Монгольские степи. Халхин-Гол - Андрей Готлибович Шопперт
И они прикрыты маскировочными сетями. Японцы подлетели до туда, до куда их решил Александр допустить, и тут наткнулись на стену. Они не видели под собой никого, там чадили несколько подбитых автомашин и вдруг прямо из земли стена огня. И это были не простые русские «Максимы» и уж, тем более, не их пулемёты калибра 6,5 мм. Крупнокалиберные зажигательные пули американцев и швейцарцев просто отрывали у армейских истребителей Ki-27 или Тип 97 крылья. Вообще, иногда самолёт пополам разрывая, если снаряды "Эрликонов" прилетали в фюзеляж. Пять минут и бой закончен. Около десятка истребителей разлетелась в разных направлениях, а остальные по большей части спикировали в озеро, или упали всё в те же заросли сухого тростника, устроив дополнительный пожар.
Гнаться за «чутаями» никто не стал. Ночь скоро. Тем более Брехт запретил пока светить в воздушных боях трофейные самолёты. Явно наступит время, когда этот сюрприз будет очень нужен. Из тридцати пяти сбитых самолётов противника два сели сами, хоть и дымили. Сели удачно на западный берег и Иван Яковлевич сразу к ним по паре броневиков отправил и старшим выдал свето-шумовые гранаты. А то ещё отстреливаться могут начать, не понимая всей прелести жизни в СССР в том же Владивостоке на карьере по добыче камня и дробления щебёнки. Там кормят, даже макароны на ужин дают. Там здоровый сон с десяти вечера до шести утра. Там общение с умными людьми, можно вести философские споры даже с профессорами философии. И там языковая среда, быстро освоят русский. То есть, будет им счастье, а они начнут отстреливаться и погибнут. Зачем?
Событие шестьдесят третье
— Ты видел сон про обезьянок и бегемота?
— Нет, не видел.
— Посмотри. Классный сон!
После успешного завершения операции «Буря в пустыне» нужно было провести не менее тщательно разработанную и продуманную до мелочей операцию «Фермопилы». Почему так назвали? Ну, название красивое. Фильм есть прикольный «300 спартанцев». А ещё там, у царя Ксеркса, была одна завиральная идея, которую он осуществил, что важно. Для переправки огромного войска царь приказал соорудить понтонный мост между Европой и Азией через Геллеспонт. Понтонный мост! И тут мост. И надо же — понтонный.
Только у этих детей шелудивых собак, в отличие от порядочных персиян, мост понтонный получился хлипким. И ещё два попадания снарядом от 75-мм пушки. Берег очистили от вражеских врагов и сапёрная рота бросилась его восстанавливать. Время уходило, утром нужно уже было «фермопилить», а вся бригада на западном берегу Халхин-Гола и другого пути на тот берег в пределах десяти километров нет.
Доклады поступали регулярно, Иван Яковлевич хотел было спать лечь. Всё же двое суток без сна, но первый же доклад, который, он надеялся, будет выглядеть примерно так: подходит к нему, эдак вразвалочку, командир сапёрной роты — капитан Ложкин, здоровый такой сибиряк с окающим говорком и докладывает:
— Ничё, Ван Яковлич, починим, мы ж не япошки. Мы же наши. — И вразвалочку же уходит. Эх, распустил народ. Нужно будет после победы налечь на шагистику.
На самом деле диалог начался по-другому. Подходит к нему капитан Ложкин, всё же вразвалочку, и гудит, своим окающим:
— Боюсь, Ван Яковлич, шо танки не пройдут. Перетопим.
— Да, вы охренели! А «Фермопилы»?
— Так нет досок, товарищ комбриг. — И ручищи свои трёхметрово-саженные разводит.
— А интеллект включить?
— Из интеллекта досок не сделать, тащ командир.
— Ты, Сидор Петрович это брось. Думу думай.
— Думал ужо.
— И?
— Нет досок … — и опять трёхметрово-саженные разводит.
Ну, и какой тут сон.
— У них лодки были, — подсказал присутствующий при разговоре Бабаджанян.
— Фанера. Хлипка больно.
— Стой. Сидор Петрович на том берегу пару сотен грузовиков японских. Разбирайте борта. А сверху фанеру от лодок.
— И то … — ушёл не здрасти, не до свидания.
Пришлось вместо сна обойти ещё и свои грузовики. И рядом с каждым ведь нужно остановиться и японских генералов по матушке их японской покрыть. Всё что нажито непосильным трудом, дуб же ставили. Специально из Белоруссии Дворжецкий каким-то хитрым бартером добыл.
К полуночи поступил первый доклад от капитана Ложкина. Звучал он так:
— Ломать не строить. Токмо, от этих досок проку не лишку, ширину увеличили, а грузоподъёмность-то как поднять? Нужны ещё понтоны. — И руки приготовился аршинить.
— Стоять. Смотри, капитан. Река у берега не сильно глубокая. Возьми подбитые грузовики загони в воду, ну, стащи или сдвинь танком. Тогда пару понтонов с этой стороны можно дополнительно в центр переместить и пару с той. Действуй.
В два часа ночи, когда Брехт всё же вырубился, его Сидор Петрович растолкал.
— Закончили, тащ командир. Токмо танк не выдержит.
— Мать вашу, Родину нашу, а что выдержит?! — нет ведь альтернативе плану «Фермопилы». Так он хорошо в рельеф и прочую географию вписывается.
План выглядел примерно так, если в мелкие подробности не вдаваться. Японцы залезли в своеобразный треугольник между реками Халхин-Гол и Хайластын-Гол. Если за их спины вывести мотопехоту и броневики с зенитчиками, чтобы небо контролировать, и в случае чего поддержать своих крупнокалиберными пулемётами, которые японские танки с двенадцатимиллимеровой броней насквозь прошивают, то назад разбитым войскам будет не отступить. А основными силами, всеми танками, при поддержки пехоты на грузовиках, и с тремя «Катюшами» вдарить с правого фланга по сынам Аматерасу. Вперёд японцам тоже хода нет. Там, какой никакой заслон из 57 –го особого корпуса. А с левого фланга у них Хайластын-Гол. Он гораздо менее полноводный и широкий старшего братана, но это приличная река в два десятка метров шириной и метра три в глубину, танки потонут, а японцы, из которых всего лишь девять из десятка не умеют плавать, или сдадутся или тоже потонут. Ну, а тех, кто плавать всё же умеет, примут доблестные монгольские батыры и «сухе», они же могут через реку и обстрелять японцев, чай луки им на мосинки поменяли.
Замечательный же план разработан. Так ещё и подстраховочка в виде самолётов есть. Почти три десятка,
