2133: Путь (СИ) - Сергей Извольский
Горчаков на вопрос ответил не сразу, сначала усмехнувшись и покачав головой.
— Никлас, хотел бы уточнить. Вы предполагаете, что на бирже наемников в доступе к найму все сплошь благополучная молодежь и высокоморальные специалисты?
На самом деле, Никлас об этом не думал — когда Горчаков недавно говорил о найме на бирже, Никлас действительно предполагал, что речь по умолчанию идет об умелых серьезных специалистах. Нет, он конечно знал, что в разных армиях есть разные вооруженные отряды, состоящие из самых разных людей. Но по причине службы в легкой пехоте, выполняя задания по проводки конвоев из Пекла — где случайных пассажиров в экипажах встретить было нереально, с таким лично просто не сталкивался.
Отвечать на вопрос Горчакова Никлас не стал, промолчал.
— Доступные нам с вами рекруты, если в общем, примерно одинаковые. В монастыре, может быть, качественно найдем даже лучше, чем на бирже наемников. Но есть минусы: нанимать на службу подходящих по возрасту скаутов разрешено на срок минимум от полугода, кроме того контракт предусматривает нашу полную за них ответственность.
— А с наемниками не так?
— Каждый наемник считается самостоятельной и дееспособной личностью, обязательства перед ним вы несете только в рамках контракта. За скаутов, до достижения ими возраста двадцати лет ответственность несет скаутская организация. За отбывающих исправительную повинность трудников полную ответственность несет монастырь. Эту ответственность, переведя в персональную, мы вместе с вами должны будем взять на себя при подписании контракта.
— Вы тоже?
— Да, я тоже. Поэтому давайте сейчас приедем и посмотрим, может быть ограничимся набором нескольких человек, возьмем хотя бы трех-четырех, чтобы худо-бедно два экипажа укомплектовать.
На этом обсуждение прекратилось, повисло молчание. Никлас спокойно вел машину, осмысливая услышанное. И, в немалой степени, кроме этого он любовался окрестным пейзажем: после песков Африки и пекла А-Зоны он пока так и не привык к богатой растительностью земле. Пусть и серая в красках осени, но все равно стена леса за пятидесятиметровой полосой отчуждения вызывала у него неослабевающее восхищение.
Дорога от Белостока до Супрасля вела прямая как стрела. Пока ехали, начался моросящий дождик, капли которого с лобового стекла рассохшиеся щетки не стирали, а больше размазывали.
Как Горчаков и говорил, до места оказалось недалеко — меньше двадцати километров. Вскоре черный как ночь джи-ваген уже въехал в черту небольшого городка. Снизив скорость до сорока километров в час, Никлас вел машину по прямой узкой дороге среди аккуратных коттеджей. Еще пара минут езды, после чего так никуда и не сворачивая, дорога привела их к воротам монастыря — возвышавшегося на холме белой громадой.
Монастырь представлял из себя выстроившийся квадратом комплекс зданий, в центре которого тянулись вверх золотые купола церкви. Яркостью своей заметно контрастирующие с серыми низкими облаками.
Миновав КПП без досмотра — для этого хватило показанного Горчаковым удостоверения, по узкой дороге объехали два угла квадрата зданий, припарковались на служебной стоянке. Заставленной, как обратил внимание Никлас, в основном угловатыми и крайне простыми, неприхотливыми на вид внедорожниками в зеленой раскраске. У каждого из них на дверях был нанесен красный щит с золотым быком в нем. Таких эмблем в московском войске Никлас не знал и предположил, что это машины территориальной обороны, оно же войско народного ополчения, о котором Катрин ему говорила.
— Леди Катрин, — произнес Горчаков, окликнув уже собирающуюся выйти на улицу девушку. — Мы на территории монастыря и было бы замечательно, если бы вы свой шейный п-платок накинули на голову.
— Зачем?
— В монастырь с непокрытой головой заходить не п-принято.
— Не принято или не положено?
— П-прямого запрета нет, но желательно соблюдать п-приличия.
— Могу я заметить платок на иной головной убор?
— Думаю, да.
— Хорошо.
Катрин покопалась в ящике бардачка перед пассажирским местом, достала из него черный берет. Надела, заломила на одну сторону, обернулась к Горчакову.
— Приемлемо?
— Да, — пожал он плечами с видимым недовольством.
Когда вышли из машины, взгляд Катрин уперся в Никласа, поежившегося под мелким, но неприятным холодным дождиком. Если такая погода в Петербурге будет всю осень, он уже готов забрать свои слова о приличном климате обратно.
— Что? — спросил Никлас, увидев вопрос во взгляде Катрин, которая одной ногой ступила на землю, вторую держала на подножке, не закрывая пассажирскую дверь.
— Ты что на голову будешь надевать?
— Ничего.
— Ты не желаешь соблюдать правила приличия?
— Так мне не нужно.
— Почему? Ты особенный?
— Эм. Ну, я мужчина… — даже немного растерялся Никлас, думая как бы объяснить очевидное.
— Мужчинам не нужно головной убор в монастыре надевать для соблюдения приличий? — с удивлением спросила Катрин у Горчакова.
— Не обязательно, — ответил инспектор, поправляя свою фуражку так, чтобы кокарда шла четко по линии носа. Шрамы девушки побагровели, но спорить она не стала. Дверью, правда, хлопнула от души, гораздо сильнее чем обычно это делала.
— Пойдемте, — опираясь на трость, пошагал Горчаков со стоянки.
В ведущей во внутренний двор монастыря арке прохода их уже встречали. Двое: пожилой и абсолютно седой монах в простом облачении и мужчина в темно-зеленой полевой форме с красным флагом нарукавного шеврона. Был он весьма широкоплечим и даже несмотря на густую бороду довольно молодым на вид — точно не старше тридцати. Вперед, навстречу гостям, шагнул пожилой монах; лицо его пересекало несколько уродливых шрамов, шагал он заметно прихрамывая.
— Иеромонах Михаил, — представился он. — Андрей Горчаков, полагаю?
— Честь имею, — щелкнул каблуками Горчаков, склонив голову, после чего представил спутников: — Юнкер Никлас и юнгфрау Катерина, брат и сестра Бергеры.
Иеромонах, представив своего оставшегося молчаливым спутника как «брата Павла», жестом показал гостям следовать за собой. Никлас отметил, что вместе с Горчаковым хромали они синхронно на правую ногу каждый. Только в отличие от инспектора пожилой иеромонах обходился без трости.
На небольшой площадке в углу весьма просторного внутреннего двора, совсем неподалеку от арки прохода, выстроилось несколько десятков человек. Около полусотни навскидку — оценил Никлас. Чуть больше половины были юношами и девушками в светло-зеленой полевой форме, остальные явно трудники, в темной рабочей одежде. Никлас помнил: Горчаков упоминал, что среди трудников не только те, кто работают при монастыре как искупление. Есть и такие, кто трудится за кров, пищу или обучение. Впрочем, судя по лицам и взглядам, за грамотой и наукой из трудников в монастырь пришли немногие.
Близко к выстроившейся шеренге иеромонах подходить не стал, остановился и обернувшись к гостям, представил собравшихся кандидатов в рекруты:
— Четвертый отряд имени великого князя Константина Павловича белостокского отдела общества «Русский скаут», его совершеннолетние воспитанники, а также отряд трудников Супраслсьского Благовещенского монастыря.
Обращаясь к Бергерам и Горчакову говорил иеромонах совсем негромко. Так, что его слова скауты и трудники скорее
