Маг 10 (СИ) - Иннокентий Белов
Когда маленькая Финляндия не испугается большого и могучего Советского Союза, даст прикурить бестолково организованному вторжению. И своей довольно слабой на самом деле линией Маннергейма наглухо остановит наступление на три месяца. Сама то линия совсем не крутая, что-то около всего ста бетонных укреплений из к тому же низкокачественного материала. Растянутых на таком же расстоянии, как и линия Мажино с почти шесть тысячами дотов и дзотов, однако, сплошные озера и болота делают ее штурм трудно возможным делом. Поперлись советские командиры с бетонными дотами и дзотами воевать сорокамиллиметровыми пушчонками и толпы народа класть в бесплодных атаках.
Они-то может, что-то и понимали, однако, спорить с распоряжениями партийного начальства желающих больше в этой стране нет совершенно. Отбито такое вредное желание напрочь наглядными примерами беспощадных расправ со старшими товарищами и просто соседями по строю. Зато у всех, даже никчемных командиров, сразу задалась карьера в армии и на флоте среди среднего и старшего комсостава. Кто-то несправедливо теряет, кто-то счастливо находит новые возможности.
Если с правильным пролетарским сознанием пули и снаряды нипочем, как говорит партия и учит Великий Сталин, так и переживать нечего о больших потерях.
Да, доказать упертому в своей правоте Вождю, что он оказался полным идиотом, дожидаясь капитуляции Финляндии после ультиматума — это задача из почти невозможных. Чтобы он хоть немного дал подготовиться своей армии к войне в зимних условиях с отчаянно сопротивляющимся, неуступчивым противником.
И Петсамо нужно было сразу забирать, и в глухие леса Восточной Финляндии не лезть той злосчастной парой дивизий. И не бомбить рабочие пригороды Хельсинки по обычной такой ошибке слабо подготовленных летчиков.
Много чего не нужно делать и еще больше необходимо переделать, только, не собирается такие нравоучения слушать от меня товарищ Сталин. Да и ни от кого не будет слушать, пока ему жизнь сурово по усам не надает.
Он же победил всех изначально более авторитетных и сильных соперников в межпартийной и межвидовой борьбе за кресло Великого Кормчего — значит, самый умный и проницательный!
Теперь навсегда!
Да, здесь он победил и прижал тяжелым сапогом огромную страну, однако, жизнь очень скоро докажет товарищу Сталину, что и поумнее люди есть в западных странах.
Поэтому я пока рассказываю, как и что случится в этом и следующем годах, не трогая еще Вождя за чувствительные струны будущих неудач. Один раз только намекнул на будущие проблемы и сразу же удостоился очень внимательного, недружелюбного взгляда.
Придется придержать скакунов, помочь стране я могу только при хорошем и просто отличном отношении со стороны Вождя. А этого так просто не добиться, придется серьезный козырь из загашника доставать.
После снова полутора часов разговоров и моих предсказаний, теперь уже записанных невзрачным товарищем, дошло дело и до моих лечебных способностей.
— А что вы, товарищ Автанадзе, сказали про лечение любых болезней? Не слишком ли это самонадеянно звучит?
Ага, дошли мои слова до ушей Вождя, а ему есть что подлечить у себя лично. Можно на его интересе много чего добиться. И для улучшения моей жизни и для всей необъятной страны попробовать настоять на своих словах.
— Товарищ Сталин, есть такая возможность. Пришедшие из будущего товарищи предоставили несколько комплектов таких лечащих артефактов, похожих на камни. Как и что в них работает — не моего ума дело. Только и я попал к вам еще потому, что у меня сильная внутренняя энергетика. Люди из будущего умеют ее замерять, как давление мерить. Вот у ее меня обнаружили. Не сказать, чтобы очень редкая вещь, но, несколько сотен добровольцев именно из-за ее отсутствия отстранили. Эти камни вместе с хорошей энергетикой могут понемногу лечить самые трудные болезни.
— Ви не шутите, товарищ Автанадзе?
— Никак нет, товарищ Сталин! — серьезно отвечаю я.
— И на ком можно проверить ваше умение лечить?
— Да на ком угодно, товарищ Сталин. Не знаю, сколько у меня сейчас энергии внутри, наверно, немного совсем. Не в тех условиях я уже месяц живу, чтобы ее накапливать. Но, головную боль или давление повышенно-пониженное могу поправить с ходу.
Камни оказались где-то недалеко, а пациентом тот самый писарь с язвой желудка. То то он что-то совсем печально на жизнь смотрит. Поработай в таких условиях, когда за любой неправильный взгляд или жест можно быстро в казематы попасть на суровое правилово, там во всем признаться и отправиться в лагерь в лучшем случае. Хотя, нет, его точно расстреляют, много он чего лишнего знает. Жену тоже в лагеря, детей в детдом, как ЧСИР, на постоянную травлю и издевательства. От таких перспектив любой загрустит и гнить изнутри начнет.
Мы вышли с ним с приемную к Поскребышеву, где я, держа артефакт в руке, подержал его пару минут над больным местом лежащего на кушетке писаря. Пустил пару процентов маны, чтобы с гарантией. Здорово внешне напрягался при этом, делая вид, что выдавливаю из себя какую-то внутреннюю энергию до последней капли.
Сам рассказал про такое простое лечение за счет внутренней силы и как-то настроенного усилителя, чтобы воздействовать на больные органы. Да и нет у меня возможностей в больнице лечение проводить, результат требуется товарищу Сталину сразу и на месте.
Зато нужно было видеть лицо писаря, когда он встал и растерянно ощупывает грудь.
— Ну что? Что чувствуешь? — спрашивает его Поскрыбышев и получив ответ, что постоянная боль пропала, возвращается доложить в кабинет.
Сам Вождь при процессе излечения не присутствует, меня увозят обратно в квартиру, откуда я иду гулять по городу.
Однако, на следующее утро меня снова везут, уже в Лечебно-санаторное управление Кремля. Там присутствует уже с раннего утра этот самый стенограф, которого уже крутят и вертят по-разному, гоняют на громоздкий рентген и обратно.
Ну, уж язву двумя процентами маны я может полностью и не вылечу, однако, здорово уменьшу в любом случае.
Поэтому и творится что-то сильно странное в рентгенкабинете и около него, возбужденные светила показывают друг другу рентгеновские снимки. А как меня увидели, сразу потащили туда же на просвет сфотографировать себе на память.
И науки ради.
Так ведь не увидят ничего, ману ни рентген, ни томография с УЗИ не определят ни в каком случае. Это я уже давно проверил, еще в Питере, а потом в Батуми специально знакомого хозяина медцентра просил себя просветить насчет чего-то необычного в моем организме.
Другой совсем уровень энергии, ведь мана тоже энергия по большому счету, однако, пока невидимая в земных приборах.
Однако, я врачам деваться не стал, сослался на полное отсутствие энергии для лечения.
— Значит, ничего вы во мне не разглядите, как ни старайтесь!
— Что вам, батенька требуется для накопления этой самой энергии? — сурово спросил меня один профессор, морща белые
