Андрей Ерпылев - В когтях неведомого века

Особенно плотное облако дыма окутало Арталетова, и вместе с первыми обжигающими поцелуями огня он почувствовал, как чьи-то прохладные пальцы на миг коснулись шеи, и тут же нечто холодное, тонкое и скользкое охватило шею и натянулось, перекрывая поток воздуха. Удавка?.. Спасибо тебе, старина Кабош!.. Рискнул все-таки сунуться в самое пекло!

Мысли начали путаться, мир вокруг – стремительно сжиматься, все быстрее и быстрее кружась в умопомрачительном вальсе, пока не превратился в крохотную ослепительную точку…

Георгий рывком сел и осмотрелся, ничего не понимая.

Смутно знакомая комната, приглушенный свет, падающий из высокого окна, прикрытого жалюзи, эргономических форм мебель, пол, покрытый ворсистым ковролином, компьютер на столике в углу… Стоп! Компьютер?!!

Георгий вскочил со скомканной постели и, подойдя к столику, нерешительно потрогал клавиатуру, подвигал взад-вперед по яркому коврику «мышку»… Так что же получается: он так никуда и не путешествовал? Все приключения, треволнения и опасности пролетевших дней всего лишь, фантасмагория, нагороженная причудами дремлющего сознания? Вот и книжка со знакомыми фамилиями на обложке и безапелляционным названием «Россия и Европа» валяется возле кровати…

Но дым-то все же, как ни крути, наличествовал…

Тянуло горелым откуда-то снизу не то чтобы сильно, по-пожарному, но очень явственно. Наверняка на кухне что-то пригорело. Неужели такая малость, как вот этот легкий дымок, и навеяла такой сложный и взаимосвязанный сон? Прямо Фрейд какой-то!

Георгий потянулся до хруста в суставах и прошелся по комнате. Приятно, чертовски приятно ощутить себя живым и здоровым, а не грудой тлеющих головешек, хотя и жаль, конечно, что это оказалось всего лишь сном…

«Особенно Жанна? – шепнул на ухо чей-то ехидный бесплотный голосок. – Жаль, что всего лишь приснилась?..»

Арталетов не стал поддаваться на подначки настроенного более чем игриво «внутреннего голоса», тем более что на душе скребли кошки: в кои-то веки встретил девушку, и та оказалась сонным бредом, игрой гормонов в организме.

На углу стола, придавленный хрономобилем со свисавшей чуть ли не до пола цепочкой, лежал белый листок.

Машинально сдвинув круглую штуковину в сторону, Георгий поднял бумажку и вчитался в строчки, написанные неровным и корявым, хорошо знакомым еще со школьной скамьи, почерком Дорофеева, и хмыкнул: за прошедшие годы его друг мало продвинулся в области правописания…

«Жорка! – гласила Серегина эпистола, доходчивая, несмотря на практически полное отсутствие знаков препинания, пестрящая помарками и чем-то весьма напоминающим кляксы, что при использовании шариковой ручки казалось невозможным в принципе. – Тут открылись небольшие проблемы (несколько слов тщательно вычеркнуты)… Меня месяц другой может полгода не будет так что одним словом развликайся (так и написано “развликайся”) в свое удовольствее. Вся дача и машина в твоем распорижении. Серега».

Чуть ниже было приписано, уже другой пастой и явно на бегу: «Вторую комнату, которая запертая, не открывай».

Арталетов с улыбкой отложил в сторону записку и почесал в затылке. Похоже, Серега влип по полной программе и сам решил отсидеться от кредиторов или «братков», а то и от более серьезных товарищей где-нибудь в Ледниковом периоде… Ну, это его дело. Пойдем, осмотрим свалившиеся на голову, пусть и временно, владения.

Насвистывая, Георгий не торопясь спустился по лестнице и замер на ее последней ступеньке с поднятой ногой: из той области обширного Серегиного (теперь уже и арталетовского) обиталища, где, как он помнил, находилась кухня, наряду с запахом дыма тянуло чем-то съестным, причем весьма аппетитным.

«Неужели Дорофеев вернулся? – огорченно подумал наш герой, уже успевший почувствовать себя не то чтобы “новым русским”, но уж состоятельным человеком наверняка, направляясь в Храм Желудка. – Блин, а еще записку писал!.. Хохмач».

В кухне кто-то невидимый вовсю гремел кастрюлями и прочим «шанцевым инструментом» кулинарного назначения, действуя настолько по-хозяйски, что Георгий еще более укрепился в своей уверенности.

– Послушай, Серега, – начал он, решительно распахнув кухонную дверь. – Это свинство, в конце концов…

Остальные его слова прилипли к гортани, так и не вырвавшись на свободу: на кухне он увидел вовсе не Сергея Валентиновича Дорофеева, а некую особу совершенно противоположного пола.

Стройная, ладная фигурка, насколько ее позволяло рассмотреть наброшенное на плечи что-то балахонистое (впрочем, высоко открывающее стройные, умопомрачительно длинные ноги), водопад медных кудрей, струящийся по спине… Арталетов почувствовал, как его сердце пропустило удар, и на ватных ногах сделал шаг вперед. Неужели все произошедшее с ним в «запределье» все-таки не сон?

Очаровательное создание обернулось на недосказанную реплику, и Георгий понял, что пропал окончательно: перед ним была его неуловимая Красная Шапочка, недоступная Золушка, милая Жанна, Аннушка, ради которой он и взошел на костер… Стоит ли упоминать, что свое единственное одеяние целомудренная девица застегнуть позабыла, не знаю уж, намеренно или случайно…

– Представляете, шевалье, – по-детски непосредственно заявило ему прекрасное видение, держащее в одной руке за прихватку скворчащую сковороду, а в другой – кулинарную лопаточку, – в этой пещере даже не нашлось пристойной плиты! А подбор продуктов? Ни свежего мяса, ни артишоков, ни даже приличного вина! Не говорю уже о гардеробе для уважающей себя дамы! Вы не будете против того, что я позаимствовала на время вашу рубашку, сударь?..

Жанна еще что-то щебетала милым голоском, но Георгий, не особенно вслушиваясь в слова, уже приблизился к ней и остановился в полуметре, не решаясь прикоснуться, чтобы не спугнуть ненароком видение. Сердце бешено колотилось в груди, гоняя по телу кровь, насыщенную адреналином и прочими гормонами с утроенной, если не удесятеренной, скоростью. Больше всего он в этот момент опасался проснуться в своей постели со щемящим чувством невосполнимой утраты, как это бывает после любого прекрасного сна, из которого так не хочется выходить…

– Между прочим, Жорж, – легко перескочило на более животрепещущую тему воздушное создание, даже не подумав запахнуть полы своего одеяния, на ней больше смахивающего на халат, чем на деталь мужского гардероба. – Я ваша должница за тот случай!

– Я помню, – хрипло пробормотал «Жорж», не решаясь ни на миллиметр сократить разделяющую их полуметровую пропасть. – Однако, право же, не стоит упоминать…

– Да я не об этом, шевалье. – Девушка сделала шаг первой и сократила расстояние ровно наполовину. – Я должна вам поцелуй… Тот, несостоявшийся…

О, как нежен и свеж был поцелуй Красной Шапочки, казалось, длившийся целую вечность…

– Чем это вы тут заняты?

С такими словами всклокоченный очкастый тип едва ли не с кулаками накинулся на ничего не понимающих спросонья Жору и Жанну.

– Нежитесь? Расслабляетесь? А Сергей Валентинович там…

Неприятный тип уселся на пушистый ковер прямо посреди спальни и горько зарыдал, как ребенок, обхватив руками лохматую голову.

– Не плачьте, не убивайтесь так… – Сердобольная Жанна прямо в чем была, а была она, увы, в костюме Евы, соскочила с огромной постели и, присев рядом со всхлипывающим мужчиной, принялась по-матерински гладить его по растрепанной шевелюре. – Что случилось с вашим месье Сергеем, как его там?..

– Валентиновичем, – буркнул Георгий, ощутивший болезненный укол ревности: очень уж пикантно смотрелась парочка. – Что там с ним стряслось? И где он вообще?..

– «Где, где…» – передразнил неприятный тип, сердито протирая очки подолом своего растянутого свитера неопределенной расцветки. – В Египте, вот где…

– Он что, в Хургаду улетел? – не понял Арталетов.

– Угу, прямо к фараонам… Замурован он. В одной из гробниц Долины Царей.

Жора почувствовал, что челюсть его снова неумолимо тянет вниз. Вот тебе и Ледниковый период…

Фрязино, 2004

Взгляд за горизонт…

Шар огня завершает свой круг надо мной.

Я иду и иду, в край, обретший покой.

И уходит жара, ноги месят песок,

Из оставшихся сил я бреду на Восток.

И пока я смотрю на святую звезду,

Выжимая себя, я бреду и бреду…

Мерная поступь дромадера усыпляет не хуже, чем покачивание люльки с грудным ребенком, особенно если верблюд никуда не торопится, не вынужден подчиняться палке погонщика, а шествует в том ритме, который ему удобен. Это хорошо известно всем путешественникам, хоть раз пересекавшим пустыню на спине этого, не такого красивого, как лошадь, но незаменимого в жарких широтах, животного. Теперь это не понаслышке узнал и Георгий.