Комсомолец - Андрей Анатольевич Федин
– Могильный и Аверин сказали, что передали тебе наше приглашение, – сообщила Пимочкина. – Сказали: ты не захотел с ними идти. Готовишься к немецкому.
– Не захотел. Готовлюсь.
Комсорг поворачивалась, стоя на месте – следила за моим перемещением.
– Почему не захотел? – спросила она. – Не вижу у тебя в руках учебника. Постеснялся?
– Чего мне стесняться? – сказал я. – Грызу гранит втихомолку. Разве не понято? Гранит науки гарантирует, что в будущем я тоже стану покупать торты, когда буду получать зарплату инженера. И даже смогу угощать ими кого вздумается.
– Конечно, сможешь, – заверила Пимочкина.
– Если буду учиться, а не разгуливать по гостям.
– Не вижу, чтобы ты учился.
Дошел до кровати. По пути вдохнул запах Светиных духов (не понравился). Завладел одеждой.
«Почему мужчины всегда первым делом натягивают штаны, – подумал я, – и лишь потом прикрывают торс? А женщины – наоборот».
Чтобы не позориться оттянутой на уровне колен тканью, подвернул штанины до бедер. Натянул майку, запоздало вспомнив, что так и не зашил дыру на животе (задел майкой гвоздь на дверном косяке, когда вчера выходил из кухни). Бросил взгляд в зеркало.
Подумал: «Да уж, не в таком виде я привык принимать дома женщин. Где мой роскошный халат? А французская туалетная вода? Почему не звучит музыка? Куда подевались красное вино и закуски?»
Посмотрел на Пимочкину. Отметил, что у девчонки неплохая фигура. Но не ощутил никакого волнения при осознании этого факта. Не случился ни прилив сил, ни… прилив крови.
Сам себе сказал: «Впрочем, сейчас речи о женщинах и не идет. Тоже мне… нашел женщину».
Указал рукой на тумбочку, на гору учебников.
– Почему это не учусь? – спросил я. – Вот, приготовил пару книжек на вечер. Только-только собирался их полистать, освежить в памяти знания. Прежде чем займусь немецким.
Майка скрыла мой живот, и комсорг тут же ожила. Она шагнула к кровати, взяла с покрывала книгу. Взглянула на обложку.
– Вижу, какие учебники ты читал, – сказала она. – Теперь понятно, почему ты вспоминал тогда Павку Корчагина. Твоя любимая книга? Хорошая. О настоящем комсомольце. Мы проходили ее в школе. А еще я кино смотрела. Василию Лановому идет буденовка.
– Буденовка – замечательная вещь, – согласился я. – Она к лицу любому комсомольцу.
Света положила книгу на кровать.
Я вернулся к столу, где остался недоеденный карась.
– Так ты собираешься учиться? – спросила комсорг.
– Грызть гранит науки натощак вредно, – сказал я. – Так можно и желудок испортить. Будет болеть желудок – не смогу учиться. Не смогу учиться – не получу диплом инженера. А без диплома мне будет сложно внести достойный вклад в строительство коммунизма.
Отправил в рот кусок копченого карася.
– Вот. Ем. Ради светлого будущего.
Пимочкина хмыкнула. Окинула взглядом заваленный продуктами и мятыми газетами стол (я сунул нос во все Славкины свертки). Отметил, что пользоваться косметикой она пока не научилась. Тени нанесла так, будто рисовала их малярной кистью. Глаза обвела не иначе как толстым маркером. А ее яркие напомаженные губы заставили меня вспомнить о тетках из будущего – тех, что накачивали себе губища филлерами на основе гиалуроновой кислоты.
Комсорг подперла кулаками бока, будто собралась прочесть мне лекцию о роли комсомольской организации в процессе строительства коммунизма. Даже выпятила грудь – набрала в легкие воздух для долгого выступления. Щеки ее вновь порозовели. Я приготовился внимать речам комсомольского вожака первокурсников – придвинул к себе чашку с недопитым чаем, отломил (лень было резать) кусок хлеба. Как вдруг Пимочкина замерла, выдохнула. Вскинула брови.
– Ух ты! – сказала она. – Килька. Соленая?
Я не стал говорить с набитым ртом – угукнул.
– А… можно, я попробую?
Кивнул. Жестом предложил Пимочкиной занять место за столом, спиной к двери – там, где обычно восседал Пашка Могильный. Света радостно потрясла кулаками, улыбнулась. Плюхнулась на деревянное сиденье, придвинула к себе тарелку с рыбой (я запоздало сообразил, что ее колготки не переживут встречи с Пашкиным стулом, наверняка обзаведутся «стрелками»). Склонила голову, вдохнула пряный запах – зажмурила от удовольствия глаза.
– Я обожаю соленую кильку! – заявила комсорг. – Мы тоже покупаем ее, но реже, чем хотелось бы, потому что в нашем гастрономе ее не бывает. Приходится ехать за ней три остановки на автобусе, до «Сухой балки». Далеко. Много не наездишься.
Покачала головой.
– А раньше мама часто ее приносила – брала рядом со своей работой. Это когда она на шахте «Юбилейная» работала. Теперь она перешла на «Московскую», а там рядом только хорошие конфеты продают. Иногда даже «Белочку» выбрасывают!
Света оторвала кильке голову, ловко извлекла из рыбины хребет. Затолкала кильку в рот, торопливо заработала челюстями. К хлебу она не притронулась – ела соленую рыбу точно так же, как и ее сестра, Людмила Сергеевна. Именно Гомонова меня когда-то и подсадила на соленую кильку. Я часто пробовал это блюдо, когда бывал в гостях у своей институтской кураторши: там эта рыба была постоянно, точно размножалась в холодильнике. Вот только есть кильку без хлеба я так и не научился.
– Саша, я все хотела у тебя спросить…
Пимочкина ловко препарировала без помощи скальпеля очередную рыбью тушку.
– Мы пару лет назад вместе с классом ходили в кино на «Республику ШКИД», – сказала она. – Мне понравился фильм. А особенно Мамочка. Когда он вступился за пионера, я даже прослезилась.
Света улыбнулась.
– У вас тоже было… так? – спросила она.
– Как – так? – сказал я. – И где это – у нас?
Вытер руки о газету – решил, что если проглочу еще хоть крошку, то лопну от обжорства. Откинулся на спинку стула, наблюдал за тем, как ловко Светины пальцы с окрашенными в цвет флага СССР ногтями извлекали из рыбы кости. Погладил себя по животу. Не помню, чтобы в прошлой жизни когда-либо так объедался: чревоугодие раньше не входило в список моих грехов. Или постоянное желание есть досталось мне по наследству от Комсомольца вместе со способностями к математике?
– Ну…
Пимочкина смутилась.
– У вас… в детдоме, – сказала она.
– В школе-интернате.
– Ну, да… вы жили так же, как показывали в том фильме?
– По-разному было, – сказал я.
Все, что я помнил о «Республике ШКИД» – как какой-то парень там ловко барыжил хлебом.
– И… голодали?
Я ухмыльнулся.
– О чем ты говоришь? Ведь видишь, какой я упитанный. Неужели ты могла
