Во все Имперские ТОМ 9 Зов Перводрева - Альберт Беренцев
Дядя что-то пробормотал.
— Громче!
— Пилюля...
— Что?
— Таня... — прохрипел дядя, булькая, — Таня — теперь жена Либератора. Он взял её. Запомни, Нагибин... ПИЛЮЛЯ.
— У меня нет никаких пилюль для тебя, дядя, я их все продал...
— Не для меня... ПИЛЮЛЯ. Самое важное — ПИЛЮЛЯ.
— Какая пилюля? Пилюля для кого?
— ОН ДОЛЖЕН СЪЕСТЬ ПИЛЮЛЮ... Иначе... Таня... Умрёт.
— Что? Кто должен съесть пилюлю? Дядя, не умирай, борись, ты же Нагибин!
Но дядя меня уже не слышал, он перестал дышать.
— Вот дерьмо!
В последней попытке реанимировать дядю я начал бить его кулаком в грудь, но это, разумеется, было бесполезно — реанимировать тут было уже нечего.
Дядя был сожжен дотла аурой Лешего.
Герцог осторожно положил мне руку на плечо:
— Успокойтесь, князь. Вашего дяди больше нет.
— Да вижу я, мать твою!
Я сбросил руку герцога с плеча, встал, выругался, потом приложился к фляжке Кабаневича. Лишь влив в себя грамм сто коньяку, я утёр рот и вернул герцогу его флягу.
Потом я снова повалился на колени и стал обыскивать дядин труп, вот только пользы от этого было не больше, чем от моих попыток оживать дядю.
Все дядины вещи обратились в тлен и огарки. Вроде бы я даже нашёл его смартфон, вот только тот сплавился до состояния черной металло-пластиковой массы. Этот смартфон уже очевидно ни один самый крутой хакер не вскроет...
И что теперь делать?
Я не знал больше ни одного живого радикального масона, кроме моего дяди. Как я теперь верну Таню?
Я тяжело поднялся на ноги, созерцая падающие снежинки и бушующие воды Баренцева моря, черные от крови Лешего.
Я снова просрал свою сестру, я не смог защитить свою семью, уже в который раз...
Каждый раз, когда я пытаюсь что-то сделать — вокруг меня просто гибнут люди. Или пропадают.
Похоже, я и правда Крокодил, тот, кто несёт магократии только лишь смерть. И сознавать такое было невыносимо больно. И обидно.
— Мы можем перевезти вашего дядю в фамильную усыпальницу... — предложил герцог.
— Ну уж нет, — отказался я, — Ублюдок выбрал Либератора, а не семью. Так что пусть так и валяется на Островах Горячего Жира. Рядом с Рюриком, братом его любимого Либератора.
Я решительно повернулся и двинулся к кургану. Кабаневич тут же метнулся за мной следом.
— Я войду первым, — жестко произнёс я.
— Да, но...
— Я войду первым, — повторил я, потом повернулся к Тае, которая отдирала от спины Полётова сожженную одежду и мазала спину Великого Князя целительной кровью дриад, — Вы идёте?
— К Перводреву — всегда, — поморщился Полётов, вставая на ноги.
Великого Князя все еще пошатывало, его лицо исказила гримаса боли.
И я его понимал, меня самого жгли чистой магией Жаросветовы, так что я помнил, что солярис-ожоги — одна из самых болезненных вещей в мире в принципе.
— Помоги Его Высочеству идти, — приказал я Тае, а потом продолжил свой путь к кургану.
Внутри домика, сложенного из круглых камней, было как будто еще холоднее, чем снаружи.
Я зажег свою ауру, свет моей магии осветил стены, заросшие какой-то гадостью — чем-то вроде бурых соплей.
Возле входа валялись спальные мешки и консервные банки — явные следы обитавших здесь аж с 2012 года стражей-рыцарей. Спасибо хоть, что рыцари тут не срали, и то хорошо. Впрочем, чтобы срать у них было целое Баренцево море вокруг Острова...
— Боже мой, — ахнул Кабаневич позади меня.
— Что? — я обернулся.
Заинтересовали герцога, естественно, не консервы, галеты и мини-печки рыцарей, сваленные у входа.
Кабаневич пялился на стену, заросшую бурыми соплями, эти сопли покрывали курган изнутри полностью, я теперь заметил, что они растут и на потолке тоже.
Герцог осторожно взял щепоть соплей, потом растер их в руке и понюхал. Потом сунул мне под нос.
— Неужели не узнаете?
Я узнал этот слабый грибной аромат.
— Да это же Слизевик Соловьева собственной персоной! — выдохнул я, — Тот самый, которым кормят магов-бедняков, тот самый, который позволяет им есть дешевые африканские трикоины!
— ... И тот самый, который делает их покорными Рюриковичам, — продолжил Кабаневич, — Теперь понятно, откуда этот Слизевик вообще взялся. Судя по всему, Соловьев имел доступ к этой пещере и здесь же его наковырял.
— Мда, но здесь его маловато, чтобы накормить миллионы магов по всему миру...
— Видимо, Соловьев научился его размножать, — заспорил Кабаневич.
— Ладно, об этом я спрошу у самого Соловьева, — ответил я, — Я всё равно собирался навестить ублюдка, как только буду в Питере. Павел Стальной обещал мне аудиенцию с ним. Как думаете, герцог, что вообще представляет собой этот Слизевик?
— Ну... Это возможно прозвучит странно... Но полагаю, что это некий осадок души Рюрика. Физическое выражение его духа, осевшее на стенах усыпальницы. Не забывайте, что Рюрик был величайшим из магов...
— Ага, таким величайшим, что подчиняет себе людей и может видоизменять магию даже после смерти, одним осадком своей души. И выходит, что раз здесь Слизевик на стенах — то и Рюрик здесь, герцог.
Мы с Кабаневичем переглянулись, потом оба разом бросились дальше — в самые глубины кургана.
— Эй, подождите! — крикнула сзади Тая.
Но ждать её никто, разумеется, не собирался.
На кону было слишком многое, мы все понимали, что кто первым доберется до Перводрева — тот получит ВСЁ.
Впрочем, бежать долго нам с герцогом не пришлось. Курган Рюрика ведь был совсем небольшим — он состоял всего из одного зала.
И вскоре мы с герцогом уперлись в стену, а перед этой стеной...
Вот хрень.
Нет, я ожидал чего угодно, вообще чего угодно, но только не этого.
— ОНО, — Кабаневич рухнул на колени и разрыдался.
— Рано истерите, герцог, — вздохнул я.
Я-то понимал, что к чему. Я понимал, что именно я вижу, в отличие от Кабаневича.
Вот только как трактовать то, что я вижу — это отличный вопрос, Леший меня побери. И ответа на этот вопрос у меня не было.
Глава 212 — Первый магократ
«А что если Перводрево — вообще не дерево?
Что если это не материальный объект, который можно искать и потом найти, как потерянный бумажник?
