Артем Рыбаков - Игрушки. Выше, дальше, быстрее
На лице комиссара явственно проступило изумление. Он откашлялся, и спросил:
- А с чего такая щедрость, товарищ старший лейтенант?
Я ответил, в том смысле, что им сейчас все эти вещи нужнее.
- Да, и последнее… Вы как к фронту идти собирались?
- Я думаю, что у Минска перейдём на ту сторону.
- Пожалуй, я вас огорчу. Фронт сейчас у Орши и Витебска. Но, судя по всему, наши там прочно встали… — подсластил я горькую пилюлю.
- Да что вы говорите, старший лейтенант!
- Я бы посоветовал вам не коверкать м о ё звание, которое, между прочим, равно вашему… И дослушать меня до конца! — оборвал я комиссара. — Давайте сюда карту — покажу, куда и как вам лучше идти.
Определённо, мне попался весьма вменяемый политработник, поскольку этот Санин не стал со мной спорить, а достал карту.
Я нарисовал на карте известные мне места дислокации немецких частей и маршрут, обходящий Радошковичи и Рогово с севера.
- Вот от этого шоссе держитесь подальше, мы несколько дней назад взорвали на нём мосты… — не преминул похвастаться я, — и теперь здесь полно вражеских войск.
- Мосты взорвали? — комиссар с уважением посмотрел на меня.
- Ага. И на шоссе и в окрестностях…
- Вы москвич? — внезапно спросил Санин.
- Да, а что?
- Ничего, просто говор у вас характерный. Вы где живёте?
- А это сейчас важно?
- Нет, конечно… Я просто сам с Остоженки.
- Ну а я — с Триумфальной.
- Почти соседи… — со вздохом сказал комиссар.
- Ну вы скажете тоже — «соседи»? — «искренне» удивился я. «Неужто на такой фигне меня поймать хочет?» — Почитай другой конец Москвы!
- Да для меня сейчас даже человек из Мытищ или Люберец будет как парень с соседнего двора…
- Понимаю…
В моём наушнике раздался голос Тотена:
- Тоха, мы подходим. Я ещё пару винтовок немецких захватил.
Вместо ответа я приглашающе помахал рукой, повернувшись в сторону леса. Спустя несколько мгновений из–за деревьев показались Зельц и Сомов, нагруженные оружием и припасами.
- Вот, всё — чем можем.
- А, может, вы с нами пойдёте? — спросил вдруг комиссар.
- Нет, у нас своя работа — партизанскую борьбу в тылу врага вести.
- Постойте… Какую борьбу?
- Партизанскую, как в восемьсот двенадцатом году. Двадцать девятого числа Совнарком и ЦК выпустили Директиву советским и партийным организациям. Я думаю, что вам, как командиру и политработнику следует знать… — тут я заметил, что ефрейтор, который так храбро остался на открытой местности вместе с комиссаром очень внимательно прислушивается к тому, что я говорю, поэтому, прервавшись, я поинтересовался у Санина: — А ничего, что ефрейтор слушает?
- Томилину можно. Он — коммунист!
- Тогда ладно… — согласился я. — В общем, в пятом пункте этой директивы призывают к организации в тылу у врага партизанских отрядов и диверсионных групп с целью действий на коммуникациях противника и уничтожения его личного состава и материальных средств. Правда, как мне кажется на райкомы и обкомы надежда маленькая — отряды, конечно, организуют, но вот как они воевать будут… Вы, кстати, из каких войск?
- Я то? Из пехоты, а какое это имеет сейчас значение?
- Ну, может, вы решите отряд организовать? Или примкнёте к какому–нибудь отряду…
- Нет, товарищ старший лейтенант госбезопасности, мы к фронту пойдём. Там обстрелянные люди сейчас нужнее.
Мои бойцы уже подошли, но не решались прервать нашу беседу. Санин окинул взглядом принесённые богатства, а затем помахал рукой своим, прятавшимся в кустах. Из зарослей выбрались четверо сильно обтрёпанных бойцов.
- Так, товарищ батальонный комиссар, вот вам ручной пулемёт с четырьмя полными дисками, две немецкие винтовки с бэка. Еды немного. Ну а маршрут я вам нарисовал и описал. И ещё пара советов — опасайтесь дорог… Шоссе вообще лучше вам переходить ночью и через водопропускные трубы… Немцы уже организовали в этих местах вспомогательную полицию из всякого сброда: уголовников, антисоветчиков, много среди них и прибалтов, предатели тоже попадаются… Так что, заслышав русскую речь, не спешите навстречу. Для отдыха встаньте вот в этих лесных массивах между Ушой и Вязынкой, там и оружием можно разжиться, что после боёв осталось. И… Удачи вам!
Повернувшись к самолёту, я крикнул:
- Иван! Хорош возиться, пора идти!
«Командиру 141–го охранного батальона майору Странске
Доношу до вашего сведения, что вчера вечером, 22 июля 1941 года во время патрулирования дорог моя патрульная группа в составе 4–го отделения вступила в боевой контакт с группой неизвестных, совершавших диверсию на мосту возле населённого пункта Удранка. Несмотря на то, что мост располагается на шоссе Радошковичи–Шипки, постоянный пост охраны на нём не размещён, а охрана осуществляется моторизованными патрулями, поскольку сам мост расположен вблизи от Радошковичей (3,5 км).
Около 20:00 наша патрульная группа, передвигавшаяся на мотоцикле и автомобиле с севера к Радошковичам, на подъезде к мосту заметила группу неизвестных осуществлявших поджог моста. При попытке помещать производству диверсии по нам из близлежащего леса был открыт сильный огонь из винтовок и пулемёта. В результате воздействия противника ранения получили стрелок Айзенбаум и гефрайтер Кёлер. Автомобиль группы получил незначительные повреждения (прострелена одна покрышка, пулевые повреждения деталей кузова). Огнём и маневром противник был отогнан от моста и, понеся значительные потери, отошёл в лесной массив к востоку от шоссе. Ввиду незначительности сил патруля организовать преследование я не смог. Диверсантам удалось также поджечь мост. В силу того, что средства борьбы с огнём у патруля отсутствовали, то потушить пожар нам не удалось. В результате пожара сильно повреждён мостовой настил, и, незначительно — опорные конструкции.
Большая часть диверсантов была одета в форму войск противника, однако, среди них были и люди, одетые в гражданскую одежду.
фельдфебель Мойзер, командир отдельной патрульной группы. 23. 07. 1941»
………….
«Начальнику отдела …. Старшему майору госбезопасности Дутову.
Из беседы с лейтенантом Сотниковым Сергеем Степановичем, 1922–го года рождения, комсомольцем, бывшим командиром отделения 136–го отдельного пулемётного батальона.
" — Так вы утверждаете, что вы с остатками личного состава были задержаны представителями диверсионной группы Наркомата Внутренних Дел?
- Да, именно так.
- А почему вы решили, что эти люди имеют отношение к органам госбезопасности?
- Они представились.
- Как же?
- Я точно запомнил несколько имён: майор госбезопасности Александр Куропаткин, старший лейтенант госбезопасности Антон Окунев, военврач 3–го ранга Сергей Кутяев. Фамилии капитана госбезопасности — он, как я понял, начальник оперчасти и лейтенанта госбезопасности — ответственного за разведку, я не знаю. Знаю только, что их зовут Александрами. Остальных членов группы я знаю только по прозвищам.
- Вот как! Интересно. А какие у них прозвища?
- Командир группы — Фермер, оперативник — Бродяга, старший лейтенант Окунев — Арт, военврач — Док, разведчик — Люк, есть ещё Тотен и Казачина.
- Занятно. А откуда вы узнали про эти прозвища?
- Они так друг друга называют в боевой обстановке и во время радиопереговоров.
- То есть вы даже присутствовали при сеансах радиосвязи?
- Нет, не присутствовал. Это они во время переговоров по переносным рациям так друг друга называли.
- Переносным? Это что же, они с собой в ранцах рации таскают и во время боя используют?
- У них рации совсем маленькие — как пачка папирос размером.
- А когда вы отстали от группы?
- Я не отстал. Я к фронту решил пробиваться. К своим.
- А они, стало быть, не «свои»?
- Свои, конечно же! Вы бы видели, как они немцев били! Мост на шоссе за пятнадцать минут взорвали, хотя его взвод охранял!
- Так почему же вы ушли?
Пауза…
- Я повторяю свой вопрос: «Почему вы ушли?»
- Командир группы отстранил меня от командования моими бойцами.
- За что?
- Он посчитал, что я недостаточно опытен и не умею командовать.
- То есть вы дезертировали?
- Нет, что вы! Просто этот майор, Куропаткин, обещал сразу меня к фронту отпустить, но всё время откладывал, да ещё и разжаловал.
- А вам не приходило в голову, что своим уходом вы могли раскрыть местоположение группы?
- Нет, тогда я об этом не подумал.»
…
13 сентября 1941 года.»
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.
