Владимир Контровский - Нерожденный
Сознание окончательно прояснилось. Миязака огляделся. Внизу проплывала земля – «фугаки» шёл на высоте пяти километров, его командир ждал приказа учёного. «Набрать прежнюю высоту» – произнёс Тамеичи в ларингофон, и машина пошла вверх. Остекление кабины затянула белёсая тьма: бомбардировщик снова пробивал облачный слой, на этот раз снизу.
Миязака смотрел, как стелятся за бортом белые космы, и к нему пришло понимание: острое, как внезапная боль. Тамеичи вдруг осознал (почему он не понял этого раньше?), что Пламя Дракона не погаснет, когда океанские волны зальют провалившуюся часть материка. Да, расплав застынет, охлаждённый триллионами тонн воды, но «кремниевая реакция» не прервётся — её очаги останутся, и огонь, немного помедлив, будет расползаться дальше, под Атлантический и Тихий океаны, под Канаду и Мексику, и дальше, дальше, дальше… Реакция закольцована: пока осуществляет энергетическая подпитка процесса, «кремниевый пожар» будет гореть и разгораться. Условия опытов были другими: там горение небольшого участка земли поддерживалось внешним источником энергии – излучателем, реакция прерывалось после его выключения, а вода только гасила последствия, заливая расплавленный камень.
«Это же очевидно! – с досадой подумал учёный. – Как же это я, решив сложнейшую задачу разжигания «кремниевого пожара» заданных параметров, допустил такую нелепую ошибку?» Впрочем, успокоил он сам себя, не ошибается только тот, кто ничего не делает – ошибаются даже боги. Ничего страшного: расчётное время горения «Поцелуя богини» около трёхсот часов – времени для задействования каунтер-фактора более чем достаточно. По сейсмограммам мы сможем судить, где и как горит Пламя Дракона, а когда рухнет половина североамериканского материка, не заметить такое будет трудно. А прервать энергоподпитку цепной реакции кремния и раскольцевать её – я знаю, как это сделать, и я это сделаю, не покидая окрестностей Токио.
В кабину брызнуло солнце. Самолёт поднялся выше облаков и продолжал набирать высоту. А впереди, между облаками и бездонным голубым небом, летели четыре дирижабля необычной формы, сверкавшие, как слитки металла, – три в группе и один немного поодаль. Экран локатора «фугаки» был девственно чист, а это означало, что странные дирижабли, обнаруженные визуально и на малом расстоянии, оснащены «кобрами», и что эти «кобры» включены.
* * *– Ну, Влади, – «кобра» Уэбстер широко улыбнулся и дружески пихнул Евстигнеева локтём, – ещё кружок, и домой, ага? А там – заслуженный отдых для воздушного солдата: ужин повкуснее, пиво похолоднее и девчонку погорячее. Твоя подружка, небось, давно уже рвёт на себе лифчик от нетерпения, – он хохотнул, демонстрируя ровные белые зубы.
Фрэнки Уэбстер, оператор излучателя № 2 и ученик Владимира Евстигнеева, мыслил категориями незатейливым, и это помогало ему пребывать в благостном настроении всегда и везде, даже когда «небесную акулу» трепал сильный ветер или когда её тело пронизывали хлещущие посылки японских «миязак» (бывало такое). Однако парнем он был неплохим, без дерьма в душе (и неслабым, кстати сказать, ментальным бойцом), и Владимир не одёргивал его, когда Фрэнки (разумеется, наедине) позволял себе некоторую фамильярность (капитану Вэбстеру полагалось обращаться к подполковнику Евстигнееву «сэр», и никак иначе, и не полагалось обсуждать с ним интимные достоинства женщин и вкусовые качества пива). Но – со своим уставом в чужой монастырь, как известно, не лезут, а Фрэнки, несмотря на свою внешнюю простоватость, был далеко не глуп (иначе он и не стал бы «коброй») и не позволял себе ничего лишнего, хорошо зная, что в армии (даже если это «демократичная» US Army) можно, а что нельзя.
– До дому ещё надо долететь, а мы ещё не сделали свою работу, Фрэнк, – за полгода пребывания в США Владимир сносно овладел разговорным английским и вворачивал в свою речь типично американские обороты. – Так что мечтать о девчонках пока рановато, капитан.
– О них надо мечтать всегда, лейтенант-колонел[91], сэр, – как же иначе? О’кей, я буду мечтать о них молча.
Майор Евстигнеев, награждённый за боевые заслуги советскими и американскими орденами и повышенный в звании, был единственным из первой группы прибывших в США «соловьёв-разбойников», всё ещё остававшимся в Америке. Десять его соратников вернулись на родину, а Серёгу Порфирьева похоронили: во время боёв в Орегоне шальной японский снаряд угодил прямо в его излучатель. Погашенный полем, он не взорвался, но кинетической энергии стальной болванки хватило, чтобы порвать пополам тело оператора «Кобры-6»…
Евстигнеев всё ещё оставался в США по личной просьбе президента Трумэна. Дело в том, что у этого русского парня была уникальная энцефалограмма, свидетельствовавшая о его незаурядных ментальных способностях (что подтверждалось и тем, что в учебных боях он справлялся с тремя-четырьмя не самым слабыми «кобрами», вгоняя их в ментальный нокаут). Поразмыслив, советская разведка пришла к выводу, что иметь такого человека в США, в самой гуще событий, связанных с испытаниями и совершенствованием нового и пока ещё малознакомого оружия, совсем нелишне, и просьба Трумэна была удовлетворена. Официально подполковник Евстигнеев числился «мастером-наставником» и выполнял его обязанности, обучая американских операторов и обеспечивая их взаимодействие с новыми группами «соловьёв-разбойников», время от времени прибывавших в Америку для участия в боевых действиях на Тихом океане. А полёт над Скалистыми горами, в котором Владимиру было предложено принять участие, был особым.
Американские учёные тоже умели мыслить нестандартно. «Излучатель – он не только оружие», эта простая мысль пришла в голову не одному Бехтереву. США строили огромный флот дирижаблей (на вооружение поступали новые воздушные корабли типа «Скайшарк»), и учёные ломали голову над увеличением энерговооружённости этих дирижаблей. Появилась идея покрыть всю поверхность дирижабля пластинами солнечных батарей и заменить его пожароопасные бензиновые двигатели электродвигателями. Идея была хорошей – возрастала устойчивость воздушного корабля к воздействию «миязак», для моторов и для излучателей можно было использовать единую энергосистему с перераспределением мощности. Мешало одно «но»: коэффициент полезного действии солнечных батарей был невелик, что сводило на нет все их преимущества. И возникла мысль «помочь» солнечным батареям мыслеполем, чтобы откорректировать процесс генерирования энергии. Для этого понадобился толковый ментальщик – так на борту «скайшарка» появился подполковник Евстигнеев.
Четыре дирижабля кружили в небе шесть часов, и всё это время Владимир усердно «поливал» своим излучателем тройку «подопытных», зримо представляя всё происходящее в их энергоблоках. И, кажется, не зря: по сообщениям со всех трёх «акул», КПД их солнечных батарей возрос почти на порядок. Что и требовалось доказать…
Американский боевой дирижабль типа «Скайшарк», 1946 год
– Сэр, радио с флагмана: «Благодарю за отличную работу. Возвращаемся».
«Ну вот, – подумал Евстигнеев, – дело сделано. Дальше американцы справятся и без меня. А я по возвращении буду просить хотя бы отпуск: хочу домой, к родным березкам…».
…Он ещё не знал, что вернуться домой ему уже не суждено. Ведомство генерала Донована получило приказ любым способом убедить (или заставить) русского лейтенант-колонела Владимира Евстигнеева навсегда остаться в США. Если же все попытки добиться этого окажутся тщетными, тем же приказом разрешалось (и даже предписывалось) принять в отношении «соловья-разбойника» любые меры «для пресечения утечки ценной информации, попадание которой в СССР нежелательно». Самолёты падают и сами по себе, корабли тонут и без помощи противника, а на улицах американских городов, несмотря на военное время и на все усилия полиции, попадаются иногда грабители-убийцы. А с другой стороны, внешней разведке Советского Союза стало известно о повышенном интересе, проявленном янки к Евстигнееву, и куратору «добровольцев-операторов», направляемых в США, было приказано «безжалостно, вплоть до физического уничтожения, пресекать любые колебания отдельных нестойких товарищей, склонных соблазниться буржуазными посулами». Насчёт «отвечаете головой» в приказе сказано не было, но это подразумевалось – другой меры ответственности попросту не существовало. Владимир Евстигнеев попал между двух жерновов, грозивших стереть его в порошок, – когда сталкиваются интересы двух великих держав, судьба и жизнь одного человека, пусть даже незаурядного, становится ничтожно малой величиной…
Пискнул отметчик обнаружителя. Излучатель Уэбстера работал в поисковом режиме – войну никто не отменял, а то, что японцев выбили с североамериканского континента, ещё не означало, что их самолёты зареклись вторгаться в воздушное пространство США.
