Дмитрий Старицкий - Горец. Гром победы. Книга четвертая (СИ)
— Это Центральная. Я могу переговорить с командором Кобчиком? — Кобчик у аппарата.
— Прекрасно. Я лейтенант Форш. Вам привет от тети Моли. Она просила вам передать, что телефонная станция теперь наша. Так что можете говорить свободно. Телефонных барышень заменили мои ребята. Но нам требуется пехотное прикрытие, чтобы удержать станцию.
— Сколько у вас пулеметов? — Один ручной 'гочкиз'. Требуется хотя бы еще одна машинка, чтобы надежно удержать городскую связь в своих руках.
— Все понял, — кинул я взгляд на план города.
— Один вопрос к вам.
— Хоть два, командор, — усмехнулись в трубке.
— Это действительно, что все телефонные барышни на морду жуткие крокодилки? — Видал я баб и пострашнее, господин командор, — ответили в трубку и отключили связь Началось. Второй акт Марлезонского балета. Фраза про крокодилок и ответ на нее был заранее согласованым мною с генералом Моласом паролем. Во избежание всякой неожиданности. Все же мятежных гвардейцев за дураков мы не держали. Опасно это… держать враг за дурака. Скажете на воду дули? Может и так, но всяко лучше перебдеть, чем недобдеть. * * * БПЭМ смел баррикаду, как кучу мусора. Даже не притормозив. Башенный пулемет, поднятый на максимальный градус возвышения, легко сбил с крыш несколько подозрительный групп людей. Честно говоря, я ожидал большего сопротивления от мятежников обложивших захваченную людьми второго квартирмейстера генштаба телефонную станцию с целью ее отбить обратно. Бегущих по мосту инсургентов расстреливать в спины мы не стали. Лишнее это. Только мотивирует врага на ожесточенное сопротивление. Зато расчистили весь квартал около 'Центральной' вплоть до набережной. И один мост у нас уже оказался под постоянным прицелом. Подо мной уже пятая часть города. Если считать с внутренним замком, в который мы не входили по просьбе императора, то четвертая. Практически без потерь, что особо радует. Запарковал БРЭМ у черного входа телефонной станции и хрустя битым стеклом просто переступил через низкий подоконник выбитого окна. Ягр прыгнул за мной, с пулеметом наперевес. Оставив на пустом первом этаже пост, поднялся по лестнице в аппаратную. За пультами телефонного соединения сидели и втыкали штекеры в гнезда молоденькие ефрейтора инженерной службы. Телефонные барышни оказались вполне себе обыкновенными, даже симпатичными, скромно, но со вкусом одетыми, падающими в обморок при близких звуках выстрелов. Причем 'пробки' из них вышибало натурально, не для кокетства. Привыкли они тут к спокойной жизни и прилично оплачиваемой работе. Но теперь они толпились кучками у свободной стены, не понимая того что случилось. Мятежники их с рабочих мест не сгоняли, а просто оставили техника-унтера с двумя гвардейцами для надзора. А вот люди Моласа произвели форменную революцию. Девушки дернулись было ко мне, наверное с жалобами, но увидев в распахнутом вороте моей кожаной куртки Рыцарский крест, смирили свой порыв и вернулись к стене. Лейтенант Форш сидел в кабинете начальника станции, огороженном от операционного зала стеклянной стеной, в обычном полевом мундире с белой ленточкой, повязанной на левый бицепс. Никаких наград и отличий на его форме не было.
— …да, да… вы меня правильно поняли, — рокотал он в телефонную трубку.
— Если не освободите от себя вокзал в течение часа, то туда подойдет Кровавый Кобчик со своими горцами-головорезами, и тогда я уже не смогу вам дать никаких гарантий. Так что думайте быстрее. Я вам перезвоню через полчаса. Повесил трубку на рычаг и вытер рукавом покрывшийся испариной лоб.
— Это кого ты, лейтенант, моим именем пугаешь? — спросил я хохотнув. Тот просто показал мне на кресло, предлагая садиться, и из тумбы письменного стола вынул бутылку старки и два стакана.
— Ничего, командор, что я так с вами фамильярно, — вроде как извинился он.
— Не привык я как-то носить мундир. Служба моя больше предполагает ношение партикулярного платья. Но… обстоятельства вам известные привели к тому, что в эту мясорубку бросили всех. В том числе и тех, кого готовили к внешней разведке. Как меня к примеру. Чую не работать мне в будущем по специальности. Засветился. Разлил по трети стаканов и извинился.
— А вот закуски нет, не додумались. А барышни свой обед съели прямо перед нашим приходом. Выпили. Лейтенант посмотрел на меня вопросительно, не увидел в моих глазах жажды продолжения банкета и убрал бутылку обратно в тумбу стола.
— Доложите обстановку, лейтенант, — приказал я, не заостряя внимания на его провокативное поведение.
— Сверим наши карты. Кстати, у вас связь с тетей Моли есть? — Есть, все у нас есть, — неожиданно ответил он мне по-рецки. Тут все-таки телефонная станция, а не водокачка. Неинтересно быть большим командиром. Прав был неистовый кавалерист граф Бьеркфорт когда заявлял что в чем выше поднимаешься по военной карьерной лестнице тем больше твоя работа напоминает канцелярскую. Отдал приказ и сиди, перекладывай бумажки с места на место, жди, когда сообщат о его выполнении… или не выполнении. Куда как интереснее самому выполнять боевые миссии. Но… но… командование приказало мне командовать, а не бегать по городу с автоматом. Может поэтому мне больше всего авиация нравится, что там даже генералы летают и ведут подчиненных за собой в сражение, а не посылают их в него. Даже в двадцать первом веке земной истории. Распорядился о вооруженном сопровождении телефонных барышень, тем, кто жили недалеко от станции, чтобы проводили и оберегли их штурмовики по дороге. И распустил всех девиц с извинениями по домам. Тех, что квартировали в других концах города, подруги забрали с собой на временный постой. Враг и так знает что телефонная станция нами захвачена. Чего тогда баб тут у стенки на ногах держать часами? Уши греть им ненужной им информацией? Корми их еще, когда у самих питание, как следует, не налажено. Да и туалет тут не резиновый, никак не рассчитанный на два комплекта операторов. А первый этаж мятежники в мелкую крошку успели покоцать ручными гранатами… К вечеру вся западная часть города до реки была в моих руках. Потери при этом понесли невеликие. И мы, и мятежники. Тем стоило заслышать лязг гусениц по брусчатке, как они бросали свои спешно выстроенные из всякого мусора баррикады. Танкобоязнь развивалась по возрастающей экспоненте. Да и свои приданные солдаты их новых, присланных уже днем ко мне императором, старались держаться от бронеходов подальше, потому как по дороге в город от Охотничьего замка сами видели размазанный на ней 'гвардейский фарш'. Да и не так много сил у мятежников было на этом берегу реки. Так… завеса. Основные силы Тортфорта были на востоке города. Фельдмаршала мятежный граф боялся больше чем меня со всей моей бронетехникой, чего не сказать о рядовых гвардейцах, среди которых 'солдатский телеграф' работал быстрее, чем проводной. А у страха глаза велики. Между нами легла двухсотметровая по ширине лента глубокой реки с тонким льдом и всего два моста. Все перевозчики еще осенью поставили свои ялики на прикол и попрятались по домам. Обо всем этом я доложил по Моласу по полевому телефону. Предложил ночной штурм мостов с бронетехникой, но был остановлен.
— Не зарывайся, Савва. Не вражеский город берем на шпагу. Чем меньше в городе будет разрушений, тем лучше для нас.
— Теряем темп, экселенц, — возразил я.
— Этого не бойся. Территория мятежников и так усыхает как выкинутая на пляж медуза на солнце. Сама по себе. Завтра подойдет Бьеркфорт со своими передовыми полками и будет легче. Да и фельдмаршалу остался всего один дневной переход до вокзала. Если пешком идти будет. Ты мне лучше другое скажи… Ты молодой, глазастый. Не заметил ли чего странного? — Заметил, экселенц. Очень много пулеметов системы 'лозе' у мятежников. Намного больше штатной численности. Это только те, что попали к нам трофеем. Тяжелые они, тикать с ними неудобно. Вот и бросают их инсургенты.
— Что ты хочешь этим сказать? Конкурента топишь? — Ничего, экселенц. Просто констатирую факт. Как там Ремидий? — Крепкий старик. Очнулся и первый его вопрос о тебе. Цени.
— Ценю. Его надо домой отвезти. Там климат для выздоравливающего лучше.
— Очистим столицу от мятежников тогда сам и увезешь. Устраивает тебя так? — Лучше всего.
— Тогда оставайся на месте. Менять командование сейчас глупое дело. Выспись ночью, как следует, завтра тяжелый день будет. Повесил трубку на рычаг и усмехнулся. Дело ясное, что дело темное… Темнит что-то Молас. Посмотрел на любопытствующие глаза лейтенанта Форша и сказал.
— Батареи в телефонах поменяйте, садятся. Будут меня искать я в своей городской резиденции. Координатором на хозяйстве остаетесь вы, лейтенант. Вздохнул. Подумал немного и спросил.
— Что интересного записали ваши 'слухачи' из телефонных разговоров? * * * Небо обложило тяжелыми облаками и снова сверху полетели 'белые мухи', и мне показалось, что это довольно странно, что раненая лопатка всегда у меня всегда болит перед дождем и никогда перед снегопадом, хотя если вдуматься, то это явления одного порядка. Осадки. Расслабиться не давала фраза Моласа 'о странном'. Так что прежде чем попасть на место ночлега я объехал на БРЭМ посты по периметру и задал там всем караульным тот же вопрос. Никто ничего особо странного не узрел. Полюбовался на речные мосты и гранитные набережные, покрытые свежим снегом. Прикинул, что именно ночью их вполне можно было взять с помощью бронетехники 'на рывок', так как пушек там у мятежников не стояло. Но у командования свои тараканы по извилинам бегают и расчеты у них не только боевые, но и политические, о которых я совсем не осведомлен. В графском особняке меня ждал остывший ужин и хозяйка с претензиями. Хозяйка… здравствуй хозяйка… Вот уж не ждал не гадал.
