что ты врешь, гад! Какой он пьяный? Его вот эти избили» — и ее палец уставился на группу жирных, налитых пивом, гогочущих эстонских парней… Один из них, в каске с рунами из двух молний, был вдобавок в черных кожаных штанах…
Володя-Росписной смотрел на него завороженным взглядом: «Оба-на… в кожаных штанах… а? Вот уж свезло, так свезло…»
Интересно, что когда они нас увидели — у эстонцев не возникло никаких опасений… напротив, они были рады, что появился новый повод для развлечений…
Где-то в мае из Москвы пришел строгий приказ: «Не поддаваться на провокации!» (Ничего не напоминает, а?)
С этого времени любимым развлечением горячих эстонских парней стало плевать в лицо советским военнослужащим… но тут они крупно промахнулись. Перед ними были уже не солдаты Советской Армии — а бойцы Революционного Беспощадного Отряда Пролетарского Гнева…
Исфандиярыч, ласково улыбаясь, неторопливо вытаскивал из-за голенища бритвенной остроты дедовский пичак…
…Вот интересно, это какой же глубокий разум надо иметь, чтобы, брызгая слюнями, выкрикнуть в лицо весьма огорченному видом зверски убитого ветерана интеллигентному половозрелому еврею, понимающему бабушкин идиш и вот уже почти два года проходящему суровую стройбатовскую школу сакраментальное: «Estland von den Juden ist frei!»
