Хамелеон – 4 - Константин Николаевич Буланов
— Вы не поверите, но получил «боевое ранение» во сне! — аж рассмеялся уместивший верхнюю одежду на вешалке Геркан и, присев на имевшийся в прихожей табурет, принялся стягивать с ног сапоги. — Разморило, и не заметил, как уснул. А танковая броня, она, знаете ли, насквозь промерзает не хуже всего остального. Прислоняться кожей к ней в мороз вообще не рекомендуется. И вот, извольте видеть результат моей беспечности.
— Вы спали в танке? — аж как-то мигом округлил глаза изрядно удивленный услышанным пояснением Щербаков.
— Так танк — это самое безопасное место на передовой! Где же еще прикажете спать зимой, как не в нём или не под ним? Тем более, что мне досталась весьма современная боевая машина с системой подогрева двигателя и боевого отделения. А это, уж поверьте, пока редкость! — Всевозможных каталитических и автономных факельных систем прогрева танкового двигателя и залитых в него жидкостей было придумано уже немало. Просто, по какой-то причине, никто до него не додумался включить в систему обогрева ещё один небольшой масляный радиатор расположенный внутри «жилой зоны танка». Все лишь заботились о сохранении возможности запуска боевой машины на трескучем морозе, вовсе позабыв о нуждах экипажа. А он еще с момента работы над Т-34 продавил внедрение в боевую машину подобного новшества, которое вдобавок хоть как-то помогало бороться с запотеванием оптики.
— Вы были на передовой? — ещё больше, хотя, казалось бы, куда ещё, округлил глаза тёзка знаменитого русского поэта. — Но… Вы же инспектор всех бронесил Красной армии! Кто и как вас туда вообще пустил!
— А как, по вашему мнению, я должен инспектировать воюющие войска? Сидя в штабе армии за сорок километров от передовой? Так оттуда, доложу я вам, дорогой Александр Сергеевич, ничего не видно! — с кряхтением стянув сапоги, развел руками всё так же сидящий на табурете Александр. — А я, как вы верно указали — инспектор. Я обязан видеть всё своими собственными глазами, щупать всё своими собственными руками и ощущать всё своей собственной за… кхм. В общем, ощущать всё то же самое, что ощущают рядовые танкисты. И всё это делать для того, чтобы четко понимать, как их реальные нужды, так и возможности техники! А иначе — грош мне цена, как инспектору.
— Похвально, — только и смог что сказать тот в ответ. После чего отхлебнул из удерживаемой всё это время в руке кружки глоток горячего чая. — И вы это, Александр Морициевич. Давайте ка чайку со мной попьете. После прохлады вечерней улицы — самое то, — слегка приподнял он свою исходящую паром кружку, как бы в качестве надежного аргумента. — А я меж тем супругу попрошу спирта принести. Будем вашу боевую рану протирать. При обморожениях протирка спиртом пострадавшего участка кожи — самое то, знаете ли. Главное, не перепутать его со своим желудком! — хитро подмигнув, усмехнулся Щербаков. — А чтобы точно ничего не перепутать, еще и коньячка к чайку прихватим! А? Как вам идея?
— Как минимум, она заслуживает вдумчивого изучения с моей стороны! — согласно кивнул Геркан. — Но прежде чуть приведу себя в порядок, — указал он на свои слегка попахивающие отнюдь не розами портянки. — А то ведь я только-только с поезда.
— Жду! — коротко ответил Александр Сергеевич и, отсалютовав кружкой, направился к двери своей комнаты.
И точно таким же коротким, но ёмким, словом можно было охарактеризовать то, что иносказательно ответил нарком иностранных дел СССР своим зарубежным коллегам насчет позиции Советского Союза в канве завоевательного похода Германии по странам Европы. А там у Третьего рейха дела шли не столь хорошо, как это было в несколько иной истории мира.
И слишком скорый, слишком неподготовленный, но продавленный лично Гитлером рывок на запад сразу же после завоевания Польши, и встретившая Вермахт осенняя распутица, и лучшая готовность французских войск к войне, и многие иные факторы привели к тому, что немецкие части смогли относительно быстро расправиться лишь с армиями небольших и слабых стран. Чуть менее месяца ушло у них на всё про всё, чтобы вокруг не осталось вообще никого, кто мог бы как-то помешать в разборках с Францией. Разве что в Норвегии еще держался экспедиционный корпус англичан. Но вот сама Третья республика уже смогла встретить завоевателей не только слякотью полей и мерзкой дождливой непогодой.
На протяжении трех последних лет Париж действительно очень активно готовился к противостоянию, которое уже не представлялось возможным спустить на тормозах. И это драгоценное время было потрачено отнюдь не впустую. Все пилоты ВВС пересели на современные самолеты, что, впрочем, всё равно уступали по своим характеристикам немецким аналогам. Танковые части разрослись аж вдвое — до 6000 относительно современных машин, не считая еще одной тысячи боеготовых старичков Рено FT-17. Правда, с вооружением большей части данных танков дела обстояли всё так же откровенно паршиво. Короткоствольные 37-мм и 47-мм пушечки обладали околонулевым эффектом в деле борьбы с пехотой и вряд ли могли нанести хоть какой-то урон изрядно прибавившим в толщине брони немецким танкам. Но последний недостаток был частично компенсирован значительным пополнением в семействе орудий ПТО. На смену морально устаревшим 25-мм пушчонкам, пришли самые тяжелые и почти самые мощные из всех существующих в мире легких противотанковых пушек. Так 47-мм противотанковое орудие Пюто образца 1937 года, хоть и превосходило по своему весу советскую 45-мм пушку аж вдвое, но и способности по бронепробитию демонстрировало почти вдвое более высокие. В общем, стала эта пушка той еще головной болью для всех немецких танкистов, поскольку била даже в лоб абсолютно все их танки за исключением Т-IV последней серии F2 с его 80-мм лобовой броней.
Всю осень и половину зимы французы отчаянно сражались, порой нанося немцам ну очень тяжелые поражения. Так практически полностью были уничтожены две танковые дивизии корпуса Германа Гота, что рывком вперед попытались отрезать пути отступления из Бельгии 2-й и 9-й французских армий, но сами оказались под фланговым ударом трех сотен французских тяжелых танков Char B-1 из состава 1-й армии.
По причине отсутствия подавляющего превосходства в воздухе немецкой авиации, эти