Чиновникъ Особых поручений - Алексей Иванович Кулаков
Коротко хохотнув, князь легко перепрыгнул небольшую, но очень пахучую лужу, и согласился с повторившим его упражнение другом:
— О да, Оскар Уайльд умеет произвести впечатление. А уж эти его облизывающие взгляды…
— Вот-вот! На что я привычный, а все равно пробрало. Чертов англичанин!.. И чертов Париж, который просто притягивает к себе всех этих⁉ М-мать, да я даже определения толком подобрать не могу!!!
— Хе-хе!.. Вот он, минус образованности. Раньше просто высказался бы от души, да и все.
— Так в том и дело, что у меня даже матюгов не хватает, чтобы…
Григорий сделал сложное движение руками, будучи не в силах описать «этажность» предполагаемой матерно-словесной конструкции. Но судя по всему, предполагалось нечто очень величественное и монументальное — размерами никак не меньше знаменитых египетских пирамид, или даже древнего Александрийского маяка.
— Я ведь помню, каким счастливым был, когда в первый раз сюда приехал: ух ты, настоящий французский шик и блеск! Башня эта Эйфелева, кабаре с доступными девицами, отличные бордели, экскурсии в городской морг[3]— стыдно вспомнить, но ведь как последняя деревенщина ходил, и на все с открытым ртом таращился!
Вступив по недосмотру в какую-то склизкую кочку и едва не подвернув «поехавшую» в сторону ногу, лже-монах изрыгнул гнусное богохульство и удвоил осторожность:
— А что теперь? Сейчас, стоит только кому-то упомянуть Париж, так в голову сразу же лезут воспоминания про наглых парижских попрошаек — и ту переперченную тухлятину, которую мне в прошлом году подали в ресторане под видом старинного блюда французской кухни! Еще и тот сардинский сыр с живыми личинками… Брр!
Весьма кстати в качестве наглядной иллюстрации им попалась навстречу поломанная бочка — что называется, с горочкой наполненная гнилыми овощами.
— Вот-вот! Теперь еще и английский мужеложец добавится. Непризнаный гений, мать его за ногу да поперек… Литератор, мля, в изгнании!
Забравшись на небольшое крылечко со сломанными перильцами, и внимательно вглядываясь в уже практически ночное небо, темоволосый клирик тихо заметил:
— Вообще-то, он ирландец.
Огненно-рыжий «монах», косясь на неясное движение теней в переулках, так же негромко парировал:
— Вот те ребятки из «Ирландского республиканского братства»[4], которых потихонечку приручает наш Горенин — они да, ирландцы. А этот… Хоть и родился в Дублине, но вырос именно что англичанином.
Миновав еще несколько домов, Агренев опять забрался повыше, вгляделся вдаль и довольно улыбнулся — наконец-то зацепившись взглядом за подсвеченный электрическими огнями силуэт башни имени мсье Эйфеля:
— Все, я наконец-то понял, где мы. Так, чтобы выйти в центр, нам надо? Гм. Чертовы бараки, сколько же их тут понастроили… В общем, сворачиваем вон туда.
Поправив сутану, Александр продолжил «литературную» тему:
— Дома становятся все чище, так что мы на верном пути… Гриша, я бы тебя не потащил к Уайльду, но слишком уж поздно мне про него доложили. Зато представь, какие шикарные «мемуары» про нравы английского истеблишмента он нам напишет⁈ Оскар до того как попал на каторгу, был вхож во многие аристократические дома и клубы Англии — так что его литературный труд будет весьма-а правдоподобен…
Придерживая замазанный в чем-то длинный подол церковной формы, Долгин перепрыгнул очередную лужу, едва не потеряв старательно хранимый саквояж. Однако поймал (верней сказать, поднял с земли и отряхнул) скаредно проворчав:
— Еще бы, за тысячу-то фунтов стерлингов!
— Только не говори, что тебе жалко фунты нашей выделки?
— Мне для мужеложцев только пули не жалко… Командир, а ведь за нами идут?
— Как говорит мой друг: этот чертов Париж!
Хотя юрких обитателей местных бараков и удивил громкий смех одного из клириков, но куда большим сюрпризом стал револьвер в руке рыжеволосого монаха, почти беззвучно отправивший горячий кусочек свинца в подозрительную тень. Еще пара тихих щелчков спускаемого курка, и под клекочущий хрип подстреленного грешника другие тени быстро растворились в темноте трущоб, прямо на бегу преисполняясь неподдельного благочестия и глубокого уважения к скромным служителям веры.
— Кр-рысы поганые!..
Вскоре ветхие развалюхи сменились крепкими строениями, а следующий перекресток вообще порадовал зыбким светом газовых фонарей, и редкими прохожими вполне приличного вида. Притормозив, парочка клириков без стеснения скинула испачканные по низу сутаны, под которыми обнаружились вполне себе мирские сюртуки обычнейших парижских буржуа. Раскрыв саквояж, они распихали по карманам пару свернутых в трубочку гутаперчевых веницианских масок и несколько странно-тонких консервных банок, к которым зачем-то приделали сбоку небольшой рычажок и кольцо. Затем один из лже-монахов перезарядил каморы своего «догмата веры» новыми латунными цилиндриками, ссыпав использованые спецпатроны в жилеточный карман, вслед за командиром покрыл голову слегка помятой шляпой-котелком и уронил опустевшую сумку в уличную грязь. Неспешно вышагивая, «коренные парижане» окончательно покинули район трущоб, после чего князь Агренев первым же делом поглядел на затянутое тучками небо, наконец-то переставшее плакать теплым майским дождем. Щелкнул крышечкой жилеточных часов, уточняя время, степенно огладил свою ухоженную черную бородку и предложил:
— Прогуляемся до Монмартра? Доберемся до бульвара Клиши, возле «Мулен Руж» сядем на извозчика — и в наш особняк.
Подумав несколько мгновений, рыжий буржуа согласно кивнул. Когда еще выпадет возможность вот так спокойно и чинно погулять по ночному городу в компании с другом? Некоторое время они просто шагали, наслаждаясь чистым тротуаром под ногами и отсутствием своеобразного «аромата» трущоб — затем Александр зацепился взглядом за лежащую на мокрой брусчатке скомканую газету, кое-что припомнил и тут же с интересом осведомился:
— Кстати, как тебе моя истерика? Надеюсь, выглядела достаточно убедительно?
— Ты про скандал в Тулоне, или когда ты того французика уже в Париже по мордасам отхлестал?
— Первое, конечно. Детектив это так, для удовольствия.
— Следить за тобой не перестали, так что удовольствие можно и повторить…
Оценивающе глянув на вышедшую из далекого переулка шумную компанию подвыпивших гуляк, Григорий привычным жестом огладил кончики своих холеных усов. Увы, но пальцы кольнула жесткая щетина накладного реквизита
