Кодекс самурая - Макс Алексеевич Глебов
— Разумно, — кивнул Хирч. — Сколько времени потребует подготовка?
— А вот с этим все гораздо хуже, — с сожалением развел руками инженер. — Тут много пустотных работ, довольно сложный монтаж, а у нас боевой корабль и соответствующий экипаж. Нужная квалификация есть всего у пары человек, да и ремонтным оборудованием мы не богаты…
— Сколько, лейтенант?
— Полтора месяца. Возможно, месяц, но это если не возникнет никаких непредвиденных проблем, а они возникнут, можете не сомневаться.
* * *
Рейкьявик встретил нас мерзким холодным дождем пополам с мокрым снегом. Спускаясь по трапу самолета, Сталин с неодобрением смотрел на низкие серые тучи, успевшие затянуть небо над аэродромом буквально за десять минут, прошедших с момента посадки. Северная Атлантика не баловала высоких гостей хорошей погодой.
Мокрый, но бодрый почетный караул застыл в торжественном строю, готовый к встрече советской делегации. Черчилль и Рузвельт уже прибыли на остров и тоже вышли встретить своего коллегу. Протоколом это предусмотрено не было, но, видимо, американский президент смог убедить британца в том, что внеплановое проявление уважения к главе СССР в данном случае лишним не будет.
Идея с перелетом в Исландию Сталину не понравилась. Летать вождь не любил, но в данном случае был вынужден согласиться с разумностью выбора места встречи, прежде всего, по соображениям безопасности. Английские войска находились на острове с сорокового года. Океан на сотни миль вокруг надежно контролировался британским флотом, а непосредственно перед началом конференции в Исландию с дружественным визитом прибыл линкор «Советский Союз», еще недавно носивший название «Тирпиц», в сопровождении авианосца «Адмирал Ушаков» и трех эсминцев.
Официальные переговоры были назначены на завтра, но дружеский ужин состоялся через полтора часа после нашего прилета. Главы государств непринужденно общались, не затрагивая, однако, по-настоящему важных тем. Несколько раз я ловил на себе короткие взгляды Сталина и усиленно делал вид, что ничего не замечаю.
Мой доклад был предусмотрен протоколом встречи в качестве «разминки» перед основным раундом переговоров. Присутствовать на нем должны были все члены трех делегаций, что, естественно, меня не устраивало. Раскрывать информацию о себе такому широкому кругу лиц я не планировал.
Тем не менее, мне и без этого было что рассказать британцам и американцам. Ну и, естественно, я не жалел восторженных эпитетов, выражая восхищение действиями «Летающих тигров», сорвавших высадку японского воздушного десанта и прикрывших отход моей группы вместе с героическими бойцами Чан Кайши. Рассказ получился увлекательным. Особенно тронула аудиторию сцена, когда над нашим отрядом, пробиравшимся через заросшие лесом холмы, проходили в сторону своего аэродрома дымящие поврежденными двигателями американские истребители, давшие нам столь необходимое время для того, чтобы оторваться от преследования и встретиться с катерами китайского спецназа.
Когда я закончил доклад, аплодисменты не смолкали почти минуту. Потом мне задавали вопросы, причем иногда очень толковые. Союзники были уверены, что война с Японией продлится еще долго и хотели перенять опыт успешных боевых действий против Императорской армии. Однако регламент не позволял затягивать мое выступление до бесконечности, и организаторы были вынуждены напомнить участникам конференции о том, что время ограничено.
Рузвельт бросил на меня выжидательный взгляд. Он выполнил изложенную в моем письме просьбу и ждал от меня обещанную информацию чрезвычайной важности, на которую мой доклад совершенно не тянул. Что ж, пора было переходить к главному.
— Господа, — я обвел взглядом зал, — я прошу простить меня за некоторое отступление от регламента, но в моем докладе есть важная часть, предназначенная только для глав делегаций. Надеюсь, все присутствующие отнесутся к ситуации с пониманием.
В зале установилась напряженная тишина. Здесь не было дураков, и всем мгновенно стало ясно, что стоит за моими словами. Когда член советской делегации берет на себя подобную инициативу, то это либо специально подготовленный спектакль, либо действие, которое не было заранее согласованно со Сталиным, причем, с учетом личности докладчика, последнее более вероятно.
— Немного зная мистера Нагулина, — нарушил молчание Рузвельт, — я полагаю, что он имеет веские основания для своей просьбы, и было бы правильно выделить ему необходимое время вне протокола.
— Это несколько необычно, — слегка приподнял бровь Черчилль, — однако я бы тоже с интересом выслушал генерала, отправившего на дно авианосец «Дзуйкаку» и нанесшего оскорбительное поражение германской эскадре во главе с линкором «Тирпиц».
Президент и премьер-министр перевели взгляды на Сталина, и тот меня не разочаровал. Вождь даже бровью не повел, как будто всё так и было задумано.
— Товарищ Нагулин, мы готовы вас выслушать.
Зал опустел почти мгновенно — никому ничего объяснять не пришлось.
— Итак, мистер Нагулин, — произнес с едва заметной усмешкой сэр Уинстон, — мы заинтригованы. Не разочаруйте нас.
— Господин премьер-министр, я уверен, вы по достоинству оцените то, что я сейчас расскажу, хотя бы потому, что это впрямую касается провала операции «Пьедестал» и гибели Мальтийского конвоя.
Лицо Черчилля мгновенно стало серьезным, а я продолжил.
— В открытой части доклада я упоминал о том, что на строящуюся позицию крылатых ракет К-212 было совершено нападение, однако в данном случае важен не сам факт нападения, а то, кто его совершил. Ни японцы, ни, тем более, немцы, не имели к этому никакого отношения.
Никто не стал задавать наводящих вопросов. Главы государств молча смотрели на меня, ожидая продолжения.
* * *
Трехсторонние переговоры в тот день так и не состоялись. Закрытая часть моего «доклада» затянулась до поздней ночи. Конференция длилась еще два дня, но в совместном заявлении Сталина, Рузвельта и Черчилля по ее итогам не было ни слова о новой угрозе, зато главы государств договорились «об учреждении открытой международной организации для поддержания мира и безопасности, основанной на принципе суверенного равенства всех миролюбивых государств». Названа эта структура была Организацией Объединенных Наций, и главы государств особо подчеркнули, что функционировать она начнет в ближайшие месяцы, как только будет решен вопрос с кандидатурой на пост ее генерального секретаря.
По дороге в Москву Сталин был задумчив, но я бы не сказал, что его настроение ухудшилось. В общем-то, я не особо этому удивился. Конечно, дополнительных проблем на головы глав государств свалилось более чем достаточно, но и перспективы перед ними открылись весьма заманчивые. Рузвельт уже успел проверить на собственном опыте, на что способна медицина Шестой Республики даже в том урезанном варианте, который имелся в моем распоряжении. Сталин и Черчилль тоже очень
