Андрей Ерпылев - Золотой империал
— Мы вас узнали, Арник! Идите к нам!
— А это кто, с мечом за спиной?..
Недоуменно озираясь, путешественники, оглушенные громогласными здравицами разноголосых дикторов и гремящей музыкой, льющейся отовсюду, ослепленные каскадом огней, оглушенные сыпавшимися отовсюду вопросами, поздравлениями, приветствиями и просто восторженными воплями, толкаемые, щипаемые, дергаемые и дружески хлопаемые по плечам, спине и остальным частям тела, медленно продвигались вперед по странно пружинящей под ногами «мостовой».
— Да это же Святослав Логишевский, товарищи!
— Ур-ра-а!!!
— Слава советским покорителям космоса!!!
— Сабиночка!
— Лии!
— Святослав, можно мне подержать ваш меч?!
— Арнольд Игоревич, а почему вы связаны?!
— Тш-ш, дуреха-а! Он же отрицательный персонаж!
Тротуар, как оказалось, был не только податливо-упругим — он двигался вперед, плавно, без рывков, словно лента гигантского конвейера шириной в несколько метров. Это спутники, засыпаемые дождем разнообразнейших цветов и конфетти, спиралями разноцветного серпантина и воздушными шариками, почувствовали далеко не сразу, только по постепенно смещающейся назад стене женских, мужских и детских лиц всех возможных для человеческих рас цветов и оттенков, сверкающих одинаково белозубыми улыбками.
— Да здравствуют мужественные подводники!!! Ур-ра, товарищи!!!
— Всего один автограф, Сабиночка! Очень просим!
— Меч!
— А кот дрессированный, папа?1. Можно его погладить?!
— А это кто, в очках?
— Где?!!
— Да вот же, вот!..
— Роланд Мещеряков! Сцм очки надень!!
— Ур-ра!!!
Толпа взревела с новой силой, и почти все лица обратились куда-то за спины наших героев.
— Экипаж «Всепобеждающего»!
— Ур-р-ра!!!
— Фарнанинцы!!! Фарнанинцы!!!
— Смотри: Георгий Фарнанин!!!
— И Ларимейро с ним!!!
— И Светлана Кондакова!!!
— Ура!!!
— Да здравствуют проницательные работники советской милиции!!!
— Это в ваш адрес, Николай Ильич... — Ротмистр наклонился к самому уху Александрова, но все равно приходилось кричать в полный голос. — Ответьте им.
Толпа понемногу редела, шум становился тише, а движение чудесного тротуара под ногами заметно стремительнее. Когда последние зеваки остались далеко позади, а бегущая дорожка, описав крутую дугу, влилась в «текущую» под острым углом к ней твердую «реку», совершенно безлюдную, путешественники с разной степенью ловкости соскочили на простой неподвижный асфальт.
Вокруг в душной летней ночи раскинулся почти обычный город.
Многоэтажные параллелепипеды типовых домов, подмигивающие огоньками освещенных окон, уютные скверики за невысокими коваными оградами со звездами, перемежающимися серпасто-молоткастыми эмблемами, кубики темных киосков... В многозвездном небе застыла огромная бело-голубая луна, мутноватые пятна на которой "складывались в немного усталую улыбку, а где-то в траве надрывался сверчок-виртуоз. О грандиозном празднике напоминала только чуть слышная, приглушенная стенами домов музыка да переливающееся за крышами далекое многоцветное зарево.
— Где мы, Петр Андреевич?
— Не знаю, Валюша... О, простите пожалуйста, госпожа Палевская! Или все-таки Лии Фан-Вей в гриме?
Николай тронул завиток красно-золотистого серпантина, аксельбантом свисающий с плеча ротмистра:
— Товарищ Палевская, граф, товарищ... Конькевич вздохнул и плюхнулся на лавочку, оказавшуюся рядом:
— Не знаю уж, где мы оказались, ребята, но скажу вам, что люди в этом Хоревске счастливы. И гораздо больше, чем мы, бродяги...
— Вы думаете, Георгий, социализм?
— Я думаю, Петр Андреевич, коммунизм. — Грязноватая ладонь нумизмата указала на припозднившегося прохожего в мексиканском сомбреро и шортах до колен, который, остановившись на миг, проделал какие-то простейшие манипуляции у торчащей близ бордюра тротуара тумбы, смахивающей на афишную, и, поприветствовав путешественников вежливым кивком, шагнул снова на движущуюся дорожку и направился дальше своей дорогой, потягивая что-то пенное из высокого стакана, вынутого из гостеприимно осветившегося окошечка.
«Хоревский общепит» — значилось выпуклыми металлическими буквами на округлом боку тумбы.
Изучение клавиатуры, видневшейся над окошком, заняло всего несколько минут.
— Чем черт не шутит! — Палец Конькевича утопил засветившуюся мягким зеленым светом клавишу с надписью «Бархатное уральское», и в окошечке с мелодичным звоном неизвестно откуда появился такой же, как у давешнего прохожего, стакан с темно-янтарной жидкостью, украшенный пенной шапкой.
Схватив тут же подернувшийся матовой пленкой испарины сосуд, Жорка припал к его краю, опростав одним глотком больше чем наполовину. Когда же он, отдуваясь, оторвался, неопрятная щетина над верхней губой превратилась в пышные белоснежные усы.
— У-ф-ф! Налетай, ребята, — пивко классное! Сто лет такого не пил...
Не выпуская из руки бокала, он нацелился пальцем на клавишу с надписью «Пльзеньское», но приятный женский голос сообщил ему:
— Пиво является спиртным напитком и не рекомендуется к употреблению в больших дозах лицами, не достигшими двадцати одного года, особенно в данное время суток.
— Ты меня еще учить будешь, дура железная! — обиделся Конькевич, допивавший пиво. — Тоже мне: нашла подростка!
— Не ругайся. Сказали несовершеннолетний — значит, несовершеннолетний! — Николай отстранил Жорку от автомата, мимолетно задумавшись над рядом клавиш, сулящих приятные неожиданности.
Полчаса спустя, наблюдая за постепенно гаснущими в доме напротив окнами, путешественники смаковали пиво разных сортов, заедая его солеными сухариками, раками и прочими пивными атрибутами, которыми автомат щедро поделился из окошечка на противоположной стороне.
— Да-а... — протянул Чебриков, подставляя связанному Кавардовскому стакан так, чтобы тому было удобнее пить. — Неужели прав был этот теоретик Маркс? Не представляю себе, что должно было случиться...
— Скорее уж не Маркс, а Никита Чудотворец. — Николай, отщипнув перышко великолепной воблы, с банальным «кис-кис-кис» протянул его Шаляпину. Ополовиненный бокал с «Ячменным колосом» он поставил рядом с собой на скамейку, в доску которой была глубоко врезана старая как мир формула: «Викентий Т. + Аленушка И. = Л...»
— Кто это такой?
— Не слушайте его, граф, хохмит по привычке!
Валя, отказавшись от всех расхваливаемых мужчинами сортов пива, выбрала клубничную газированную воду.
— Никита Чудотворец — это Никита Сергеевич Хрущев. Он в свое время американцев пугал, стуча в ООН по трибуне ботинком, все пространство до полярного круга засеял кукурузой, а нам обещал к восьмидесятому году коммунизм... К девятьсот восьмидесятому, естественно...
— Да тут, похоже, уже лет двадцать как наслаждаются принципом: «От каждого по способностям, каждому — по потребностям». — Жорка, не обращая внимания на увещевания автомата, почему-то упорно считающего его недостойным теплой мужской компании (заказы Чебрикова и Александрова никаких возражений не вызывали), нацедил себе «Кочкарского №2». — Николай, прекрати кормить кота соленым! Обопьется ведь потом!
— Кстати, — он повернулся к ротмистру, — это не...
— Нет, это не мой мир, — отчеканил ротмистр, покрутив немного в пальцах опустевший стакан в поисках мусорной урны, но не найдя, поставил его у ножки скамейки и теперь зачарованно наблюдал, как прозрачный сосуд тает без следа с легким шипением. — Ничего общего...
— Союз нерушимый республик свободных... — затянул кто-то хорошо поставленным мужественным баритоном за ближайшим поворотом. — Сплотила навеки великая Русь...
Как ни привлекателен был коммунистический мир с дармовым пивом и воблой, но оставаться здесь или даже задерживаться надолго не захотелось никому. «Аннигилировав» свои стаканы, путешественники построились в походный порядок и направились в ту сторону, куда указывала синяя стрелка, как всегда загадочным образом возникшая на карте, по-прежнему ветхой на вид, но теперь не поддающейся даже лезвию ротмистрова кинжала, которым он легко, словно карандаш, затачивал железные гвозди.
Минуя гостеприимный ларек, Чебриков вдруг, повинуясь какому-то необъяснимому чувству, мутной атавистической волной поднявшемуся из глубины сознания, выхватил свой «Дюрандаль» и на глазах ахнувших от неожиданности спутников наискось рубанул по золотистому боку будочки.
— Ячменное пиво является ценным высококалорийным диетическим продуктом, обогащенным витаминами, ферментами и микроэлементами, — укоризненно сообщил ему автомат, которому лезвие меча не причинило ровно никакого вреда, отскочив, словно детская сабля от резинового меча. — Необходимыми для нормальной жизнедеятельности человеческого организма...
* * *— Похоже, прорвало... — стараясь не слишком сильно высовываться из скрывавших его кустов, ротмистр изучал в бинокль картину, расстилавшуюся у подножия холма, на котором «окопались» путешественники после перехода из коммунистического мира. — Не было ни гроша, да вдруг — алтын...
