Дмитрий Хван - Шаг в аномалию
— А что, Вячеслав, и то великое озеро, и берега его тоже вашего княжества пределы?
«Эка хватанул! Но почему бы и нет?» — подумал князь ангарский.
— Да, Вигарь. Озеро это Байкалом зовётся.
— Хотевши узнать я о том, ежели надобно тебе буде людишек ещё до княжества твоего вести, то я завсегда готовый к сему. Путь я добро ведаю и пороги знаю — все отмечены. Токмо вестишку дай через людишек своих.
— Конечно, Вигарь! — Вячеслав встал из-за стула и заходил взад-вперёд между столом и лавкой.
«Ух ты, жарковато стало. — Соколов снял свитер и закатал рукава рубахи. — А перспективки-то неплохие вырисовываются!»
Вячеслав наконец обратил внимание, что помор, выпучив глаза, пялится на его правую руку.
— Знак Сокола! — прохрипел Вигарь.
— Как?.. — не понял Соколов.
На руке ангарского князя пониже локтя красовалась татуировка, сделанная ему ещё в Советской армии земляком из Луцка, — украинский трезубец.
— Род Сокола, знамо дело. Се теперича ведомо стало мне.
Вигарь встал, скомканно попрощавшись, у двери отвесив поклоны, скоро вышел из комнаты, оставив Вячеслава в полном недоумении. Он присел на стул, с шумом выпуская воздух из надутых щёк.
«Вот задачки-то предки задают!» — и потёр татуировку. Последнее время он всё хотел было свести это юношеское баловство, больно уж нелепо оно выглядело в свете ведомой Украиной политики. Да всё как-то не доходили руки, а точнее, ноги до салона — то времени не хватало, то откладывал, то забывал. А вот поди же ты…
Дверь снова приоткрылась, на сей раз без доклада. Это значило только одно. Он рывком встал, сердце его забилось.
— Ну что, ты свободен, Слав? — проворковал женский голос.
— Конечно, Дарьюшка!
— Да осторожней ты! У меня чайник горячий. — Она хотела ещё что-то сказать, но её губы оказались в плену страстного поцелуя.
Глава 14
Ангара, деревня Ангарская Сентябрь 7138 (1630)ПРОКОПИЙ СЛАВКОВ, БЕЛОЗЁРСКИЙ ПЕРЕСЕЛЕНЕЦ.
Многое удивляло Прокопия: и красоты неземные Ангарского края, и пустота земли этой, а огромные расстояния, отделяющие родное Белозерье от Ангары, приводили его в священный трепет. Вскоре, однако, трепет этот ушёл, вытесненный более приземлёнными причинами.
Первый раз он удивился, когда по прибытии на речной крепостной остров, после первоначальной суеты разгрузки, ставшей потом размеренной и спорой, воины-ангарцы на руках заносили ослабевших детей в крепостные помещения и помогали дойти до неё остальным, несколько бывших там женщин кормили малышей с ложки, пока матерям раздавали одеяла и еду. Ему тоже вручили миску с куриным бульоном и плавающей в нём разваренной крупой, морковкой и незнакомым овощем, приятным на вкус, также дали чесноку для «профилактики». Оказалось, к их приезду готовились. Их деревня, названная Ангарской, которая в будущем должна будет стать столицей княжества, была заранее распланирована, даже заложены избы. Крестьянам помогали в постройке местные мужики, весёлые бородатые люди, разговаривавшие на каком-то русском наречии, прежде не слыханном Прокопием. Нет, всё было понятно, просто некоторые слова вводили Прокопия в ступор.
В возводимом селении крестьянам раздали в дополнение к имеющимся у них железные орудия труда, инструментарий для обработки земли, даже ножи и посуду. На каждую семью выдали одеяла, выделанные шкуры, отрезы кожи для того, чтобы крестьяне могли чинить одежду и обувь. Следующее сильное удивление Прокопия вызвало то, что в только что построенное для общины помещение для животных завели двух олених с двумя же телятами, в огороженном углу устроили двух коз, в другом углу, за перегородкой, — ждущую опороса свинью. Дровяная печь и хитро выведенные дымоходы обогревали помещение.
Так же и в селении — в каждой избе дымоходы были устроены под полом, дополнительно обогревая жилище, окна в избах вставляли уже готовые — с толстыми стёклами, сквозь которые можно было увидеть, что происходит на улице. Очередным потрясением было то, что на крышу их избы выкладывали черепицу, то есть можно забыть о починке крыши на очень долгое время, если не на весь его, Прокопия, оставшийся век. Спасибо надо было бы сказать ангарцам за усиленные по этому случаю стропила, кабы он знал. Дома в его родной Михайловке и крышу приходилось починять каждый год, и всё равно осенью жди капающую на голову воду.
Сразу после того, как семья Прокопия, как и прочие семьи поселенцев, обустроилась в новом жилище, добротном, тёплом и просторном, к ним наведались трое: женщина с бумагами и двое воинов, занёсшие несколько мешков с провизией. Воины потом сели на лавку у стены, строя рожици и подмигивая двум младшим детишкам Прокопия — шестилетнему Сташко и четырёхлетней Мирянке. Старшие — тринадцатилетняя Яруша и её брат-погодок Степан — выбрали себе занятия, и если Степан ковырялся в мешках, несмотря на цыканье Прокопия, стеснявшегося прикрикнуть на сына при гостях, то Яруша бесцеремонно разглядывала женщину, представившуюся Дарьей.
Дарья после визуального осмотра детей села за стол и принялась задавать вопросы Прокопию и его жене Любаше, что-то чиркая в бумагах. Её интересовали в основном здоровье его семьи, детей особенно, болели ли они, часто ли.
— Ото ж, конечно, бывает, что нездоровится. Нет, нечасто, но хотя Сташко слабоват, а вот Степан, кажется, что и не болел вовсе…
— Все ли дети выжили?
— Да, все выжили, окромя двоих. Умерли они во младенчестве, так ведь слабенькие были. Ещё свезло, что Сташко выкарабкался…
Тут его гостья помрачнела и, поглядев в свои бумаги, сказала негромко воинам:
— Смертность в четверть держится. Кошмар!
Прокопий тогда подумал, какой же тут кошмар, ежели у него аж четверо детишек живы-здоровы, у некоторых вон и половины от рождённых нет.
— Детскую смертность мы должны значительно уменьшить, а в идеале и вовсе искоренить! — убеждённо воскликнула Дарья. — Дети — это наше всё, наше будущее. Будем ли мы или исчезнем без следа…
Взгляд гостьи замер, Прокопий даже не дышал, дабы не потревожить её.
— Как вам олени? — спросила вдруг гостья.
— Это страшило-то? Не сподобные они нам, не привычно.
— Зато молоко жирнее коровьего в четыре раза. Ладно, привыкнете. Кузнечным ремеслом владеете, Прокопий?
— Нет, я по дереву резать могу, с кожей работать. Любаша ткать холстину может.
— Ткать — это хорошо. Прокопий, а упряжь сможешь сработать? Наличники на окна? — Славков уверенно кивал. — Хорошо, записала. Ну ладно, у вас нормально всё, детишки здоровые, это главное. И ещё, каждый день вашим детям будут давать витамины, вот эти. — Она достала две разноцветные коробочки. — Дарья подождала, пока каждый ребёнок съест по одному шарику. — Староста села будет давать детям два раза в день по одной штучке. Утром и вечером. Мы пойдём — надо остальных обойти. — Прокопий засуетился, провожая гостей. В дверях Дарья обернулась: — Если будут трудности в чём-либо, сразу обращайтесь в казачью сторожку. До свидания.
После того как хлопнула дверь, приобнявшая мужа Любаша сказала:
— Люди бают, Дарьей кличут жену Сокола — князя Ангарской землицы.
Посёлок Белореченский Ноябрь 7138 (1630)— Ну и как всё прошло? — Не дав даже вылезти из видимо экспроприированных у туземцев берестянок, столпившиеся на берегу у южных ворот посёлка люди уже нетерпеливо расспрашивали Новикова об итогах рейда.
— Да смех один! — махал рукой Василий.
К причалу вышел Соколов. Сразу же подобравшись, Новиков доложил об успешно проведённом рейде и об отсутствии потерь, только раненый один: излишне ретивому Омару проткнули плечо дротиком.
— Амарча, наш охотник, вывел отряд прямёхонько к стоянке этих медведеголовых. Ну мы спокойно их обложили со всех сторон, у туземцев даже намёка на караульную службу не было. Кто спит, кто у костра болтает, человек тридцать их было, сейчас-то поменьше, — усмехнулся Новиков и продолжил: — Как я понял, это был отряд разведки какого-то племени. Амарча их не понимал, абсолютно ничего, но вроде на слух что-то из тюркских языков.
— Сопротивление оказывали? Оружие какое у них было? — Соколов решил быстрее подобраться к главному.
— Оказывали поначалу. Даже копьецо успели метнуть, вон Омар поймал!
Перевязываемый тут же, на берегу, Омар в ответ оскалился белозубой улыбкой, поняв, что говорят о его неуклюжести в момент атаки на полуспящий отряд дикарей. Зафиксировав фланговый контроль стоянки медведеголовых, Новиков приказал американцам выдвигаться. Шедший впереди Омар и подвергся единственному выплеску агрессии, вошедшее в плечо небольшое копьё опрокинуло его наземь.
Бросивший дротик тут же смертельно побледнел и прошептал:
— Кара алвасти, — отступил назад и моментально был застрелен несколькими пулями.