Андрей Ерпылев - Золотой империал
— Да-да...
Петр Андреевич был готов поклясться, что невидимый собеседник сейчас рассеянно протирает стеклышки пенсне, как делал приват-доцент Мерзляков, преподававший в кадетском корпусе русскую словесность, когда терял нить беседы и мучительно пытался вернуться на проторенную дорожку.
— Итак, чем обязан столь позднему визиту? — по-светски продолжил граф, устраиваясь поудобнее — шестое чувство подсказывало ему, что ни опасный хищник, ни какой-нибудь не менее коварный головорез в пространную беседу с потенциальной жертвой пускаться не будут... Невидимка уже сто раз мог воспользоваться своим преимуществом, не афишируя своего присутствия. А значит, по крайней мере в ближайшее время, автомат действительно можно оставить в покое.
— Да-да, конечно... С прискорбием должен сообщить, что вы изрядно отклонились от нужного вам курса, — сменил дружеский тон на официальный ночной гость. — Следуя далее, если можно так выразиться, без руля и без ветрил, фигурально, конечно, вы рискуете забраться в такие дебри, возвращение откуда станет вообще проблематичным.
— Значит, есть верный курс... к нужной нам цели? — пытаясь утихомирить заколотившееся от радостного предчувствия сердце, ротмистр едва не сказал домой, но вовремя спохватился, что дом этот — только его и Кавардовского.
— Конечно.
— И как туда... Если вам известно, разумеется...
— Разумеется. Естественно, точного направления, как говорится, пальцем, я вам указать не могу. Не существует в нашем случае направлений... Желаете, я продемонстрирую вам это наглядно, пусть и весьма упрощенно?
— Конечно.
— Прикройте на мгновение глаза.
Петр Андреевич беспрекословно повиновался, и тут же в темноте перед его глазами возникло сложнейшее переплетение разноцветных нитей, среди которых преобладали золотистые, но встречались зеленые и красные и совсем редко — других цветов радуги. Клубок жил своей жизнью, постоянно меняя форму, словно перетекая из неправильного шара в некое подобие куба, и тут же — во что-то конусообразное... Нити извивались, каждую секунду переплетаясь по-новому, создавая все новый и новый прихотливый узор. Ротмистру на мгновение показалось, что он что-то уловил в диком переплетении, но стоило всмотреться — и понимание ускользнуло, а взамен навалилась головная боль, постепенно становящаяся все более и более мучительной. Внезапно он понял, что все то время, что он созерцал разноцветное живое чудо, его окружал какой-то невообразимый шум наподобие какофонии, издаваемой симфоническим оркестром в процессе настройки инструментов, только еще более хаотический и немелодичный. Дали знать о себе и другие органы чувств, причем не с лучшей стороны...
— Очнитесь, граф, — донесся до Чебрикова сквозь волны пульсирующей боли голос невидимки. — Придите в себя.
Ротмистр поднял веки, и наваждение мгновенно пропало, унося за собой мигрень.
Кругом стояла обычная теплая ночь, обволакивающая десятками своих ненавязчивых и донельзя привычных шумов и запахов. Прохладное дуновение ночного ветерка коснулось щеки, ничем не напоминая того дикого ощущения, будто одновременно заглядываешь в разверстое жерло доменной печи, высовываешься из палатки до ветру на арктическом холоде, и к тому же дикий пустынный ветер сечет лицо мириадами песчинок. Запах леса, обогащенный дымком затухающего костра и не слишком освежающим воздух амбре давно не стиранной одежды, казался райским ароматом по сравнению с невозможной адской смесью, только что травмировавшей обоняние графа.
— Простите... — Собеседник казался виноватым и сконфуженным одновременно. — Я совсем позабыл о некоторых особенностях человеческих органов чувств... Так вы поняли, что именно я хотел вам показать?
Разочарование, видимо, было написано не только на лице, но и на затылке Чебрикова, потому что невидимка тут же добавил:
— Однако я здесь для того, чтобы показать вам правильную тропу. Понятие «тропа», естественно, нужно взять в кавычки... Так, вроде бы принято в вашем языке? Понимаете, если бы вы сразу, еще в начале пути, не свернули на неправильную дорожку, то уже давным-давно были бы дома.
— Но...
— Да, те ворота оказались закрыты, но они не единственные, которые ведут из того измерения в ваше, не единственные...
— Значит, правильными были третьи?
— Почему третьи?
— Ну, нам говорили, что ворот в каждом мире три. Невидимка рассмеялся:
— Кто вам это сказал? Ах да... Нет, на самом деле ворот гораздо больше, но все скитальцы-практики...
— Кто-кто?
— Скитальцы. Мы так называем людей... Не только людей... Которые, случайно наткнувшись на ворота, «заболевают» другими измерениями и посвящают путешествиям по ним всю жизнь. Иногда короткую, иногда — длинную. Так вот, среди скитальцев-практиков бытует мнение, что измерения соприкасаются друг с другом исключительно по троичному принципу.
— А на самом деле?
— На самом деле в каждом измерении известны сотни ворот, связывающих их, порой многократно, с другими. Наука же говорит о возможности существования количества на порядки большего...
— На порядки? Это значит — тысячи и десятки тысяч? — не удержавшись перебил лектора Чебриков.
— Точнее — десятки миллионов, — сухо подтвердил невидимка, видимо, недовольный, как и все лекторы, что его перебивают. — Дело в том, что не все они лежат на поверхности и удобны для перехода.
— Это точно! — буркнул себе под нос ротмистр, вспомнив мерзкий вкус протухшей воды ледяного болота, все еще стоящий на языке.
— Увы, бесконтрольное перемещение по измерениям сильно вредит всему Континууму. Вам знаком данный термин?
— В общих чертах...
— Замечательно. Вы обратили внимание на то, что нити в клубке были разного цвета?
— Да, я как раз хотел вас спросить об этом.
— Так вот: перемещаться по золотистым линиям — а их, как вы видели, подавляющее большинство, — можно без каких-либо проблем, хотя и бессистемно, но по красным... Вы наверняка понимаете, что красный цвет — цвет предупреждения...
— Естественно.
— Тогда все просто: зеленый соответственно обозначает предпочтительные пути.
— А другие цвета?
— Вы заметили? — изумился невидимка. — Хотя да... Наверное... Понимаете, я не совсем смогу вам это объяснить... — задумчиво произнес он после некоторого молчания. — Вам известно, что пространство и время взаимосвязаны?
— Да, теория Эйнштейна.
— Извините, не знаю такого... Тогда все просто: синие линии ведут в измерения, расположенные в ином времени, а белые, к примеру... Знаете, я сам толком не разбираюсь в этой области.
Ротмистру показалось, что ночной гость несколько кривит душой. Ну и ладно: не хочет говорить — не надо. И так подбросил разом столько пищи для размышлений, что переваривать все услышанное можно очень долго. Ишь ты — не лгали, значит, фантасты насчет перемещений во времени. Не совсем, вернее, лгали...
— Так чем же опасны красные линии?
— Боюсь, вы не поймете.
— Там что: что-нибудь ужасное? Что-то вроде «холодильника»? Ну того мира после ядерной катастрофы или бесконечного болота...
Невидимка хмыкнул:
— Нет, красные измерения внешне ничем не отличаются от обычных. Во многих из них обитатели очень благополучны. В некоторых — даже чересчур, на мой взгляд. Но это личное. Ваше же «ужасное» болото — всего лишь один из популярных туристических аттракционов, кстати, расположенный на зеленой нити. Вернее, на одном из ее участков.
— А как же монстры?
— Вы имеете в виду лангенохордумов?
— ???
— Довольно безобидные зверюшки, никогда не покидающие облюбованного ими логова.
— Но мы же...
— А зачем, скажите мне на милость, вы покинули установленный туристический маршрут? Обозначенный, между прочим, специальными вешками. Если бы вы двигались там, где положено, появление лангенохордумов (кстати, довольно эффектное, вы не находите?) ничего, кроме чисто эстетического наслаждения, вам бы не принесло. Но вернемся к красным измерениям: опасность в самом проникновении туда пришельцев из другого измерения.
— Антимиры?.. Аннигиляция?..
На этот раз ночной гость откровенно рассмеялся:
— Ну, эти страсти уже чистый вымысел ваших литераторов-фантастов. Опасность в другом — в деструкции всего Континуума, причем совершенно неуправляемой. Хорошо, что пока... Подчеркиваю, пока ни один из скитальцев не добрался до красного измерения. Если же доберется...
— Катастрофа?
Чебрикову показалось, что невидимый собеседник развел руками.
— Пока это известно только в теории. Да и в этом, надо вам заметить, многие не сходятся во мнениях. Кто-то считает, что в случае инвазии весь Континуум б. дет необратимо изменен или даже уничтожен, другие, но их, к счастью, меньшинство, настаивают на том, что некая структурная перестройка Континууму не повредит.
— Знаете, — заметил ротмистр, припоминая прочитанную им «Историю России». — Не нравится мне с некоторых пор слово «перестройка»... Чем-то катастрофическим от него отдает.
