Книга Розы - Си Джей Кэри

Он еще не успел договорить, а Роза уже догадалась. Это было головокружительное ощущение дежавю:

— Начало всегда сегодня.

Оливер отпрянул, как от удара.

— Я видела ту статью в «Народном обозревателе», — быстро проговорила Роза. — Там был список фильмов, где играла Соня Дилейни. Это ведь одно из названий? Шпионский детектив? Я зацепилась за него взглядом. Потом, в библиотеке, опять наткнулась на эту фразу, но не могла припомнить, где видела ее раньше. Но, Оливер… — У нее перехватило дыхание, в голове замелькали догадки. — Я записала ее на клочке бумаги. Потому что фраза мне понравилась, и я побоялась ее забыть. Полиция нашла этот обрывок у меня в сумке.

Он беззаботно пожал плечами:

— Откуда им знать, что это значит.

— Вряд ли они догадались. Дело в другом… — Она замялась в сомнении, вспоминая блеск в змеиных глазах Кальтенбруннера. — Я думала, что их заинтересовали слова. Но они спросили меня и про бумагу.

— А при чем здесь бумага?

— Я была в конторе, и мне нужно было срочно на чем-то записать, и я схватила кусок бумаги. Такая тонкая бумага, как папиросная. Они спросили, где я ее взяла.

— И что ты ответила?

— Я сказала, что взяла ее с твоего стола.

Оливер молчал с непроницаемым выражением лица. Вдруг он резким движением сбросил подтяжки, расстегнул рубашку и стащил ее с себя. По его загорелой груди змеились длинные багровые шрамы, уходя на спину. Он взял ее руку и осторожно приложил к своей коже.

— Тебя не смущает?

Роза нежно провела пальцами по шрамам.

— Откуда они у тебя?

— Тысяча девятьсот сороковой.

— Я не знала, что ты воевал. Ты же был студентом.

— Учеба получилась довольно разнообразной.

— Так ты был в Сопротивлении?

— Это случилось еще раньше. Я прослужил год в так называемом Исследовательском отделе военной разведки. Подразделение старого Военного министерства, сформированное для поддержки вооруженного сопротивления в оккупированной Европе. Занимались всяческой подрывной деятельностью и секретными операциями. Я пару раз съездил в Польшу в тридцать девятом. Шрамы остались на память — когда пускаешь под откос поезд, надо быть попроворнее. В результате раны спасли мне жизнь, потому что из-за них я не смог участвовать в Сопротивлении. Пришлось вернуться к учебникам, иначе меня, наверное, не было бы в живых. И мы никогда бы не встретились. — Он прижал ее пальцы к своим губам и поцеловал.

— Почему ты так долго ждал? — тихонько спросила она.

— Мне казалось, что тебя интересует только помощник комиссара.

— Мог бы и намекнуть. Я ни о чем не подозревала.

— А я-то думал, что ты коротаешь дни за чтением романтической литературы.

— Почему ты решил, что мне можно доверять?

— Я сомневался. Тем более, что ты подруга важного человека.

— Бывшая.

— На самом деле, я открылся тебе, потому что это испытание веры. Режим хочет полностью уничтожить доверие. Если разрушить доверие между мужчинами и женщинами, даже между родителями и детьми, то доверять будет некому, остается только государство. Поэтому надо доверять друг другу. Это делает нас людьми. Нормальное общество не может существовать без взаимного доверия.

Роза секунду помедлила, а потом притянула Оливера к себе и поцеловала.

Всю свою жизнь она подавляла в себе желания. В отношениях с Мартином иначе не получалось. Но сейчас чувства проснулись, и ее накрыло волной лихорадочного возбуждения. Роза и не подозревала, что это так легко и естественно — желать другого и быть желанной в ответ.

Он прижал девушку к себе. Его руки скользнули по ее плечам, спине, талии. Она чувствовала напряжение его тела, его губы на своих губах, его тяжесть. Как мало она обращала на него внимания. До этого вечера она даже не смогла бы сказать, какого цвета у него глаза, а теперь Оливер казался знакомым до последнего дюйма.

Даже эстрадный оркестр по радио вторил их чувствам:

Может, правда, а может, и нет.

Но, клянусь, прошу, поверь,

Когда ты обернулся и улыбнулся мне,

Соловей запел на Беркли-сквер.

Когда он, задыхаясь от страсти, сорвал с нее блузку, нитка ожерелья порвалась, и жемчужины застучали, раскатываясь по полу.

— Неважно, — прошептала Роза с закрытыми глазами.

Глава двадцать седьмая

Пятница, 30 апреля

Роза проснулась первой, еще купаясь в теплых отсветах их близости. Раньше она не представляла себе ничего подобного. В прочитанных книгах ей никогда не встречались описания того наслаждения, что переполняло ее от его прикосновений, или того, как физическая близость становится не просто соединением плоти, но и касанием душ. В полусне она заново блаженно переживала каждую секунду. Удивительно, как одно слово может означать такое разнообразие чувств и насколько разными те могут быть, в зависимости от партнера.

Роза придвинулась ближе к Оливеру и нежно поцеловала его в висок. Почти незнакомый человек, но, лежа с ним рядом, вдыхая солоноватый запах его тела, чувствуя сонную тяжесть его руки, она умирала от нежности. Ей захотелось запечатлеть в памяти все подробности этого момента: его тихо вздымающуюся грудь, загорелую, словно в лучах закатного солнца, и просачивающийся сквозь занавески свет, от которого оранжевые хризантемы пылали ярким пламенем.

Видимо почувствовав ее взгляд, он проснулся и приложил палец к губам, а потом вскочил и включил радио. Вернувшись к ней, прижал к себе и прошептал на ухо:

— Одевайся. Пора уходить.

Затем быстро натянул серые брюки, застегнул пуговицы белой рубашки, завязал галстук и потянулся за очками.

— Мы должны выглядеть совершенно обычно. Нам нельзя выделяться из толпы.

Еще не до конца проснувшись, она приподнялась на локте:

— Что? Почему?

— Бумажка, которую ты взяла с моего стола, — авиапочтовая. Для писем за границу.

— Это законом не запрещено.

— Да, но вызывает повышенное внимание. Вся международная переписка проходит цензуру, и я слишком осторожен, чтобы писать что-то подозрительное, но письмо авиапочтой? Это возьмут на заметку, а учитывая, что они и так у меня на хвосте, — с особой тщательностью. Такого они не упустят.

— Что значит «они и так у меня на хвосте»?

— Я уже довольно давно заметил. Они наверняка готовят на меня дело: собирают все, что я говорю и что делаю, чтобы арестовать.

— Если ты это понял, почему не сказал мне сразу?

Он подошел к окну и приоткрыл занавески, а потом подсел к ней на кровать и, прижав к себе, поцеловал.

— Мне хотелось, чтобы у нас была эта ночь. Потому что это наконец случилось, потому что