Андрей Валентинов - Генерал-марш
Папироса погасла. Ольга вновь полезла за зажигалкой и тут только заметила, что на остановке не одна. Кто-то стоял неподалеку – с нее ростом, в темном перешитом пальто и старой шапке. Руки в карманах, значит, наверняка без перчаток. Зотова вспомнила о подарке Семен Тулака – лайковом чуде фирмы Дерби. Специально на самое видное место положила, а все равно забыла надеть…
Зажигалка щелкнула, погасла. Бывший замкомэск отбросила недокуренную папиросу, закусила губу. Что-то не так… Человека в пальто она уже определенно видела, только одетым совсем иначе. Пальто явное лишнее, должна быть шинель, такая же, как на ней самой…
Сейчас обернется!
А еще должен быть ремень с бляхой, но не артиллерийской, как у нее, а обычной, пехотной…
Повернулся, кивнул без улыбки.
– Добрый вечер, товарищ Зотова.
Ольга едва не захлебнулась ледяным воздухом.
– И тебе добрый, товарищ Вырыпаев.
Виктор, вынув руки из карманов, пошевелил пальцами правой, поморщился, взглянул мертвым недвижным глазом.
– Мне подойти?
Хватило сил кивнуть. Вырыпаев шагнул вперед, на свежем снегу четко отпечатались следы ботинок. Вдали послышался негромкий звон – часы на башне Главной Крепости играли «Интернационал».
Приблизился, протянул левую руку:
– Можешь заодно ущипнуть. Хочешь – меня, хочешь себя.
Шутил, но левый живой глаз смотрел серьезно, твердо. Старый шрам на щеке побелел.
– Ущипну…
Рукопожатие было теплым, живым. Ольга, не выдержав, отвела взгляд. В призраков она не верила, но и в такие случайные встречи – тоже.
– А вот скажи, товарищ Вырыпаев, что там с пресмыкающимися не так?
– «Во рту она держала кусочек одеяла…» – ничуть не удивился тот. – Голодная была. В последний раз мы с тобой виделись в тот день, когда я докладывал у Сталина. Ты еще цифры перепечатать успела – раскладку по расходам на покупку обезьян… Это я, Ольга, прими, как данность. Искать меня не надо. Ничего не найдешь, а тебе и так уже досталось.
Слова падали ровные и правильные. Бывший замкомэск слушала, кивала согласно. Не верила.
– Искать не надо, – повторила она. – Поняла, не маленькая… Это хорошо, что ты про обезьян помнишь. А как ты умер в 1922-м?
Живой глаз весело блеснул.
– Уже рассказали? Все просто, Ольга. Я служил у Махно. Пока шла война, на это не обращали внимания, но потом за таких, как я, взялись всерьез. В 1922-м намечалась очередная чистка. У меня в военном столе родственник, он помог, выправил бумагу. Запасные документы у меня были, думал уехать, начать все сначала. Тогда не понадобилась, а сейчас, как стали копать, все и всплыло. Еще что-то хочешь узнать?
Ольга пожала плечами:
– Зачем? Ты жив, все в порядке… Разве что про кладбище. С кем ты там был? И зачем?
– Ты про Ваганьково? – ничуть не удивившись, уточнил Виктор. – Там я был несколько раз в связи с делом Игнатишина. Склеп семьи Шипелевых, в нем оборудован тайник. Говорю тебе, чтобы ты больше этим не интересовалась, ничего там сейчас уже нет. А вот с кем туда ходил, сказать не могу, извини.
Сзади послышался знакомый стук колес – к остановке подъезжал трамвай. Вырыпаев дернул уголками губ:
– Поезжай, пора мне!
Ольга, не став спорить, протянула левую руку. На этот раз почудилось, будто в ладонь ей вложили кусок льда. Уже стоя на подножке, она обернулась. Виктор стоял недвижно, в незрячем глазу тускло светилась снежинка.
Трамвай тронулся, девушка взялась за ременной поручень, уткнулась горячим лбом в затянутое льдом стекло. Надежда, еще теплившаяся в душе, угасла, искать было некого и незачем.
Виктор Вырыпаев мертв.
* * *– Давно в ресторане не была! – Мурка, улыбнувшись, отхлебнула из бокала. – Странный ты человек, Леонид Семенович. Ни погулять, ни повеселиться, одна служба на уме. Даже сейчас весь в мыслях, отвлечься не хочешь!
Товарищ Москвин допил вино, не чувствуя вкуса. Гражданка Климова ошиблась, именно в эту минуту думать ни о чем не хотелось. Потому и не стал спорить, когда в ресторан потянула. Хоть часок, но можно отдохнуть, поболтать о всякой ерунде. Не одной Марусе «служба» поперек горла стала.
– Чего играют? – девушка прислушалась, наморщила нос. – А, знаю! «Девочка Надя», у соседей граммофонная пластинка была.
Леонид улыбнулся.
Как цветок душистый аромат разносит,Так бокал игристый тост заздравный просит.Выпьем мы за Марусю, Марусю дорогую,Свет еще не видел красивую такую…
Подлил вина, поднял бокал повыше. Отпил.
– Это грузинская песня «Тамара», у нас ее Морфесси пел, который сейчас эмигрант. За границей ее называют «Русский тустеп».
Мурка, опершись локтями на скатерть, потянулась вперед.
– Ты прямо профессор, Леонид Семенович, такие вещи знаешь. Расскажи еще чего-нибудь!..
Товарищ Москвин не стал спорить.
– «Девочка Надя» потому называется, что в Столице кондитерская фирма была, шоколад свой рекламировала. К каждой покупке ноты прилагались, а там песня. Так и разнеслось по стране.
Все эти подробности он узнал от Блюмочки. Вот кто действительно профессор, пробы негде ставить!
– Ох непростой ты человек, Леонид Семенович! – девушка уже не улыбалась. – Жаль, меня к себе близко не подпускаешь. Ничего, подожду, я терпеливая!..
Завернули в «Метрополь», благо совсем близко от работы. Товарищ Москвин знал, что сюда часто захаживают из Главной Крепости, поэтому их визит никого не удивит, даже если в зале есть чужие глаза. Главное, не позволять ничего лишнего – и о тайнах служебных не трепаться в полный голос. Поговорить же с Муркой стоило. Виделись они в последнее время нечасто, откровенничали еще реже. Мало ли какие мысли гражданке Климовой в голову прийти могут?
* * *– Езжу много, и по редакциям, и по начальникам всяким. Мне даже, смеяться будешь, авто выделили, словно нэпманше какой. А еще меня в «Правде» напечатали, заметка маленькая, инициалами подписанная, но все-таки…
Леонид курил третью папиросу подряд, прикидывая, что отдых не получился. Сам виноват! Поддался бы на Марусины чары, сейчас уже вторую бутылку бы допивали, предвкушая беззаботный вечерок и веселую ночку. Как ни крути, девица штучная, не соскучишься с такой.
Он и сейчас не скучал. Агент из Мурки получился первоклассный.
– А тетка хорошая, несчастливая только. Пока царь был, по «кичам» и по ссылкам моталась, потом в «Правде» работала почти без отпуска. Совестливая – за санаторные путевки из собственного кармана платит, не хочет бесплатно получать. И ко мне хорошо относится. Говорит, что поможет в газету устроиться – в редакцию или репортером. Даже не хочется тебе ее сдавать…
Товарищ Москвин, покивав сочувственно, взялся за бутылку, разлил остаток.
– Никто ей плохого не сделает. И не сдаешь ты ее, а помогаешь защищать. Она из семьи сама знаешь кого, тут любая мелочь важна. Насчет газеты ты, конечно, не отказывайся, но и не увлекайся. Зачем это тебе?
Мурка подняла бокал, привычно отставив мизинец. Затем спохватилась, спрятала.
Поглядела странно.
– Мне-то? Уж не для того, чтобы про фабрики и заводы глупости сочинять. А вот получу командировку во Францию по линии Профинтерна и в Париж прокачусь – поглядеть, что там и как. Ты же, Леонид Семенович, только завтраками меня кормил, а теперь про обещанное даже и не вспоминаешь. Так я и сама могу. Ручкой сделаю – и пойду по Европам гулять.
– Действуй! – не стал спорить товарищ Москвин. – Дадут тебе за все про все пять червонцев суточных, вот на них и будешь новую жизнь строить. В шлюхи не возьмут: языка не знаешь, и сутенера знакомого нет. Ограбят, в ножи поставят – и в речку кинут. А если в полицию попадешь, то вначале ногами отметелят (это у них «пропускать через табак» называется), а потом законопатят на тамошнюю кичу. И будет тебе полное счастье.
Климова отвернулась, дернула плечом.
– Ладно тебе, я же не всерьез. Лучше слушай… У этих, которые давно в партии состоят… Как их называют?
– Старые большевики, – Леонид на всякий случай оглянулся. – Говори тише.
«Метрополь» был полон, оркестр гремел, посреди зала танцевали пары, но товарищ Москвин предпочитал перестраховаться, твердо решив в следующий раз назначить встречу в более тихом месте. Квартира, которую он снял для Климовой, уже не внушала доверия. Нужна «конспиративка», как и полагается при правильной работе с агентом.
– Старые, – неуверенно повторила Мурка. – Старые, это верно, но, знаешь, там не только большевики. У тех, кто еще при царе на кичах парился, общак имеется. Не разбираюсь я в партиях всяких, но Мария… то есть тетка говорила и про меньшевиков, и про каких-то максималистов. Есть такие?
– Есть, – шевельнул губами бывший старший оперуполномоченный. – Эсеры-максималисты. Сейчас они вне закона.
– Общак называется очень красиво – «Политический Красный Крест». Тетка и ее сестра старшая, Анна, там заправляют, через них все деньги проходят. Документы есть, но тетка их дома не хранит, осторожная очень. Кому именно помогают, могу узнать, мне она доверяет. Нужно?
