Юрий Нестеренко - Юбер аллес (бета-версия)
- А... кто вы такой, собственно? - оправился от напора служащий. Фридрих махнул у него перед носом служебным удостоверением - достаточно быстро, чтобы тот успел понять, что это за документ, но не вчитаться в имя и фамилию.
- Вы все поняли?
Портье безропотно протянул Власову белый прямоугольник. Фридрих скользнул взглядом по цифрам телефона. Похоже на обычный целленхёрер одного из московских операторов... кажется, МТС. Если так, при необходимости номер будет не так уж трудно поставить на прослушку. Хотя вряд ли этот Рональдс как-то связан с "нашими делами". Но, кто знает...
Подождав на всякий случай еще некоторое время в фойе, Власов вышел в промозглую тьму улицы. "Мерседеса" журналистов, как он и надеялся, на стоянке уже не было. Фридрих сел в свою машину и на всякий случай включил сканирующее устройство. Нет, похоже, никакой ловкач не прицепил ему "жучок" под бампер. Власов привычно пристегнулся и поехал домой.
Kapitel 16. 6 февраля, среда, около полудня. Москва, Трубниковский переулок, 30 - Ореховый бульвар, 14, корпус 1.
Утро Фридрих вновь посвятил разбору материалов, оставшихся от Вебера. В последнюю пару месяцев до гибели тот и впрямь проявлял все больший интерес к российской демократической оппозиции; на сей раз Власов не только изучил его записи, но и запросил из центральной базы данных досье по встреченным фамилиям. Оказалась среди них, между прочим, и Франциска Галле, но из ее досье Фридрих не узнал ничего принципиально нового по сравнению с тем, что рассказала она сама. И она, и ее муж подозревались в употреблении наркотиков, несколько лет назад у них даже проводили обыск, но никакой дури не нашли, если, конечно, не считать нескольких нелегальных брошюрок, изданных в Америке, и ксерокопии "Камасутры". Изъято, штраф, предупреждение... Пару раз задерживалась за участие в пикетах, плюс несколько профилактических бесед... попытки серьезной вербовки не предпринимались. Вероятно, сочли, что она просто не представляет оперативной ценности. Статейки ее - Фридрих просмотрел несколько штук, освежая в памяти уже виденое когда-то - представляли собой, главным образом, набор патетических лозунгов без всякой конкретики. Вряд ли собственные коллеги доверяли ей какую-то важную конфиденциальную информацию, и еще менее вероятно, что она могла раскопать таковую сама - разве что по случайному везению.
Вебер упоминал ее мельком, тоже, как видно, не придавая ей особого значения. Куда больше его интересовали финансовые операции российских либералов и их единомышленников в Райхе. Здесь ему удалось нащупать кое-какие странности, вроде проводки одной и той же суммы по кругу с возвращением в исходный банк. Но увы - далее заметки Вебера, во всяком случае, их копии, сброшенные на берех Управления, обрывались. Возможно, продолжение и существовало, но исчезло вместе с нотицблоком покойного...
Фридрих подумал, что кое-что о рехнердеятельности Вебера в последние дни узнать все-таки можно. Тот выходил в REIN через берех в имперском посольстве, и, стало быть, получить тагебух его сетевых сессий за последние перед гибелью дни было делом считанных минут.
Фридрих вспомнил, что Эберлинг в "Калачах" тоже говорил о деньгах. И о странной связи между либеральной оппозицией и Рифеншталь-фондом, возглавляемым твердокаменной патриоткой хитлеровского толка. Кажется, упомянута была еще и китайская бухгалтерия - или это просто пришлось к слову?
Тогда им так и не удалось договорить. Неплохо бы это исправить. Власов вытащил целленхёрер.
Эберлинг взял трубку со второго гудка. Это обнадеживало.
- Привет, Хайнц. Как у тебя со временем?
- Это что, риторический вопрос? - хохотнул Эберлинг.
- Понимаю. Тем не менее, мне нужно с тобой поговорить. Во время нашей последней встречи мы не закончили, а у меня есть вопросы.
- Я сейчас еду в одно место... но... вообще-то я собирался взять кого-нибудь из оперативников. Но могу прихватить тебя. Тогда по дороге и побеседуем. Мне тоже есть о чем с тобой поговорить. Ты где сейчас?
- Точка С.
- Ага. Могу подобрать тебя на Новинском бульваре, у выезда из Проточного переулка. На Новом Арбате сейчас пробка... Устраивает?
Фридрих вывел на экран нотицблока карту - такую же, как в навигаторе. Зелёные линии замерцали.
- Я могу быть там через 10 минут.
- Договорились.
Власов сунул в карман пистолет (что это, интересно, за дело, для которого Хайнцу понадобился оперативник?), быстро оделся и вышел.
Новый Арбат действительно был забит обреченно стоящими машинами, но своевременные действия допо, перенаправившей транспортные потоки, не позволили пробке распространиться и на соседние улицы. Движение по Новинскому бульвару в направлении затора было перекрыто, но Эберлингу нужно было в другую сторону. Он подъехал на угол почти одновременно с появлением Власова. Фридрих с удовольствием нырнул с московского мороза в теплое нутро "BMW".
Машина покатила в сторону Смоленской площади.
- Куда мы едем? - предпочел первым делом уточнить Фридрих.
- В Орехово. Это на юго-востоке. Рабочая окраина.
- Ты ж понимаешь, я не только про адрес.
- Ага... насколько я понимаю, тебя не ознакомили с моими выкладками по Бургу?
- Нет. Я как раз хотел...
- И почему меня это не удивляет? - усмехнулся Хайнц. - Доктрина Мюллера в действии. Хочет, чтобы ты пришел к тем же выводам независимо от меня. А что из-за этих проверок и перепроверок дело будет стоять, это уже наши проблемы... Мне порою кажется, что старикан не доверяет даже сам себе. Меня он сейчас перебросил на Зайна. И тоже, разумеется, ничего не сказал о твоей роли в этом деле.
- Тогда откуда ты о ней знаешь? - хмыкнул Фридрих.
- Ну, знаешь ли, я еще способен сложить два и два. Зайн прилетел третьего вечерним рейсом "Люфтханзы" из Берлина. Ты прибыл в Москву тем же путем, значит, летел с ним в одном самолете. И, видимо, был одним из первых, кто его опознал.
- К сожалению, post factum.
- Я читал твой рапорт. Мне его прислали без подписи, но я сразу понял, что он твой.
- Что-нибудь уже удалось нарыть?
- Не слишком много. Летел он по подлинным документам. Не своим, конечно. Некоего Гюнтера Шторха, оставного пехотного оберлёйтнанта. Он действительно был инвалидом войны и кавалером Железного креста. Его нашли позавчера в его берлинской квартире, а смерть наступила за два дня до этого. Заключение эксперта - сердечный приступ, хотя спустя два дня в теплом помещении в этом уже нет полной уверенности. Несмотря на возраст и инвалидность, Шторх жил один, так что его могли не хватиться еще долго. Знаешь эту породу гордых стариков, которые ни за что не соглашаются на дом ветеранов... Но я сомневаюсь, что Зайн убил его сам. Ты ведь знаешь, для этого чокнутого ублюдка было вопросом принципа не вставать на территории Райха с коляски. А это заметно ограничивает свободу действий.
Фридрих кивнул. Он уже знал, что у Зайна были сообщники в Берлине. И, вероятно, очень могущественные сообщники.
- Коляску нашли? - спросил он.
- Да, уже здесь. Он избавился от нее самым банальным способом - оставил в туалете в аэропорту. Отпечатков, конечно, нет. Судя по всему, это та самая, что принадлежала Шторху. Прежде, чем тот был убит, Зайн, конечно, пользовался в Райхе какой-то другой, но поди найди ее теперь...
- Выходит, весь полет и уже после посадки он выделялся среди пассажиров.
- Да, но знаешь что? Твое описание оказалось едва ли не самым подробным. Лучше его рассмотрела только бортпроводница. Хотя она тоже общалась с ним совсем мало, он сказал, что собирается как следует выспаться в полете, и чтоб его не беспокоили. Надел темные очки, чтобы, мол, не мешал свет в салоне. Пассажиры же, которые летели с ним рядом, запомнили лишь какого-то старика-инвалида, и не более чем. И я, кажется, понимаю, почему... - речь Хайнца слегка замедлилась, как всегда, когда он переходил от фактов к выводам. - Мы, конечно, чтим наших ветеранов и героев войны... и все же граждане Райха - а все эти пассажиры были райхсграждане... что, кстати, облегчило задачу допроса... так вот, все мы с рождения воспитаны на арийском эстетическом идеале. Нам нравится все здоровое, красивое, сильное. И нам физически неприятна старость и немощность. Мы не оскорбим заслуженного человека, показывая свою неприязнь. Но мы постараемся просто на него не смотреть. Мы не американцы, демонстративно выставляющие напоказ уродство и требующие признать его "альтернативной красотой". И не русские с их нездоровой страстью к патологии, пронизывающей всю их культуру, литературу в особенности. Я уверен, что это он тоже учитывал. Он умный сукин сын, хотя и псих... Что делать - высокая культура тоже имеет свои издержки.
- Похоже, ты прав, - согласился Фридрих. - Я не раз думал, что мы победили не только потому, что превосходили большевиков с точки зрения политической, экономической и военной. Мы превосходили их эстетически. Я не знаю более красивой патриотической музыки, чем нацистские марши. И более красивой формы, чем эсэсовская. Отдельное спасибо АКК за то, что, разгромив прежнюю структуру СС, атрибутику они не тронули... Разве могли с этим сравниться уродливые большевистские френчи? А великолепная драматургия факельных шествий? Что такое на их фоне пошлые колонны рабочих и колхозниц на красных парадах? Но иногда это играет и против нас... Кстати, русские знают? - спросил он, возвращаясь к деловому тону.
