Дмитрий Дюков - Последний князь удела. «Рядом с троном - рядом со смертью»
— Вот, полюбуйся, привёл свейских полоняников, — дядька притащил с собой двух ребят лет тринадцати уже на следующий день после получения задания. — Лучше всех в работном доме шерсть перебирали, глаз у них зоркий да руки ловкие. Опять же русской речью научились молвить сии юнцы, хоть и молчуны изрядные. Вот токмо в истинную веру переходить не желают.
— Как зовут? — обратился я к одному из парней, на вид постарше и покрепче.
— Юкка Иванайнен, — представился тот.
— Странное прозвище родовое, откуда такое? — поинтересовался я фамилией будущего помощника.
— Деда Иваненом прозывали, — объяснился молодой финн.
— Ясно. Юшкой Ивановым значит, будешь, или Юркой, что то же самое, — мне пришло в голову переименовать подростка.
Тому такая смена имени не сильно понравилась, он нахмурился, но возражать не решился.
— Тебя как кличут? — поинтересовался я у второго.
— Стен Михельсон, отца Михелем звали, — шустро ответил мальчишка.
— Свей? — стоило уточнить его национальность.
— Хами, по-русски народ емь именуемый. Именование эдакое издревле у нас в роду, ещё прадеда им крестили.
— Ладно, теперь Стенькой Михайловым будешь, а повзрослеешь, то и Степаном. — Переведённые имена и фамилии мне запоминались лучше, а то уже от кучи разнонародных прозвищ голова шла кругом, словно тут не Углич, а Вавилон какой-то.
На удивление, мои новоприбранные лаборанты освоились довольно быстро, особого испуга перед бурлящими химикатами они не испытывали. Это имело и не очень приятные последствия — ожоги термические и кислотные происходили ежедневно. Уже к Рождеству парни выглядели так, будто я их три недели огнём пытал. Похоже, именно так считали все окружающие, нашу лабораторную избу местные жители обходили за версту. Я в свою очередь изучил практически все финские чертыхательства и богохульства — «перкеле», «хииси» и «лембя» призывались в нашей химической мастерской ежечасно.
За декабрь мы вполне научились получать различные кислоты в небольших количествах. Первой сжиганием серы изготавливалась серная кислота или, как здесь называли, купоросное масло. Затем воздействием полученной едкой жидкости на соль и селитру получали её соляный и азотный аналог. Получать серную кислоту в более-менее больших количествах не получалось, моя идея со свинцовыми камерами оказалась неуспешной. Видимо, в местном свинце присутствовала куча примесей, и его разъедало. Со дня на день ожидался обоз из Устюжны, с ним должны были прибыть заказанные мной летом чугунные реторты. С этими литыми колбами я надеялся начать очистку металла так, чтобы не терять примеси, среди которых могли оказаться довольно ценные.
В самый канун Рождества Ждан Тучков всё-таки забрал меня в княжеские палаты, моё присутствие на праздничных церемониях являлось обязательным. Юшка и Стенька, довольно скромно отпраздновавшие этот праздник десять дней назад, остались проводить дальнейшие опыты самостоятельно. Им я поручил смешать в очень малых количествах крепкое хлебное вино и аква виту с селитряным маслом и осторожно прокипятить состав. Очень уж мне хотелось получить эфир для анестезии. Помимо этого, кузнец Миронов привёз с городской бойни два воза потрохов скота и заказал моим финским помощникам изготовить для него в чугунках кровяной соли.
Рождественские праздники стали для меня тяжёлым рабочим временем. Находиться днями напролёт на праздничных богослужениях выходило крайне утомительно. Я с нетерпением дожидался окончания первой послерождественской седмицы, после которой торжественные литургии служились уже не каждый день. Однако второй день января принёс новые проблемы.
— Мальцы с того берега прибежали, бают, мол, литвинский наймит в твоих потешных хоромах замертво валяется. Отчего Богу душу отдал, не поймёт никто, может, зельем каким отравили, — ошарашил меня утренней новостью Ждан.
Спешно собравшись, я отправился с дядькой к своей лаборатории. У входа в неё переминался с ноги на ногу немного испуганный Стенька Михайлов.
— Чего топчешься? Покойников не видывал? — грубовато обратился к нему Тучков.
— Видел, токмо уж больно страшно сей вор помер. Пена кровавая изо рта, а ликом — будто преисподнюю увидел, — оправдывался паренёк.
С изрядной опаской мы вошли в помещение. Покойник валялся на полу, перед смертью его явно скручивали судороги. На полу валялся опрокинутый чугунок, из него вытекла сероватая масса.
— Яз сей горшок на ночь томиться в печке оставил, видно, литвин в него любопытствовать полез, — сообщил молодой помощник.
— Чего вы в нём варили? — поинтересовался я у паренька.
— Жёлтую соль пробовали переварить, яко селитру, угля насыпали туда да золы, ещё ржавины железной, маслом травленной, — перечислил мне рецепт адской смеси Михайлов.
Чугунок осторожно вынесли на улицу и вытряхнули его содержимое на землю. Стенька раздробил обухом топора спёкшуюся массу на более мелкие куски, и нашему взору предстала мешанина случайно полученных веществ. В кучке раздробленных комков присутствовала стекловидная серая масса и что-то типа пережжённой земли, раскрашенной в цвета от зелено-чёрного до ярко-синего.
Осторожно, прутиком в вытянутой руке, я поковырял выброшенные из горшка химикаты. Даже на расстоянии полутора метров от них исходил странный горько-пряный запах, который мне был явно знаком по прежней жизни.
— Стенька, ты на улице попробуй одну часть этого зелья водой развести, а другую — крепким хлебным вином. Токмо близко не подходи, поглядим, чего выйдет, — отдал я распоряжение своему юному помощнику.
— Ждан, земляков сего умертвого литвина надо бы опросить, — вспомнилось мне о товарищах незадачливого вора.
— Уже послал людей, должны сыскать, — отрапортовал Тучков.
По возвращении во двор княжеских палат к нам доставили младшего из наёмников-литвинов, именем Иванко, того, которому полтора года назад лечили перелом. Последнего шляхтича из троих разыскать нигде не могли.
— Сказывай, чего с покрученниками своими измысливали, да зачем воровски в княжьи палаты лезли? — зарычал на него удельный казначей.
— Яз ничтоже не ведал, то всё Богданка с Юрком затеяли, — оправдывался перепуганный парень. — Учали они сговариваться, мол, княжич на отшибе зелье варит, из коего злато извлекает. О таковом, де, мы слыхивали в Несвиже, городке князя Криштофа Радзивила, от иезутских братьев.
— Пошто ранее не донёс, изменник? — продолжал допрос Ждан.
— Дак, мнил, языки почешут да перестанут. А сего дня перед рассветом прибёг до меня братанич, Микитка, сам белый, очи вытаращены. Молвил, де, полезли они глянуть, чего у князя за рекой деется, там Богдашка из печки горшок достал да полез в него, мол, в нём злато народится. Из той железной крынки бес выскочил да давай родича нашего давить, тако и задавил до смерти. Микитка коня, от волостителя данного, со двора свёл да и сбёг, куды глаза глядят, — изложил все известные ему сведения литвин.
— Брешешь, — не особо поверил в рассказ дядька. Но тревога от возможности встречи с бесовщиной всё же им овладела, и, повернувшись ко мне, он предложил: — Надо бы протопопа какого позвать, освятить наново избу, от греха подальше.
Тучков начал распоряжаться об организации погони, а я задумался о составе случайно полученного яда. Казалось весьма вероятным, что юные финские химики получили какой-то вариант цианплава, при разложении выделявшего смертельно ядовитые пары. К Стеньке с Юшкой отправили дворового слугу с приказом прибыть к князю, их явно стоило обучить минимальной технике безопасности.
Высланный вдогонку за бежавшим литвином разъезд вернулся ближе к ночи с пустыми руками.
— В тридцати верстах по Ярославской дороге беглец Юшка коня загнал вусмерть. Оттуда он в лес побежал, в бурелом самый. Куды он из чащобы зимой денется, — знамо дело, на корм дикому зверю пойдёт, — доложил о результатах погони поставленный в головах дворянин.
Во второй половине января вернулись наши торговцы. Семён Васькин, ездивший в этот год в Москву, давал нам с Тучковым краткий отчёт:
— Сукно яз сразу скопом отдал гостям суконной сотни. Остатний срок гвозди да уклад расторговывал. Торговлишка шла, дал Бог, здорово.
— Великой ли ценой купцы ткань нашу шерстяную брали? — интересовался рачительный казначей.
— Чуток сбросил от запрошенного. Вот токмо когда сказывал я гостям сим, что по весне сызнова прибуду, да товару поболее привезу, сдалось мне, не обрадовались купчины моим словам.
— Да пусть какие хошь морды воротят, лишь бы деньгу платили, — радовался прибыткам казначей.
Приказчик, направленный в Ярославль, также вернулся с хорошим результатом. Все угличские товары оказались проданы, да куплено немало из потребного для княжеского обихода.
