Первый кадр 1977 (СИ) - Арх Максим
«Что у них тут происходит?» — думал я, проходя через турникет.
Вошли внутрь и пройдя через большой вестибюль двинулись по пустому коридору на лево.
В принципе время на часах было около девяти часов вечера, поэтому рабочий день большего числа граждан давно закончился, и они разъехались по домам, однако в своё время я слышал множество рассказов о том, что эта студия в эти времена, работала непрерывно двадцать четыре часа в сутки триста шестьдесят пять дней в году. И действительно, это же целый комплекс и в нём находится много звукозаписывающих помещений в которых могут одновременно записываться сразу несколько разных артистов и музыкантов. Но сейчас было всё как-то не так… Сейчас мы шли в полностью пустом обезлюдевшем здании и это было очень-очень странным. Тем более это было странным для меня, ведь совсем не давно, где-то месяц назад, я сюда приезжал с Мансуром Ташкенбаевым, помогать ему записать песню «Украдёт и позовёт». Конечно тогда тоже тут было не то, что столпотворение, но народ всё же был. А тут… никого…
Впрочем, справедливости ради нужно сказать, что в этот раз, мы идём в совершенно другую сторону нежели ту в которой я был до этого. Поэтому вполне могло быть, что хомо-сапиенсов нет исключительно в этой части здания, а в другой их «пруд-пруди» …
— Скажите товарищ полковник, — решил «любознательный гражданин» в конце концов прояснить ситуацию не показывая вида, что я тут уже был, — а где все люди? Или тут так малолюдно всегда?
— Вообще-то нет, — ответил тот покосившись на меня, — но ради секретности доступ на студию сегодня решили ограничить. Некоторые товарищи даже предлагали одеть на вас парик, — продолжил он в задумчивости и потряс пакетом. — Поэтому, то, что Вы приехали вечером решило много проблем.
— Ну вечером у меня получилось прилететь, потому, что дел, как говориться: «за самые гланды». Смог вырваться только днём, бросив группу, — пояснил я, но вспомнив про банкет и два ящика в номере поёжился и закончил с ноткой мрачности в голосе: — Надеюсь с ними за ночь ничего не случится.
— Я тоже на это надеюсь, — сказал сопровождающий и открыв очередную дверь стал спускаться по лестнице в полуподвал.
— Скажите, товарищ Сорокин, — продолжил пионер муссировать интересующую его тему, — вот вы сказали про секретность — так?.. Так вот, уместна ли секретность в нашем деле, если мы говорим о музыке?
— Естественно, по-другому и быть не может. Операция находится под жёстким контролем вашего ведомства. Вот кстати и Ваш генерал Петров обещал завтра с утречка подъехать.
Я почесал затылок и Петрова не вспомнил.
«Нет, не было тогда в здании министерства обороны никакого Петрова. Тот генерал, с которым Семён Лукич собирались пристроить меня в Суворовское училище, был, по-моему, генерал-полковником Порхуновым», — подумал я, а вслух спросил, решив поставить точки над «и»: — Товарищ полковник, быть может Вы меня с кем-то перепутали, и я не тот, кто Вам нужен?
— Как? Как не тот? — обалдело произнёс сопровождающий и остановился, посмотрев на меня.
— Вот скажите мне, — решил я проверить его, — о каких песнях мы говорили по телефону?
— Про комбата, про реку, — обтекаемо и несколько растерянно ответил он, но через секунду взяв «себя в руки» показал на меня указательным пальцем и потребовал: — А теперь ты! Что там было ещё?
— Ну если речь об этих песнях, то там кроме названых вами были композиции про танкиста которого оставили прикрывать отход основной броне группы, про третьи сутки в пути и тому подобные шлягеры.
Сорокин снял фуражку, достал платок, вытер им взмокший от напряжения лоб и облегчённо выдохнув констатировал:
— Встреча агентов прошла успешно, или как там у вас говорят: резидентов?
— Эээ… — промолвил я, подозревая товарища военного в тяжёлой контузии.
— Впрочем, — незамедлительно осёкся тот, — это не моё дело. Пойдёмте.
Зайдя в студию звукозаписи, я понял, что, это совсем другая по качеству студия нежели та, в которой я помогал Ташкенбаеву.
Тут было всё… Ну я имею ввиду всё, что нужно для записи ансамбля человек из двадцати. И аппаратура, и инструмент, и другое оборудование, были просто высший класс, разумеется для этого времени.
Обойдя «сокровищницу» по периметру, всё осмотрев и всё пощупав руками ощутил, что чего-то не хватает. Остановился и обвёл все помещения ещё раз.
Стены и потолки звукоизолированы, на полу в несколько слоёв лежит войлок, то есть тоже шумоизоляция отменная. По центру одной из стен большой комнаты для записи стоит ударная установка, по периметру расположены большие колонки и комбики (маленькие колонки), рядом с ними стоят стойки с десятком микрофонов. Также в комнате в одном из углов «незаметно притаился» концертный белый рояль. Невдалеке от него, стоят стойки с разными музыкальными инструментами, в том числе и гитарами.
«Судя по всему тут недавно записывался сразу целый оркестр, иначе инструменты бы унесли в специализированные под хранения помещения», — подумал турист, продолжая экскурсию.
В комнате звукоинженера на тумбах установлены несколько звукозаписывающих магнитофонов, причём один из них шестнадцати-дорожечный, что не могло не порадовать. Кроме того, там стоит несколько железных стоек в которые вмонтированы эквалайзеры, усилители и другие передовые «прибамбасы» тех лет.
Перед большим оргстеклом, которое соединяет большую комнату с операторской, расположен шестнадцати полосный микшерный пульт с множеством «крутилок» и рычажков. На стенах висят провода, на шкафах лежат плёнки, так чего же не хватает для успешной записи?
Правильно, но только ни чего, а кого. Собственно, нахватает человека от которого зависит конечный получаемый продукт, ибо каким бы супер-пупер музыкантом вы бы небыли, а если ваш мегахит будет записан мягко говоря через одно место, то и на выходе вы получите продукт, вышедший из того самого места.
— Товарищ Сорокин, — обратился я к снимающему пиджак полковнику, — а вы не могли бы мне выделить небольшую комнатку для медитации?
— Конечно Александр, располагайтесь где Вам удобно, — ответил тот включая аппаратуру. — Вот в коридоре есть небольшая каморка. Мы её используем, как столовую. Там сейчас никого нет, поэтому Вам никто не помешает. Мы тут с Вами одни.
— Одни? — удивился я. — А звукорежиссёр где?
— Я за него, — ответил Сорокин и увидев моё удивление пояснил: — Не волнуйтесь у меня два высших музыкальных образования, плюс я техникой увлекаюсь и вообще монтаж этой студии проходил под моим руководством. Так, что запишем всё в лучшем виде.
— Приятно работать с профессионалами, — отвесил пионер комплимент и открыл оббитую войлоком дверь, но перед тем как выйти в небольшой внутренний коридор обратился к коллеге: — Товарищ полковник, давайте Вы будете говорить мне ты, а то Вы старше меня и мне не совсем комфортно. Я же, как и прежде буду соблюдать субординацию и обращаться к Вам на Вы. Поверьте, так будет удобнее и Вам и мне. Договорились?
— Как Вам, — он осёкся и поправился, — как тебе будет угодно.
— Отлично, — сказал я и пошёл медитировать.
Нет, серьёзно, ну не могу же я вот так вот в открытую «причащаться» перед настоящим полковником. Я стесняюсь…
****
— Ну так, что, — взял «быка за рога» Сорокин, когда я вернулся в студию из «медитационного центра», — Предлагаю действовать так. Сначала прослушаем запись, которую мы записали с оркестром, потом я выслушаю твои пожелания и попробую это сразу исправить. Если у меня не получиться, то тогда завтра подъедут нужные музыканты и всё запишут, — говорил он отказываясь от половинки вкусной конфеты «Белочка», которую я ему по-братски протянул. — Далее прослушиваем всё ещё раз, а уже затем пишем твой голос. Нормально? — закончил Сорокин и вопросительно на меня посмотрел, ожидая экспертного заключения.
— В принципе, товарищ полковник идеи у Вас отличные, — ответил его молодой коллега, дожёвывая полковничью часть лакомства, — однако к нашим условиям к сожалению, неприменимы.
