Кровавый снег декабря - Евгений Васильевич Шалашов
Егеря и пехота уходили первыми. За ними — штаб и артиллерия. Отход прикрывали казаки и драгуны. Обозы брать вообще не стали.
Клюев, едва ли не со слезами уговоривший Двиняева назначить его командовать орудиями, постарался на славу. Три пушки, стреляя по очереди, сметали картечью любые попытки пуститься в погоню. С расстояния в триста шагов но плотной толпе промахнуться было сложно. Вот только сотня зарядов на пушку — и много, и мало: от частой стрельбы стволы не успевали остывать, но персов всё равно оказалось больше, а стрелять из ружей они тоже умели.
Через два часа от двух сотен казаков осталось пятнадцать человек. Скоро и они упали. Артиллеристы же выбыли все. Последний из живых, унтер-офицер Баранников, расстреляв остатки картечи, взорвал орудия…
…Для уходящих из Ленкорани дорога прошла без особых осложнений. И несмотря на то, что пыль и слёзы забивали горло, солдаты пели про такой далёкий лужок:
За горами, за долами, За лесами, меж кустами Лужочек там был. Эх, лужочек там был. На лужке росли цветочки, Вокруг милы ручеёчки Блистали в струях Эх, блистали в струях. Птички нежно песни пели, Слышны там были свирели, Соловей свистал, Эх, соловей свистал.Благодаря песне «ленкоранцы» столкнулись с отрядом генерал-майора Мадатова, в котором был знаменитый Нижегородский драгунский полк и конная артиллерия.
Валериан Григорьевич шёл на выручку полковнику Реуту, запертому в Шуше. Теперь уже вместе дошли до осаждённых, благо персов в округе не наблюдалось, и разблокировали городок. В результате тройного объединения казаков, драгун, егерей и армейской пехоты войско под командованием Вельяминова (как старшего в должности) стало насчитывать почти пять тысяч бойцов. А при артиллерии, которой командовал один из лучших артиллеристов русской армии, можно было уже поспорить если не с самим Аббас-Мирзой, то хотя бы с Искандером. А случай поспорить не замедлил представиться.
Войско Искандера, состоящее из мусульман Гюлистанской провинции (в основном армян и турок), а также грузин, враждебных России, получило Эриван без боя. Но армяне, не особо жаждавшие сражаться за возвращение Ирану его исконных земель, успели разбрестись по домам. Да и сам Искандер, воодушевлённый лёгким успехом, не сделал ничего для укрепления города. Посему, когда казачьи и драгунские кони в бешеной скачке пронеслись по кривым улочкам Эривана, царевич едва успел надеть шальвары и покинуть дом, выбранный для жительства.
В сопровождении охраны царевич ринулся на окраину города. Там, в старинных караван-сараях размещались его основные силы. К чести Александра-Искандера, он сумел организовать оборону. Но русские не стали развивать успех и ввязываться в бой, потому что было неясно — а что потом делать с городом? А как быть с приказом Ермолова? Ну и ещё, разумеется, останавливал тот факт, что несмотря на уход части войск у Искандера оставалась армия, превышавшая русский отряд раза в три. А это, как известно, не лучшее соотношение сил для атакующих…
Посему Вельяминов скомандовал оставить Эриван и идти дальше, на Гюмры-Александрополь.
…За месяц, проистёкший от начала военных действий, Алексей Петрович Ермолов успел передумать очень многое. И наступил момент, когда он решил поделиться своими мыслями с генералами и старшими офицерами Кавказского корпуса.
— Итак, господа, — начал генерал от инфантерии. — Сегодня я должен познакомить вас с решением, которое понравится далеко не всем.
От такого вступления главнокомандующего в помещении воцарилась мёртвая тишина. Генералы насторожились: а что предложит Ермолов? Общее отступление? Поголовную сдачу в плен? Алексей Петрович между тем продолжал:
— Общую ситуацию в Закавказье вы знаете. Против нас сосредоточены силы, превосходящие корпус. Собственно, персидская армия — это не самое страшное. Но в самое ближайшее время начнёт своё выступление Оттоманская Порта. Мне поступило известие о переговорах, которые вели шах и султан. Они решили на время забыть о собственных сварах и начать общее наступление.
— Ваше Высокопревосходительство, — начал было недоверчивый Вельяминов 1-й, старший брат Алексея Алексеевича, отвечавший за гражданскую часть Кавказа. — Сведения о переговорах — не ловушка?
— Увы, Иван Алексеевич. Сведения получены нашим секретарём по иностранной части. Думаю, что лучше выслушать именно его. Александр Сергеевич, — обратился генерал к единственному штатскому среди военной братии, — прошу вас.
Секретарь по иностранной части Грибоедов встал и, холодно сверкнув очками, принялся излагать:
— Месяц назад в Тегеране арестован посол России — князь Меньшиков. Ему удалось отправить депешу в Тифлис. Правительство Ирана считает, что с началом революции, или мятежа — как угодно, произошедшего в столице, все соглашения потеряли силу. Императора Михаила они законным правителем России не признали, верительными грамотами обмениваться не собираются. И, таким образом, они претендуют на возврат в состав Персии всех территорий, отошедших России по Гюлистанскому миру. Османская империя, в свою очередь, готова признать притязания Ирана в случае невмешательства последних в претензии турок на Тифлис, Кутаиси и Сухуми. А претензии, господа, в переводе с дипломатического языка на язык простой означают войну на два фронта. У меня всё.
— Почуяли, мерзавцы, нашу слабость и слетаются, как вороны на падаль, — мрачно обронил подполковник Двиняев.
— Ну, Семён Михайлович, мы-то ещё живы, — скривил рот Ермолов.
— Александр Сергеевич, а нет ли сведений, как скоро турки начнут выступать? — озабоченно спросил командир грузинских отрядов
