Неизвестная война - Евгений Васильевич Шалашов
Почему Зуев не уничтожил карточки, хотя это следовало сделать? В рассуждении, что никто не обратит внимания? Или эти почтовые карточки дороги ему как память? Как-никак, закончил Варшавский университет, ностальгия, понимаете ли. Стоп, а если господин Зуев не англичанин, а этнический поляк, завербованный английской разведкой? В принципе, такое возможно. Отношение ляхов к России никогда не было доброжелательным, а сами поляки всегда считались нигилистами и революционерами. Вон, взять того же Дзержинского или Менжинского. И как объекты вербовки прекрасно подходят хоть англичанам, хоть немцам. Русский язык прекрасно усваивается братьями-славянами, а выдавать себя за великоросса безопаснее, нежели за поляка.
— Командир, полундра! — услышал я громкий шепот одного из парней, дежуривших у черного хода. — Похоже, господин директор сюда идет.
— Дверь запирай, пусть заходит, а потом хватайте и тащите ко мне, — приказал я, готовясь к встрече.
Донесся небольшой шум, но господин Зуев, судя по всему, даже не подумал сопротивляться.
— Господа, вы перепутали, — донесся до меня насмешливый голос директора. — Здесь не отделение банка, а библиотека.
Кажется, принял нас за грабителей. А не струсил директор, молодец!
Когда Платона Ильича ввели в его же собственный кабинет, и он, увидев меня, если и удивился, то не подал вида.
— Владимир Иванович! — нарочито громко вздохнул Зуев. — Я считал, что вы эмиссар Троцкого, а вы всего-навсего, взломщик?
— Так мы, пан директор, от скуки и на все руки. Кстати, приношу вам свои извинения.
— За что? — не понял директор. — Скорее, это я должен просить у вас прощения, что ваша миссия была сорвана.
— Полноте, — махнул я ручкой, словно герой плохой оперетты. — Мою миссию признали успешной, более того, даже наградили орденом.
— Командир, а чего ж ты молчал? — подал голос Серафим. — Это дело надо отметить. Ладно сам не пьешь, так хотя бы друзьям нальешь.
Корсаков, поймав мой взгляд, только вздохнул и прикусил язык.
— Я хотел извиниться, что принял шляхтича за англичанина, — произнес я, потом попытался пропеть, мешая русские и польские слова: — Еще Польша не сгинела, коль живем мы с вами, все, что враг у нас отнимет, мы вернем клинками.
Пан Платон сморщился, перевел взгляд на почтовые карточки, вздохнул:
— Да, я шляхтич и горжусь этим. А песню вы поете ужасно. А карточки… это все, что связывает меня с родиной. Как понимаю, Польшу я теперь не увижу?
— А вы планировали вернуться в Польшу через Британию? — зачем-то спросил я, хотя как по-другому? Не через Россию же ему переться. Не доедет. — Ладно, поставим вопрос иначе. Платон Ильич, вы хотите вернуться домой? Через Англию, Швецию, или Гренландию, мне все равно. Скажу сразу, что от вас требуется передать мне адреса, имена и пароли всех ваших агентов в России.
Зуев усмехнулся, сел на один из стульев и попытался залезть в карман, но был остановлен бдительным Корсаковым.
— Я хотел достать папиросу. Можете меня обыскать, но слово шляхтича — у меня нет оружия, — высокомерно произнес Зуев.
— Серафим, помоги пану Платону, — попросил я, и Корсаков вытащил из кармана моего бывшего директора кожаный портсигар. Открыл его и передал Зуеву.
Закуривая, директор библиотеки сказал:
— А с чего вы решили, товарищ чекист, что я возьму и выдам вам свои связи? Я — шляхтич, и этим все сказано!
— Эх, Платон Ильич, а в роли русского интеллигента вы мне нравились больше, — вздохнул я.
— Вы мне тоже больше нравились в роли скромного переплетчика, изучающего историю Архангельска, — огрызнулся Зуев. — Я уже потом понял, что ваша любовь к Крестинину не случайна.
— Вот видите, какой вы проницательный человек, — обрадовался я. — И, если вспомнить, что Крестинина подарили мне вы, значит, именно вы помогли и ВЧК, и Советской республике.
— Не паясничайте, товарищ чекист, — сморщился Платон Ильич. — Или считаете, что перед пытками требуется прелюдия?
— А кто его знает, требуется прелюдия или не требуется, — задумчиво изрек я. — И вообще, Платон Ильич — простите, не знаю вашего настоящего имени…
— Это и есть мое настоящее имя. Мой отец русский, зато мать — из рода Олишевских!
Ясно. Скорее всего, мать с отцом расстались, ребенок вырос в польской культуре, да еще в неприязни к русскому отцу. Бывает.
— Так вот, Платон Ильич, вы все прекрасно поняли. Никто не собирается вас пытать. Наш начальник считает — кстати, я с ним совершенно в этом согласен, что под пытками человек расскажет все. Все, что вы от него потребуете. А какова цена этому? Это и ломаного злотого не стоит. Вы нам сдаете ваших агентов и не только, а мы…