Исчадие Кромки. Часть 2 - lanpirot
Я сделал несколько шагов и остановился прямо напротив чаши, наполненной какой-то жижей, похожей на первый взгляд на густую кровь. Я почувствовал, как по мне пробежался «оценивающий взгляд», от которого по спине пробежали крупные мурашки. Черт возьми, да его реально почти физически чувствовал! Этот непростой «взгляд» словно бы пытался вывернуть меня наизнанку. Ну, не тут-то было! Хоттабыча таким Макаром хрен расколешь — обломаешься!
— Кто просит за него перед лицом Всесильного Древа Жизни? — продолжил свою речь всё тот же бесплотный голос.
— Я! — Повелитель Пекла сделал шаг вперед, став рядом со мной плечом к плечу.
— Назовись! — громыхнуло в подземелье, и переплетенные корни потолка лениво шевельнулись, словно сытые змеи. — По какому праву ты взываешь к Первородному Древу?
— Я — Ящер, из Рода Змея, Повелитель Пекла и Подземных Глубин, взываю к Первородному Древу по праву родства!
— Докажи это! — Корни дерева на потолке зашевелились еще активнее.
Ящер поднял с подставки позеленевший от времени медный нож, вытянул над чашей левую руку, а правой без долгих раздумий полоснул себя по запястью.
«А весело тут у них!» — мысленно усмехнулся я, не желая разрушать «таинство» звуками своего голоса.
Из раны в чашу упала первая капля «змеиной» крови, всколыхнув ровную гладь темной жидкости. Медленно и тягуче во все стороны побежали круги. Вслед за первой каплей упала вторая, затем третья. Интенсивность каплепадения нарастала. Вскоре кровь Ящера потекла в чашу тонкой струйкой.
— Достаточно! — вновь громыхнул голос. — Теперь омой руки в родственной крови!
Ящер передал мне нож и послушно опустил руки в глубокую чашу, заполненную, как я уже понял, кровью.
«Интересно, — подумалось мне, — сколько времени она здесь хранится? Неужели с тех самых древних времен Мимира? Или еще раньше? И почему тогда не портится? Хотя, в жилах Ящера, наверное, течет совсем не кровь, а нечто подобное Божественному Ихору[1], а он-то наверное, и не портится».
Руки Повелителя Пекла погрузились в чашу по локоть. Рана на запястье скрылась под слоем темной жидкости. Он на мгновение закрыл глаза и замер неподвижным истуканом. Корни на потолке тоже застыли, перестав извиваться. Все вокруг как будто бы замерло в каком-то немом ожидании. Неожиданно Змей распахнул закрытые глаза, и они сверкнули в полумраке пещеры ярко-изумрудным незамутненным светом. Зрачок же при этом стал узким и вертикальным.
— Родовое Древо и Духи-Хранители признали твое Право! — Торжественно пробежало по пещере.
Ящер вынул окровавленные руки из чаши, и тягучая жидкость покинула их, не оставив и следа на ладонях. Я разглядел, что резаная рана на запястье братца исчезла. Исчезла бесследно, не отметившись даже маленьким шрамом.
— За кого ты просишь? — Бесплотный голос гулко отразился от свода.
— За брата моего и сына Матери моей Змеихи — Хоттабыча! — отступив от чаши на пару шагов, ответил Повелитель Пекла.
— Подойди к чаше! — приказал мне голос и корни на потолке вновь всколыхнулись.
Я сделал шаг и замер перед чашей с ножом в руке. Я понимал, что сейчас должно произойти
— Докажи, что ты одной с нами крови! — прогудел голос. — Докажи, что имеешь право находиться в этом священном месте! И если это не так — пусть тебя покарают Духи-Хранители и само Древо Жизни!
«Ну, кто бы сомневался?» — со вздохом подумал я, вытягивая руку над чашей.
Собравшись с духом, я недрогнувшей рукой провел лезвием медного ножа по своему запястью. Первые капли моей крови упали в чашу, смешавшись в ней с кровью Ящера и еще незнамо каких «неведомых родственничков».
— Достаточно! — не успокаивался голос. — Теперь омой руки в родственной крови.
«Эх! Была, не была!» — Подумал я, погружая руки в чашу.
Кровь оказалась теплой, несмотря на прохладу, царившую в этом подземном святилище. Первое мгновение ничего не происходило, а затем…
Переплетение корней на потолке дрогнуло и пришло в сильное движение. Вместе с этим я почувствовал, как со дна чаши стремительно поднимаются небольшие нити-корни, захватывая и переплетая кисти моих рук в крепкий замок. И еще я ощутил, как самые мелкие корешки проникают в порез на запястье и стремительно двигаются внутри моего тела, продвигаясь к головному мозгу, принося нестерпимую боль…
[1] В греческой мифологии ихор — кровь богов, отличная от крови смертных.
Глава 25
Боль сводила с ума, но я стойко терпел, не дернув даже мускулом, не желая перед новообретенной родней ударить в «грязь лицом». Ящер же как-то вытерпел эту боль? Значит, и я сумею… Хрена он дождётся от меня хотя бы звука. Вот ведь падла какая! Хоть бы словом обмолвился, что меня ожидает.
Корешки, основательно разогнавшись по моим венам и жилам, стремительно ворвались в мозг. Я отчетливо почувствовал этот момент — от чудовищной боли моя голова буквально разлетелась на миллионы маленьких осколков, словно разорвавшаяся граната. В глазах потемнело, но всего лишь на короткое мгновение, следом за которым боль неожиданно отступила.
Зрение тоже вернулось. Но «картинка», представшая перед моими глазами, реально поставила меня в тупик — я вновь стоял на улице под сенью Древа Жизни, возле его чудовищно перекрученных и выпирающих из земли корней. Солнце на небе отсутствовало, как, собственно, и само небо, а окружающее пространство светилось и переливалось каким-то нежно-зеленоватым светом. И вообще присутствовало какое-то чувство нереальности происходящего.
«Словно я в Ментальное пространство попал, — подумалось мне. — Ну, и где же ты спрятался, грёбаный Мозголом?»
— Здравствуй, «брат»! — Донесся до меня смутно знакомый голос, и из-за могучего дерева вышел человек, излучающий, как и всё окружающее пространство, зеленоватый приятный свет.
Не только голос, но и черты лица показались мне до боли знакомыми. Вот только кто бы это мог быть, я поначалу все никак не мог сообразить. Вышедший ко мне человек в форме лейтенанта Красной армии был похож… похож… Черт побери! Да это же я в молодости! Просто вылитый я! Я неверяще пялился на свою помолодевшую копию, разглядывая её и так, и этак. Нет, сомнений не оставалось — напротив меня стоял мой идеальный двойник, только на несколько десятилетий моложе. Я словно в зеркало, отражающее былые времена смотрел, узнавая черты, присущие только мне
