Олег Гончаров - Княжич
Оглянулся, а это Гостомысл из ладьи поднялся.
— Чего орете? — злился ведун. — Только прикорнул перед обедом. А вы тут гай подняли. — Он сладко потянулся, а потом втянул ноздрями воздух и сморщился: — Сдается мне, Смирной, что подгорела твоя утятина… чего вы гогочете-то?
А на нас и вправду смех напал. Это горячка боевая из нас выходить стала…
Своих мы схоронили. Чужих оставили.
Дальше спокойно шли. И вот дошли наконец.
Мы причалили под вечер. Решили меж собой до утра себя не оказывать. Ладья тяжелая, подарками для Ольги груженная. Впрямь за купеческую сойдет. Гостомысл мошну приготовил, чтоб за стоянку заплатить. Только зря он прождал. Не пришли за положенной податью дружинники. Видно, правду лекарь про дела киевские рассказывал. Не до виры варягам теперь. Не до поборов.
— А нам-то что? — хмыкнул ведун. — Что не отдано, то останется.
Только пристали мы, к нам грузали[194] подбежали. Дескать, кого тут принесло на ночь глядя? Откуда и куда путь держим? Из каких земель пожаловали? Нет ли желания товар в лабазы перенести? Плата за то невеликая, а добро целее будет. Опять же постой предлагают. Только отказались мы. И от лабазов, и от ночлега. Решили в ладье заночевать. И нам спокойнее, и подарки для моей будущей мачехи под приглядом останутся.
Вытащили мы ладью на берег, с грузалями за помощь рассчитались. Да к ночлегу готовиться начали.
Только Путята в посады ушел. Ему нужно было с Соломоном встретиться. Узнать, как тут в Киеве настроение.
А мы двух гребцов в охранение выставили, а сами спать легли.
27 апреля 946 г.
Меня разбудил сильный шум. Я со сна подумал, что опять на нас напали. Вскочил и за меч, Эйнаром подаренный, схватился. Глаза открыл. На своих взглянул. А они улыбаются. И только после этого вспомнил, что в Киеве мы. Какие тут разбойники?
И верно. Это жители посадские шумели. Много их собралось. Очень много.
Они окружили ладью. Кричали радостно. Руками размахивали.
— Что случилось? — спросил я Гостомысла.
— Радуются киевляне, — ответил ведун. — Прознали, кто мы и зачем пришли.
— Откуда?
— Соломон нас уже пять дней ждет. Видишь, как встречают?
— Ждут, когда мы Ольгу с собой в Коростень заберем, — улыбнулся Побор. — Между зубов она им застряла. Выковырнуть не могут. Думают, что мы это сделаем.
— Правильно думают, — подал голос Путята. Он полночи с Соломоном разговоры вел. Под утро только вернулся. Оттого и зевал.
— Сказать что-то людям надо.
— Гостомысл…
— Нельзя мне. Они же Перуна славят, а я Даждьбога.
Побор только рукой махнул. А Путята опять зевнул и сказал:
— Ты княжич, тебе и говорить.
— Да вы что? — испугался я. — Я ж для них малец несмышленый.
— Так покажи им, каков ты на самом деле.
Ничего не поделать. Я загнал свой страх подальше. Встал на сундук с добром, чтоб меня лучше видно было, и руки вверх поднял.
— Здраве буде, жители славного града Киева! — крикнул, когда народ угомонился, и поклон им земной отвесил.
Народ опять зашумел.
— И ты здравствуй!..
— Кто таков будешь?..
— Рады вас видеть, гости дорогие!..
— Забирайте варяжку да проваливайте!.. Волновались киевляне, словно Славута в ненастье.
— Я — грядущий князь Древлянский, Добрый Малович, — продолжал я, стараясь перекричать толпу, — сильно рад, что в земле Полянской нас не врагами, а друзьями встречают!
— Слава Добрыну! — закричали стоявшие рядом с ладьей.
— Слава! — подхватил народ киевский.
— Древляне нам не враги! — раздался чей-то крик. — Они от варягов не меньше нашего натерпелись…
Через некоторое время люди притихли, ожидая, что я еще скажу.
— Видно, ваш Перун с нашим Даждьбогом мировую выпили! — сказал я. — Вот в честь этого мира мы сватами от отца моего, князя Мала Древлянского, в город пращура вашего Кия пришли. Дозволите нам вашу княгиню за князя нашего просить?
— Забирайте ее поскорее! — крикнул кто-то из толпы.
Зашумел народ одобрительно.
— Слушай, — увидел я, как один грузаль другого в бок толкнул, — это что же получится? Коли Мал Древлянский на Ольге женится, то и Киев, и вся Русь под древлян пойдут?
— До всей Руси нам дела нету, — ответил ему другой. — Нам бы только варяжку спровадить. А там, глядишь, нового кагана кликнем. Хочешь — тебя?
И засмеялись оба.
— Слава Малу Древлянскому! — раздался пронзительный детский голосок.
— Слава! — подхватили люди.
— Ну вот, — шепнул мне Побор, — кажется, все у нас получится.
— Ну, коли так, — сказал я, — вот вам от князя Древлянского благодар.
Путята раскрыл приготовленный сундучок и протянул мне. Сундучок был хоть и маленький, но тяжелый.
Я запустил в него руку и достал пригоршню мелких серебряных монет. Взглянул на них мельком и швырнул серебро в толпу.
Началась небольшая давка. А я все кидал и кидал деньги.
— Будет тебе, — тихо сказал Гостомысл. — И так серебра раскидал достаточно. Еще немного, и они драться за него начнут.
— Слава князю Древлянскому! — крикнул Путята.
— Слава! — отозвался народ.
Тут кто-то решил нас немедля на Старокиевскую гору отправить. Чтоб быстрее Ольгу сосватали.
— Да что нам, их донести тяжело, что ли? — крикнул один.
— А чего б не отнести? — сказал другой.
— Хватай, ребята! — третий вцепился в борт ладьи.
— Как бы они нас не опрокинули! — шепнул мне Побор. — Слазь, княжич, с сундука. А то они и зашибить могут.
Я соскочил. И вовремя. Ладья зашаталась. Киевляне подняли ее на руки и понесли к киевскому граду.
— Была бы моя воля, — сказал Асмуд, наблюдая из оконца высокого терема за тем, как киевляне подносят древлянскую ладью к воротам града, — я бы велел яму большую выкопать да вместе с ладьей их в эту яму сбросить. А потом живьем закопал бы.
— Зря ты лютуешь, отец, — отозвалась Ольга. — Они-то тут при чем? Сами небось люди подневольные. А вон тот, молоденький, очень даже приятной наружности, — улыбнулась она.
— Дура, — проскрипел Асмуд. — Это же он и есть.
— Кто?
— Пащенок коростеньский, про которого я тебе говорил.
— Так это он тебе жизнь спас? — Ольга внимательнее вгляделась в окошко.
— Он, — вздохнул старик. — Теперь его беречь надо. Как Вельва пророчила.
— Так ведь об этом ты только с его слов знаешь, — пожала плечами Ольга.
— Проверял я, не может наше семя его крови вреда причинить, — и закашлялся старик.
За последнее время старый варяг совсем изнедужился. Годы брали свое. Он почти не выходил из терема. Только сидел у оконца, глядел на белый свет и вздыхал о чем-то.
— И Свенельд проверял, — добавил он, откашлявшись. — Про пророчество не зная, убийц к нему направлял. И теперь лучших людей послал, чтоб они драккар древлянский перехватили. Только где эти люди? Где Олаф? А послы вон! — махнул он рукой. — Под стенами киевскими.
— Мама, что там за шум? Влаги? — Это Святослав в горницу вбежал. — Опять убить меня хотят?
— Тише, сыночка. — Мать его на руки подхватила. — Не тронет тебя никто. Не бойся.
— Не боюсь я, — ответил каган Киевский, пряча личико в материнской груди.
— Что же делать, отец? — Ольга была сильно взволнована.
Она прижимала к себе Святослава, точно стараясь оградить от неведомой напасти.
— Не плачь, мама, — утешал ее сын. — А то я сейчас тоже плакать стану.
— Я не плачу, — шептала она ему. — Ты успокойся. Все хорошо будет.
— Что делать? — переспросил Асмуд и сам же ответил: — Ждать. Время нам выиграть надо. Свенельд вот-вот с печенегами договорится. Потом посадник новгородский войско пришлет. Из Ладоги ватага варяжская вышла. Конунг Стегги, сын Иггивальда, со своей дружиной к нам спешит. За три гривны на каждого его воина и пять гривен ему, мы сговорились. Так что теперь все от тебя зависит. Покажи им, кто Русью правит…
Перед воротами града нас опустили на землю. Пока несли ладью, народу прибавилось, так что теперь перед стеной града стояла огромная толпа. А посреди людского моря — наша ладья.
Шумит народ. Требует, чтобы ворота открыли. Распаляется. Кто-то камнем через стену запустил. Да не докинул. Скатился камень по стене. Об землю ударился…
Тут ворота петлями скрипнули. Притих народ.
Створка приоткрылась. Из града выбежали вооруженные дружинники. Умело работая щитами, варяги рассекли толпу надвое. Образовали широкий коридор от ворот до нашей ладьи. Народ поднапер было, но дружинники, щедро раздавая тумаки и оплеухи, быстро всех успокоили.
После этого ворота открылись полностью. В проеме стояла Ольга. Она держала под уздцы белого коня. Верхом на коне сидел ее сын.
— Ты смотри, — тихо сказал Путята, — конь-то Ингваря…
Ольга, постояв мгновение, двинулась к нам. Застучали конские копыта по мощеному настилу.
